Больница скорой помощи - Дмитрий Суслин

Парень на соседней койке перестал раскачиваться и уставился на Димку. Его взгляд не понравился Сергею, и он встал между парнем и мальчиком.

Время шло, но Марья Семеновна не возвращалась. В палате было не жарко, и голый Димка начал мерзнуть и покрываться гусиной кожей. Валя увидела это и укрыла его ветхим одеялом, которое было тут же. Но Димка тут же его с себя сбросил.

– Колючее! – проныл он. Как и во всех больницах, одеяла, здесь были шерстяные, и, разумеется, без пододеяльников.

– Я тебе сейчас дам, колючее! – Валя так цыкнула на племянника ставшим вдруг металлическим голосом, что мальчик тут же замолк, и когда тетя вновь накрыла его одеялом, не проронил ни звука.

Прошло еще несколько минут, и Сергей начал терять терпение.

Он начал злиться и нервничать.

– Это просто поразительно, – прошипел он Вале, – я не устаю удивляться нашему стилю работы. Больше всего на свете я ненавижу врачей.

Валя промолчала. Она знала, что в такие минуты лучше воздержаться от каких-либо комментариев. Сергей должен был выговориться в одиночку. И он дал полную волю своему языку. Что он только не сказал про врачей и про Марью Семеновну в частности. Однако это не помогло. Никто из медперсонала не приходил.

– Может, уйдем отсюда? – робко попыталась предложить Валя.

Сергей отрицательно мотнул головой.

– Ну, уж нет! – воскликнул он. – Я сейчас ее приведу.

С этими словами он выскочил из палаты. Валя и Димка остались одни в палате, полной спящих и умирающих людей, которые попали сюда с острыми отравлениями. Девушке стало не по себе. Она вздрогнула, когда из противоположного угла кто-то громко застонал. Она посмотрела в ту сторону и увидела мужчину, который, сбросив с себя одеяло, словно пытался разорвать себе грудь. Видимо у него начался приступ боли.

– Лежи смирно, – сказала Валя Диме, который попытался привстать, чтобы посмотреть на кричавшего мужчину.

– А почему та тетенька была вся в крови? – шепотом спросил мальчик Валю.

– Не знаю! Ложись и не разговаривай.

– А что со мной будут делать?

– Увидишь. – В этот раз в голосе тетушки уже не было строгости. Она явно сочувствовала племяннику.

* * *

Сергей сделал всего несколько десятков шагов, после чего сразу заблудился в лабиринте коридоров больницы. Где-то в конце одного из коридоров он увидел мелькнувший силуэт в белом халате и розовой медицинской шапочке, как раз такой, какая была у Марьи Семеновны. Сергей кинулся туда, и естественно никого не нашел. Он тыкался во все двери подряд, но попадал или в палаты, причем совершенно ему не нужные, или в хозяйственные помещения. Процедурные и перевязочные все без исключения пустовали. Марьи Семеновны он не нашел ни в одной из них. Но самым странным было то, что он не встретил ни одного человека в белом халате. Весь медперсонал словно куда-то испарился. Наконец Сергей оказался вообще на другом этаже, а на каком находится токсикологическое отделение, он уже не помнил.

* * *

Старик лежал на каталке и умирал. Он умирал уже два часа. Ровно столько прошло времени с того момента, как две санитарки забыли его здесь в этом темном закутке, а сами куда-то убежали, после того, как их кто-то позвал зычным не терпящим возражений голосом. Они что-то недовольно проворчали, затем сказали старику, чтобы он дожидался их, а сами ушли. Старик прошептал сухими губами им вслед проклятия, но они все равно ушли. Это было для него совсем некстати.

Ах, как все вышло банально! Неужели это он, подобно простым смертным, не поняв приближение смерти, оказался так беззащитен перед нею? И как глупо все получилось. Несколько недель он не выходил из дому, а тут вышел, и вдруг так защемило сердце. И он не смог с этим справиться. И от дома ушел слишком далеко. И язык отнялся, чтобы назвать адрес. И хоть бы кто из этих идиотов дотронулся до него! Не один. Словно знали. Словно кто-то невидимый вдруг воздвиг стену между ними и ими. Они стояли и молча ждали неотложку. Напрасно он сел на лавку, а не упал прямо на землю? И санитары оказались слишком прыткими. Ублюдки! Он просто не успел. Не успел.

Умирать было тяжело. Особенно сознавать это. И в то же время хотелось, чтобы быстрее все кончилось. То, что он был один, продлевало муки старика. Он лежал на спине и хрипел, потому что ему было трудно дышать. Ему казалось, что он хрипит громко, и его обязательно кто-нибудь услышит. На самом же деле никто кроме него самого этого не слышал. Перед мысленным взором умирающего пробегала вся его жизнь, а прожил он не мало – сто четыре года. До малейшей детали вспомнил он тот день, когда старшая сестра привела его в маленький низенький домик. Ему тогда было пять лет. Домик, который даже ему малышу показался ненастоящим, а игрушечным, стоял на самом краю их городка. Можно даже сказать, что он был за городом. Их встретил старик. У него было такое лицо, словно он ждал их. Сестра показала ему брата. Мальчонка старику понравился, и они стали ходить туда каждую неделю. Сестра говорила ему, что это их дед. И он верил ей. Это теперь он прекрасно понимает, что тогда она обманула его. А потом сестра однажды ушла домой без него и так никогда больше не вернулась. Он остался жить с дедом в его доме. Дед всем говорил, что это его внук, но люди ему не верили, потому что у такого старого человека не может быть такого маленького внука. Но говорить об этом они не решались, потому что боялись старика. Потом они стали бояться и его. Жизнь он прожил бурную, видел очень много и побывал почти везде, где только можно было. Это сейчас он оказался в этом непримечательном крупном городе. Он прожил в нем последние тридцать лет, потому что уже не мог так часто менять местожительства. И тут никто не знает кто он такой на самом деле. И хорошо, что не знают. Он бы и сам об этом не хотел знать.

Нет ничего хорошего в ворошении прошлого. Особенно тогда, когда оно совершенно не было светлым и радостным. У старика прошлое не было светлым и радостным. Напротив, оно было темным, более чем темным. Но самое страшное в его жизни это было то, что он всегда был совершенно один, и вот теперь не кому ему даже подать руки, чтобы он мог спокойно отправиться туда. В голову упорно лезла банальная фраза о том, что вот, настал час, и некому ему подать воды. Хотя не вода нужна была ему сейчас. Не вода.

А оттуда его уже звали. Звали звонкие пронзительные голоса. Он готов был отправиться к ним, но не мог вырваться из собственного тела. Оно весило миллионы тонн, и не отпускало его от себя. Казалось, что тысячи толстых цепей шли от земли и крепко держали его на этой каталке. Каталка была жесткая, и за два часа лежания на ней, тело старика стало невыносимо болеть. Он давно уже забыл восприятие боли. Боль он чувствовал очень давно, наверно лет пятнадцать назад, и вот теперь он снова мучился от боли. Только не мог пошевелить ни единым членом. Глаза его были закрыты, но он и без этого знал, что рядом никого нет. Он это чувствовал. Очень хорошо чувствовал.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});