Русские сказки в ранних записях и публикациях (XVI—XVIII века) - Коллектив авторов

наращением, градацией, и т. п.[75]

Примерно в том же плане несомненный интерес представляет сказка об Иване Грозном (№ 6), впервые обнародованная А. Н. Веселовским по рукописному сборнику XVIII века, принадлежавшему Е. И. Якушкину.

Далеко не в равных по качеству записях сохранился ряд сказочных текстов в государственных официальных бумагах, в том числе в следственных делах тайной канцелярии Преображенского приказа, созданного при Петре I в 1702 году. Среди них — сказки, где главными действующими лицами выступают Иван Грозный (№ 4) и Петр I (№ 5), а центральной является тема «царь и вор», уже знакомая нам по записям сказок С. Коллинза.

3

Проведение петровской реформы очень быстро двинуло вперед печатное дело и школьное образование, в связи с чем заметно увеличилось число грамотных людей не только среди привилегированного класса дворян, но и среди купцов, крестьян, ремесленников, солдат. Естественно, новый читатель, вышедший из среды, воспитанной главным образом на устной традиции, требовал к себе особого подхода и внимания со стороны писателей и издателей. Последние должны были строить свою деятельность так, чтобы она отвечала потребностям, интересам, вкусам и наклонностям этого читателя, приобщала бы его к книге, знанию.

Интерес многих людей, «кои большую имеют охоту до старых погудок», побуждал издателей к составлению и обнародованию сказочных сборников. Отсюда определялось и целевое назначение таких сборников, как и вообще околофольклорной литературы, огромным потоком хлынувшей на книжный рынок в последней четверти XVIII века, — удовлетворить широкого читателя, дать этому читателю, подчас только что овладевшему элементарной грамотностью, доступную «светскую» книгу. Именно этим, а не только голыми коммерческими соображениями, на наш взгляд, продиктованы заглавия многих книг самого разнообразного содержания, сулящие всем тем, кто к ним обратится, веселого, приятного и полезного времяпрепровождения, исцеления от «задумчивости и бессонницы» и т. п.[76]

Говоря о значении подобного рода литературы для распространения грамотности и повышения общекультурного уровня широких слоев населения России, нельзя забывать, что часть этой литературы, к которой с иронией, а зачастую и с нескрываемым презрением относились многие представители феодально-аристократической знати,[77] печаталась в университетской типографии Н. И. Новикова, выдающегося просветителя и общественного деятеля XVIII века.

О том, что Н. И. Новиков положительно относился к публикации сказочных материалов, свидетельствует также сочувственный отзыв, появившийся в издаваемых им «Московских ведомостях», на последние шесть частей «Русских сказок» В. Левшина.

«Мы, — писал безымянный рецензент, — почитаем за излишнее рекомендовать сию книгу почтенной публике, ибо любители сочинений сего рода, а особливо благоволившие читать первые 4 части Сказок, найдут и в сих последних томах все то, что можно ожидать от подобных сим творений, то есть любопытства достойное повествование приятным и занимающим внимание читающего образом предложенное, увеселяющее его и приносящее по содержащемуся в нем нравоучению ощутительную пользу».[78]

В XVIII веке существовало два основных вида публикации сказок: 1. На отдельных листах с картинками (так называемый лубок). 2. Отдельными книжками (сборниками) на серой бумаге, без картинок («серые издания»).

Разные по внешнему виду публикации сказки лубка (лицевые) и сказки «серых изданий» мало чем отличались друг от друга по форме изложения и содержанию. Как правило, сказки лубка являлись перепечаткой — иногда полной, но большей частью с известными сокращениями и небольшими стилистическими поправками текстов из «серых изданий».

Необходимость внесения в текст лубочных сказок тех или иных сокращений диктовалась главным образом спецификой самого лубка, его сравнительно ограниченной «обзорной» площадью, на которой должны были размещаться и картинки и иллюстрирующие их описания. К идентичным или имеющим минимальные расхождения в отдельных местах изложения относится 10 сказочных текстов, напечатанных как в сборниках, так и на лубочных листах.[79]

Таким образом, в лубке, учтенном Ровинским, только немногие материалы, которые лишь условно можно причислить к сказкам, не находят параллелей в сборниках.[80]

К сожалению, это важное обстоятельство опускается из виду некоторыми исследователями, отчего между лубком и сказочными сборниками проводится резкая разграничительная черта, создавая ложное впечатление об идейной и стилистической отдаленности друг от друга сказок этих двух внешне разновидных изданий.[81]

Безусловно «большинство сборников составлялось по определенному принципу», во многих из них довольно отчетливо обозначалась творческая индивидуальность составителя и т. п., однако говорить об ориентировке их на определенную группу читателей следует с большой осторожностью. Дело в том, что сравнительная дороговизна сборников, приводимая автором упомянутой статьи в качестве одного из аргументов, еще не может свидетельствовать о недоступности сказок этих сборников «низовому» читателю. Тот же сборник «Старая погудка», на который ссылается автор как на пример дорогого издания (три части его стоили три рубля — цена очень высокая для того времени), сложился на основе 18 самостоятельных выпусков сказок, причем каждый выпуск включал от 1 до 4 сказочных текстов и стоил от 10 до 50 коп., или в среднем 26 коп.[82]

Представляется также сомнительным видеть «принципиальное различие» между литературой сборников и лицевой лубочной в изменении их соотношений в XIX веке — развитие лубка и полное прекращение изданий «оригинальных сборников», поскольку-де фольклор, и в частности народная сказка, «стали вводиться в литературу иными, более сложными путями».[83]

Неприемлемость и ошибочность такой схемы очевидны, особенно для первой половины XIX века, когда не только переиздаются старые, но и создаются новые «оригинальные» сборники, построенные на свежем материале, однако отработанные в той же манере, что и их ближайшие предшественники, например «Сказки моего дедушки. Новейшее российское сочинение» (М., 1820), «Собрание русских народных сказок» (М., 1820) и некоторые другие.[84]

В способах и степени обработки народной сказки в XVIII веке существовали два параллельно развивающихся направления. Одно из них выражалось, собственно, в сочинении литературной сказки на основе сказки фольклорной, с заимствованием из последней отдельных специфических элементов содержания и формы; другое — в пересказе народной сказки с явным стремлением удержать в нем по возможности максимум ее характерных признаков, пересказе, напоминающем подчас дословную запись от искусного народного исполнителя.[85]

Начало первому направлению было положено книгами М. Чулкова «Пересмешник» (1766—1768) и В. Левшина «Русские сказки» (1780—1783).[86] Как тот, так и другой писатель собственный вымысел причудливо соединял со сказочно-былинной фантастикой, создавая произведения типа волшебно-рыцарского романа или повести.[87]

Авторы приурочивали их действие к древнейшему, преимущественно киевскому периоду, вводили в повествование специфические русско-славянские (часто вымышленные) имена, географические названия, славянскую мифологию.

В дальнейшем приемы создания «сказок» Чулкова и Левшина получили развитие у ряда авторов и составителей сборников конца XVIII века.[88]

Второе направление, ориентирующееся на пересказ народной сказки, в известной мере проявилось уже в книгах 60—70-х годов Н. Курганова и С. Друковцова. «Письмовник» Курганова, вобравший в себя большой и