БАРНАУЛЬСКИЙ НАТАРИЗ - Владимир Голышев

Распутин (с иронией): Ловко шурудишь. По-твоему выходит святость воссиява́ет по букве? Тогда со́бинный унирсите́т заведи – чтоб попы студентиков на святых обучали.

Александра Федоровна не выдерживает, прыскает от смеха и смущенно закрывает рот рукой.

(серьезно) Нет тут торного пути. Попы угодников божьих точно пехотинцев по полкам расписали: того – пушки жиром мазать, этого – по глине на брюхе лезть. А ить у кажного своя судьба, на кажного у Бога свой умысел. Почнёт боголюбец себя под букву ломать – пропадёт. Вон Феофан. Душа чистая – да задавил он ее буквой-то, замордовал… Нет, Мама. Тут без ухвата надоть. Дитёнка Господь всегда за ручку возьмет и путь укажет. Да еще орехов в карман насыплет, чтоб не заскучал.

Александра Федоровна: А если не указывает?

Распутин (грозно): Выпороть тогда! Господа-то. Шоб неповадно было.

Александра Федоровна опять прыскает, закрывает лицо руками, но уже не может остановиться и трясется в беззвучном смехе.

(мягко) Ежели ты ангела ждешь с депешей на гербо́вой бумаге – недожжёсси. Господь уже все сказал, да у тебя в кажном ухе по ухвату – где тут услышать! (со значением) Думаешь, в чем живешь – спроста́? Тут тебе всё – и путь, и подвиг, и столп, и крест.

Александра Федоровна: А как понять: где что?

Распутин (качает головой): Невозможно. Да и нужды нет. Просто знай, что у тебя тут всё. И не пялься в чужое оконце – в себя гляди. Да всякий раз новыми глазами. Да не загадывай назавтра… Вон мужик на телеге едет: поди распознай – где он. Миг спустя уже другое все: то тряхнуло – на камень наскочил, то веткой по глазам стебануло, то у мерина из под хвоста что-то упало. Вот она жисть! Миг за мигом проживай будто кажный – новый, и прежде не было ничего. Сердце слушай. А ухват…

Берет из ее рук воображаемый "ухват".

…За шкап задвинь.

Сует его в проем между буфетом и стеной и стряхивает с рук воображаемую пыль.

Горшок зашкворчит – достанешь. Так-то!

На пороге появляется Николай. На нем хорошо пошитый штатский костюм. В руках бумажный пакет – мучное и сладости к чаю. Александра Федоровна с девичьей пылкостью бежит к нему. Они обнимаются и целуются как юные влюбленные. Появляется Вырубова.

Вырубова (дуется): Ну вот! Не позвали.

Николай (доставая из кармана бутылку ликера): Вот тебе, Аннушка, посильная компенсация. Шерри-Бренди. Неси рюмки. Будем сквозняки побеждать.

Обнимается и троекратно целуется с Распутиным. Вполне обыденно – как с другом детства с которым давно не виделся.

Давно пришел, Григорий Ефимович? Мама тебе не сильно докучала своими глуби́нами?

Александра Федоровна (в тон мужу): Начала́ было. Но наш Друг вовремя привел мерина, у которого из под хвоста что-то упало.

Все, кроме Вырубовой, смеются.

Николай: Заинтриговали.

Азартно потирает руки и быстрыми шагами идет к столу.

(оборачиваясь) Возьмите в пакете – там калачи, сушки и какие-то якобы "необыкновенные" конфеты. (ироничная ремарка, вполголоса) У этих кондитеров всё "необыкновенное"… (громко) Ну где же чай? Полцарства за чай!

Рядом возникает Вырубова с рюмками и раскупоренной бутылкой.

Осторожно, Аннушка, у тебя в руках в каком-то смысле судьба империи.

Вырубова (сердито): Если не прекратите насмешничать, я ее нарочно уроню. Вот увидите…

Занавес.

Сцена третья.

Сцена затемнена. В правом углу стоит массивная дверь. Через всю сцену слева направо медленно идет человек лет 30-ти. Это нотариус из Барнаула. На нем изрядно поношенный чиновничий сюртук и фуражка. В руках – распечатанное письмо, которое он только что получил. Под мышкой – потертая кожаная папка. "За кадром" звучит надтреснутый голос пожилой женщины – его матери. Он озвучивает текст письма, которое нотариус читает на ходу.

