Литературная Газета 6577 ( № 47 2016) - Литературная Газета

– Напрашивается вывод: в целях экологии культуры нужна цензура? Неужели академик призывал к этому?

– Вовсе нет. Однако, будучи в целом мягким человеком, Дмитрий Сергеевич умел быть весьма жёстким, когда речь шла о загрязнении истоков культуры – классики, народного искусства, языка. Он был поборником духовных, семейных ценностей. И если бы он был жив сегодня, то встал бы в один ряд с противниками выставки фотографа, который вдохновляется наготой несовершеннолетних. И ещё: при всём искреннем уважении к экспериментам наших музейщиков, не думаю, что Дмитрий Сергеевич оценил бы интрузию образа трупа в пространство традиционной музейной экспозиции.

– Вы не хотите, надеюсь, сказать, что в болгарском архиве Лихачёва найдены призывы академика подбрасывать в театры свиные головы?

– Ни в коем случае. Истории с обливанием экспонатов мочой, с разрушением барельефа Мефистофелю придуманы как раз для того, чтобы скомпрометировать общественные движения, выступающие за экологию культуры. Но я уверен, что Дмитрий Сергеевич был бы возмущён, к примеру, тем, как произведения русской классики ставятся на подмостках некоторых современных театров.

Об интерпретации классики

– Вообще-то Лихачёв выступал за свободу творчества.

– Безусловно. В том числе он отстаивал право художника донести свой замысел до аудитории – без помощи навязчивых толкователей.

«Зоной экологического бедствия может оказаться кино, классический репертуар театров, частично музыка» , – предсказывал Д.С. Лихачёв в конце прошлого века. Сегодня мы становимся свидетелями наиболее решительных «авторских прочтений» классики именно в кино и театральных постановках.

Дмитрий Сергеевич призывал защищать классику. И прямо называл, что именно ей угрожает. Во-первых, «вульгарное преподавание, скучное популяризаторство» . Во-вторых, « засилье массовой культуры» . В-третьих, «абстракционизм, сюрреализм, абсурдное искусство» …

– Дмитрий Сергеевич опасался абстракционизма и сюрреализма?

– Да, академик Лихачёв не боялся назвать короля голым. Сегодня зрители, вслед за ангажированными искусствоведами и критиками, стыдятся говорить о своём неприятии современных «арт-практик». Особенно в последние годы, когда произведения провокативного современного искусства (вроде маринованной акулы Дэмьена Херста) начали стоить на рынке бешеных денег. Но он предупреждал и о четвёртой угрозе, ещё более страшной. Это недобросовестная интерпретация классики.

Авторская интерпретация классики попросту необходима при переводе произведения с художественного языка литературы на новый язык – например, театра или кино. Ведь у современного театра и кино собственные уникальные художественные возможности, которыми не могли располагать Пушкин или Гоголь. Это даёт интерпретатору восхитительную свободу со-творчества, позволяет глубже и ярче раскрыть замысел классика. При условии, конечно, что интерпретатор не ленится читать дневниковые записи, черновики, письма того же Пушкина или Гоголя, чтобы вникнуть в его подлинные смыслы. В этом случае происходит то, что Михаил Бахтин называл восприятием ценностного центра автора.

Но нередко современному интерпретатору попросту лень совершать это путешествие в мир ценностей классического автора. Ведь он полагает себя с Пушкиным на дружеской ноге, с Гоголем запанибрата. Зачастую интерпретатор убеждён, что лучше самих авторов понимает смыслы их произ­ведений.

Здесь происходит постмодернистский отрыв новодельного креативного конструкта от изначального ценностного содержания классики. Пользуясь брендом Гоголя, современный постановщик создаёт собственное произведение. А там непременно меняются местами сакральное и профанное, высокое и низкое, ценности и симулякры. Именно это составляет суть художественного метода тех, кто на театральных сценах торгует расчленённой классикой.

Академик Дмитрий Лихачёв подчёркивал, что «точность истолкования произведения – это один из элементов охраны нашего литературного наследия» . Он был убеждён: тот, кто субъективно истолковывает Пушкина, Достоевского или Чехова, дискредитирует их. Потому что тем самым предполагает «шаткость и неопределённость замысла классика, его творческую слабость» .

