Музыка, вперед! - Шарль Эксбрайя

Марио Веничьо, Бергасси, Венацца и Виргилий подстерегали карабинера у его дома. Марио вышел ему навстречу.

– Мы тебя ждем уже полчаса!

– Что вам надо?

– Впусти нас и все узнаешь.

Войдя, Веничьо сразу приступил к делу:

– Виргилий уже рассказал тебе вчерашнюю историю с доном Лючано. Сегодня приедут полицейские из Фоджи, и мы не хотим отвечать за чужие грехи. Пойми, мы не против лично Аттилио, но дело есть дело, так? Нас он не послушает, он упрям, как ишак. Ты должен сказать ему, чтобы он перестал валять дурака и отдал мне мой шарф мэра.

– Ты так им дорожишь?

– Еще бы!

– А если англичане прорвут немецкую оборону, как ты тогда будешь выглядеть?

– Ох…

– Ты будешь выглядеть предателем, Марио, а ты знаешь, как поступают с предателями?

Веничьо расстегнул ворот рубашки, он даже вспотел.

– Ты считаешь, лучше подождать и посмотреть, как все обернется?

– Да.

– Пожалуй ты прав. А вы что об этом думаете?

Венацца и Бергасси согласились с высказанной точкой зрения, но Виргилий ничего не хотел слушать:

– Это ты предатель, Джузеппе Гарджулло! Ты пытаешься запугать Веничьо, но со мной этот номер не пройдет. Немцы бьют и англичан, и американцев! Когда приедут полицейские, я им расскажу, как ты выполняешь свои обязанности карабинера, как ты служишь правительству и Дуче! Тебя постигнет участь Капелляро, можешь мне поверить!

– Виргилий, ты мне противен, и мне наплевать, что ты там плетешь.

– А дон Лючано, на него тебе тоже наплевать?

– На него тем более.

– Это мы еще посмотрим. Я сейчас же отправлюсь к дону Лючано передать ему твои слова.

– Спорим, что нет?

Остальные сочли такое поведение карабинера крайне неосмотрительным. Осмелиться связываться с доном Лючано в подобный момент! Что до Виргилия, то он просто не мог поверить своим ушам:

– Ты говоришь, что я не смогу пойти к дону Лючано?

– Да.

– На что спорим?

– На что хочешь.

Сапожник выложил на стол банкноту в 100 лир.

– Давай столько же, Джузеппе, если не дрейфишь.

Карабинер в свою очередь достал 100 лир:

– Вот.

– Отлично. Надеюсь, у тебя достаточно деньжат, коль ты так легко с ними расстаешься! Впрочем, это твое дело. А теперь я пойду к дону Лючано и вернусь с ним за выигрышем.

– Подожди!

Джузеппе вынул из ящика стола револьвер и протянул его сапожнику:

– Держи!

– Что мне с ним делать?

– Тебе незачем уходить отсюда, чтобы присоединиться к дону Лючано.

– Что ты имеешь в виду?

– Дон Лючано мертв.

Они вскричали хором:

– Мертв?

– Пьетро Массачо нашел его на тропинке у дома. Его убили. Итак, Виргилий, ты идешь к нему или нет?

Сапожник оттолкнул протянутый револьвер.

– Я не знал.

– В следующий раз не будешь спорить, Сандрино.

Говоря это, Джузеппе сгреб со стола обе сотенные.

– А теперь пойдем посмотрим, ждет ли нас дон Лючано на месте, как условились.

Как только вдова Марини оповестила падре о смерти Криппа, кюре Фаусто Марбелло обратился к Господу с молитвой, прося его не быть слишком суровым в этим грешником, ушедшим в мир иной, даже не исповедовавшись. Честно говоря, он сделал это из чувства долга, но не по убеждению. Ему не удавалось заставить себя оплакивать смерть Криппа. Он только сожалел, что у него не было времени, чтобы поговорить с ним и подготовить надлежащим образом к переходу в иной мир. Когда вдова ушла, дон Фаусто взял молитвенник и вышел из дома. Не желая останавливаться для пустых разговоров, падре шагал, опустив голову, но не смог притвориться, что не слышит зова Бьянки Веничьо. Голос жены Марио, обычно такой громкий и звонкий, заглушали рыдания.

– Что случилось, Бьянка? Я спешу, Лючано Криппа умер и…

– Если умер, значит, может немножко подождать, а вот моя дочь – с ней надо поторопиться! Она хочет покончить с собой!

– Это еще что за глупости?

– Это чистая правда, дон Фаусто… Вчера вечером она вернулась в ужасном состоянии и с тех пор открывает рот только затем, чтобы заявить о своем желании умереть. Неужели мне придется похоронить родное дитя? Господь не допустит этого!

– Милость божья бесконечна, Бьянка, ты сама знаешь. Что с ней случилось?