Голос матери нотариуса (строго): …Намерение твое, Вадим, я все ж таки решительно не одобряю! И батюшка твой покойный, не позволил бы состояться авантюре сей! Хотя конечно крайняя отчаянность положения нашего дает некоторые моральные основания… Только бы до Барнаула слух не дошел! В газетах корреспондируют подробности самого безнравственного характера. Скажут: одного поля ягоды, раз протекциони́рует. Тут только повод дай – за порог не выйдешь. Народ сам знаешь какой. А у тебя сестра – девица. Да и будет ли прок?.. Ну да все в ру́це Божией. Может и выгорит дело. Скажи: мать на одре болезни без средств. Сестра, мол, красавица. Цветочек скажи. Розан. Скажи: вместе придем благодарить, отец родной, если удовлетворят… Ведь бывали же случаи. Может и тебя сподобит Господь. За молитвы матери…

Нотариус дошел до двери, убрал письмо в папку, перекрестился и нажал на звонок. Пространство за дверью мгновенно залил свет. Там нечто вроде приемной, в которой толпится масса народа – "каждой твари по паре": пожилые и молодые, богатые и бедные, мужчины и женщины, в мундирах и почти в лохмотьях. Мебель самая непритязательная – потертый кожаный диван, венские стулья, тумбочка с телефоном. Слева – дверь в распутинский кабинет.

Полная тишина сразу после звонка нотариуса сменилась "вокзальным" шумом, в котором выделяются напевный "приторный" голос Акилины. Она без конца отвечает на телефонные звонки, бросает реплики ожидающим, открывает дверь и встречает новоприбывших.

В глубине сцены как бы другое помещение – столовая. Там за самоваром заседает "распутинский кружок" – мать и дочь (Муня) Головины, Лохтина, сестра Вырубовой Александра Пистолькорс с мужем-офицером. Время от времени к ним присоединяется Акилина.

В момент, когда нотариус позвонил в дверь, Акилина разговаривает по телефону.

Акилина (в трубку): …Да, моя хорошая. Вечерком приходи. Тихими стопами… Давай, горлица моя ненаглядная. Аки крин сельный воссияй. Плечики ослободни. Благовониями себя облагоуха́й. Батюшка до сего дюже охоч… Ну, помогай те Христос!

Идет открывать дверь.

Иду-у-у! ("жалуется" ожидающим) Ох-ох-ох. Вишь, всяк доку́ку свою батюшке несёт.

Открывает дверь

(нотариусу, как бы отвечая на вопрос) Принимаем, принимаем. Лобызаем-обнимаем. Притулись где-нибудь, солдатик, и Богу молись.

Нотариус находит себе место и нервно протирает очки большим белым платком. Тем временем у двери появляется Вырубова с большим кожаным портфелем в руках и фотограф с большим деревянным фотоаппаратом на штативе. Звонок. К двери бежит Акилина.

Иду-у-у! (открывая дверь) Принимаем, прини… (другим тоном) Анна Александровна?

Выглядывает за дверь и озирается по сторонам. Ее как будто подменили. Перед нами ловкая интриганка с чисто криминальными повадками.

(про фотографа) Этот с вами?

Вырубова не считает нужным отвечать. Она молча заходит, не глядя, скидывает на руки Акилине пальто с лисьим воротником и, не сбавляя темпа, направляется в столовую. Увидев ее, весь "распутинский кружок" как по команде встает из-за стола. Все указывает на то, что она в этом доме – хозяйка. Ожидающие в прихожей оживленно шушукаются. К Вырубовой подбегает Акилина. У нее в руках два бумажных свертка.

Акилина (Вырубовой, вполголоса): Здесь от давешних аванс и так – по мелочи.

Вырубова оглядывается по сторонам и открывает портфель.

Вырубова (строго): "По мелочи" – это сколько?

Акилина что-то ей шепчет на ухо.

(насмешливо) Ага. И себе столько же. (холодно) Я не люблю непорядочности. Если хоть копейку найду сверх огово́ренного…

Акилина (взволновано): Анна Александровна, разве ж я когда повод давала?! Нешто я не понимаю…

Вырубова (примирительно): Ладно. Я сказала – ты меня поняла.

Кладет первый сверток в портфель, вертит в руке второй, вопросительно смотрит на Акилину.

Акилина (поясняет): Прошения от старца… Я всё интересное отложила. Одно – особенно…

Оглядывается по сторонам. И горячо шепчет Вырубовой на ухо. До нас долетают только обрывки фраз.

…в Крыму санаторию за счет казны… высочайшее соизволение… словечко только замолвить… целый капитал!..

Вырубова с брезгливой гримасой отстраняется от Акилины.