Понятно, что паразитирование на имени всемирно известного художника обеспечивает захват внимания аудитории. Продать дневниковые записи собственных наркотических галлюцинаций гораздо легче, если назвать их, к примеру, «Щелкунчик. ццdoc.» или «Мёртвые души 2.0.».

Это не значит, что нужно запретить всё, что не соответствует классической ценностной канве. Просто имеет смысл перестать путать цензуру с экологией культуры, а Гоголя с яичницей. И честно писать в театральном меню: «Яичница по мотивам Гоголя».

Однако «переписываются» не только классические тексты. В каком-то смысле современный город, любой регион и Россия в целом – тоже культурный текст. И этому геокультурному тексту угрожает перекодирование.

О вымышленных ландшафтах культуры

Вы не знакомы с новой культурной картой Москвы? На одной из своих конференций (разумеется, оплаченных за счёт государства) теоретики провокативного искусства с радостью отмечали, что для многих иностранных туристов храм Христа Спасителя в Москве – теперь не что иное, как Pussy Riot Church.

Прекрасный собор в неовизантийском стиле, надгробный памятник русским воинам, на который собирали деньги всем миром, драматическая история варварского разрушения и возрождения – всё это как бы перечёркивается двумя минутами невнятного кликушества. Повсюду – от «народной карты» Яндекса до Fourthsquare – пользователи помещают на этом знаковом месте маркер: «церковь Пусси Райот».

Вместо Красной площади – «Площадь прибитых мошонок». Не памятник Фёдору Достоевскому, а The «Idiot» Guy. И у Литейного моста в Питере – тоже новое, непристойное название.

Рекодирование культурной географии России – такие же цели преследовал большевистский план монументальной пропаганды в самые первые годы советской власти. Тогда монументы вырубали из дерева и наскоро отливали в бетоне, а потом живенько раскрашивали. Эстетической роли болваны Разина и Робеспьера не играли. Важно было десантировать их в знаковых точках города, захватить территорию, сменить «гения места» – и задать новую систему геокультурных координат.

Провокативному искусству нужен «культурный захват» не только «брендов» в мире литературы, кино, театра, музыки, но и объектов материального наследия. Отсюда берутся гигантские чемоданы на Красной площади.

Понятно, что Минкультуры не может подняться на защиту нашей культуры от перекодирования, потому что мы все выступаем за свободу творчества, это конституционное право граждан. Однако Минкультуры обязано прекратить приоритетное финансирование этого перекодирования из государственного бюджета.

Обязанность защищать наследие прописана в Конституции России. Важная часть нашего наследия – классика, которую академик Лихачёв считал «мерилом духовных ценностей».

О традиционных ценностях нашей культуры

– Есть мнение, что никаких особенных национальных ценностей у нас не существует. Ну, кроме пьянства, казнокрадства, гомофобии и привычки лузгать семечки.

– Академик Лихачёв в своих диалогах с Калиной Каневой, которые мы сейчас изучаем, подчёркивает, что ценности нашего общества столетиями высказывались именно средствами искусства. Сначала народного и церковного, потом – профессионального. Наши ценности высказаны песнями Русского Севера, поэтикой Кижского собора и Покрова на Нерли. Это Глинка и Рахманинов, Тютчев и Твардовский, Станиславский и Эйзенштейн, Васнецов и Левитан, Даниил Заточник и Солженицын.

Принцип «пусть расцветают все цветы» здесь, простите, неприменим. Не следует путать незабудку с противопехотной миной. Но, может быть, провокативное искусство – это благословенная зона свободного творчества, где художник волен ставить любые проблемы и свободно экспериментировать с тематикой? Да ничуть не бывало.

Именно здесь действуют жесточайшие требования к создаваемому произведению. Они сформулированы кураторами и экспертами конкурсных комиссий. У «новой драмы» такие строгие каноны, что классицизму не снилось: 1) специальный язык – матерный; 2) паразитирование на чужом шедевре; 3) политический протест, желательно в жёлто-голубых тонах; 4) эпатажный документализм; 5) гомоэротика и порно-шик; 6) наркотики; 7) кровь; 8) глумление над иконой – не обязательно церковной, можно глумиться над улыбкой Гагарина, например.

Таковы восемь императивов антиискусства, направленного на разрушение религиозных, общественных, семейных, эстетических, языковых и других ценностей. По этим калькам делается большинство модных проектов.