– Она ничего не хочет говорить даже мне, своей матери! Ах, падре, вы правильно сделали, что не завели детей. Это неблагодарные бессердечные чудовища, недостойные родительской заботы! Ах, почему я не ушла в монахини! Жила бы сейчас спокойно.

– Ну, это спорный вопрос… Пойдем поговорим с ней.

– Скажите ей, что если она будет продолжать, то я сама себя убью!

Дон Фаусто не выдержал:

– Когда вы все перестанете говорить о смерти безо всякого уважения? А если Бог прислушается к вашим словам и выполнит ваши неосторожные пожелания?

В этот момент воздух наполнился гулом, который, казалось, приближался к ним. Бьянка и дон Фаусто замолкли, прислушиваясь к этой смутной угрозе. Синьора Веничьо прошептала:

– Может, он уже начал это делать?

Бледная, уронив руки на колени, Аврора сидела, являя собой воплощение безграничного отчаяния. При появлении священника бабушка Белла пожала плечами:

– Эта ненормальная послала за вами?

Бьянка возразила:

– Не хочешь ли ты, чтоб я оставила свою дочь умирать?

– Дурочка, молодые девушки никогда не умирают из-за таких историй. Ты не помнишь свою молодость?

Кюре положил свою руку на плечо Авроры:

– Мне ты можешь рассказать все. Почему ты хочешь умереть?

– Из-за Джанни.

Мать бросилась в крик:

– Джанни Капелляро? Что он тебе сделал, сокровище мое? Если он обидел тебя, то я буду не я, если не подожгу их дом и не спалю это дьявольское отродье!

Дон Фаусто взбесился:

– Хватит, Бьянка! Что с вами стало? Я слышу одни угрозы и оскорбления! Берегитесь, сейчас не время сворачивать с пути праведного.

– Они боятся, падре, – засмеялась бабушка Белла. Священник подмигнул ей в знак взаимопонимания, затем повернулся к Авроре:

– Итак, что между вами произошло?

– Он больше меня не любит!

– С чего бы это?

– Потому что я дочь своего отца!

Дон Фаусто мягко заметил:

– И давно он это узнал?

– Вчера вечером Джанни сказал мне, что мой отец хочет расстрелять его отца и что в такой ситуации между нами все кончено. Он ушел, не захотев целоваться с дочерью убийцы!

Это объяснение потонуло в водопаде девичьих слез.

Падре нашел всю компанию у трупа Лючано Криппа, лицо которого было прикрыто платком. Они расступились перед священником. Тот опустился на колени и начал читать поминальную молитву. Сняв шляпы и картузы, остальные присоединили свои голоса к голосу падре. Закончив, кюре Страмолетто поднялся с колен и обратился к карабинеру:

– Наверное, надо перенести тело в дом?

– Конечно.

– Я думаю, мне следует пойти раньше вас, чтобы подготовить бедняжку Сильвану?

Кто-то обронил:

– У меня такое впечатление, что она не станет слишком горевать.

Кюре строго поглядел на присутствующих:

– Я не хочу знать, кто это сказал, но ему должно быть стыдно. Надеюсь, он покается в этом на исповеди в субботу. Лючано Криппа был, безусловно, сложный человек и не слишком ревностный христианин, но это не причина…

– Чтобы его убить?

Дон Фаусто озадаченно замолчал. Затем, осознав смысл брошенной фразы, переспросил:

– Что ты сказал, Виргилий?

В ответ сапожник опустился на колени перед трупом:

– Смотрите.

Он осторожно повернул голову умершего и показал ужасную рану. Кюре закрыл глаза:

– Боже мой! – затем строго: – Кто это сделал?

Все опустили глаза. Священник настаивал:

– Кто?

Ему ответил карабинер:

– Трудно сказать, падре. У него было столько врагов…

– Может быть, Джузеппе, но не хотите ли вы сказать, что в Страмолетто столько убийц? Я надеюсь, что нет.

Виргилий закричал:

– Карабинер заодно с убийцей, падре!

– Как ты смеешь!

– Да это бросается в глаза. Он говорит, что невозможно найти того, кто нанес удар.

– Ну и что?

– Тот, кто убил дона Лючано, – один из тех, кого он собирался выдать полицейским, которые приезжают сегодня из Фоджи.

– Полицейские из Фоджи?

Карабинер пересказал падре все, что усопший сообщил им вчера. Дон Фаусто покачал головой:

– Да простит меня Господь, но это действительно был злой человек!

Виргилий разозлился:

– Вы не имеете права так говорить, падре! Дон Лючано был патриотом, и мы отомстим за него. И тот, кто его убил, заплатит за преступление своей жизнью. А убийца – это Капелляро или де Беллис, или Бонакки!

Трактирщик вцепился в горло сапожнику. После недолгого колебания остальные бросились их разнимать, что оказалось не так-то просто, так как де Беллис никак не хотел выпустить из рук свою жертву.