Принцесса и чудовище - Афанасьев Роман Сергеевич

Демистон оттолкнулся от подоконника, развернулся и подошел к столу. Одернув тяжелую кожаную куртку, накинутую поверх темно-синего форменного камзола стражи, он вновь сел за стол. Вытащил из груды бумаг счет за прачечную и глубоко задумался над ним, пытаясь вспомнить, сколько форменных рубах и бриджей отправляли в стирку на прошлой неделе и почему их количество не совпадает. Неужели кто-то из прачек позарился на штаны стражника? Быть того не может…

С великим раздражением капитан швырнул бумагу обратно на стол и покосился на огромные гномьи часы, стоявшие на камине. Те тихо щелкали, отсчитывая время до конца дежурства. Уже утро. Скоро начнет светать. А Корд не разобрался и с половиной дел, намеченных на сегодня. И глаза отчаянно слипаются, днем опять не удастся выспаться, потому что надо хотя бы в этот раз прибраться в доме, заросшем всяким хламом.

За стеной гулко забухали сапоги, и Демистон вскинулся, пытаясь разлепить заспанные глаза. Кто-то поднимался по лестнице. Капитан встал, привычным движением передвинув саблю на поясе поближе к руке. От этой привычки его не смогла отучить даже спокойная жизнь в столичной страже.

Тяжелая дубовая дверь распахнулась, и на пороге появился запыхавшийся паренек лет шестнадцати в легкой синей куртке вестового стражи. Корд убрал ладонь с рукояти сабли — лицо паренька было знакомым. Павер? Правес? Кажется, он придан караулу площади, что дежурит недалеко от стен королевского замка.

— Капитан, — выдохнул парень, хватаясь за косяк. — Лейтенант Зимер велел передать… Велел…

— Да тише ты, — буркнул Корд. — Отдышись сначала.

Парень с облечением прижался спиной к косяку, расслабился и сделал пару глубоких вдохов. Потом выпрямился, сложил руки по швам — как его учили сержанты, сопровождая, несомненно, свою науку оплеухами.

— Капитан Демистон, — звонко произнес вестовой. — Лейтенант Зимер докладывает о происшествии! В особняке Броков после званного приема найден труп, опознанный гостями как Лавен Летто, сын лорда Летто. Лейтенант Зимер сообщает, что обстоятельства дела позволяют предположить, что смерть была насильственной, свидетелей нет.

— Лавен? — Корд от неожиданности выпрямился, нашаривая саблю. — А кто-то из Верони там был поблизости?

— Не могу знать! — бодро отрапортовал вестовой.

Корд нахмурился. Конечно, откуда пацану знать — он всего лишь повторил то, что ему велели. Проклятье! Один из Летто мертв, и наверняка младший Верони околачивался на том же приеме. А ведь Де Грилл предупреждал, что за этой парочкой нужно присматривать особо. Де Грилл… ох, и расстроится наш славный Птах. А ведь придется ему докладывать. И чем скорее, тем лучше — промедление в делах советник считает одним из страшнейших грехов.

Капитан поправил пояс, снял с вешалки у камина тяжелый кожаный плащ, что уже успел высохнуть, накинул на плечи. Обернулся к двери и наткнулся на вестового, преданно поедающего глазами начальство.

— Ты что тут? — буркнул капитан. — Свободен. Марш в караулку отогреваться!

— Есть! — отозвался паренек с затаенным предвкушением утреннего сна.

Выслушав дробный топот его сапог по ступенькам, капитан обернулся и оглядел кабинет. Нет. Ничего не будет он здесь трогать. Дело срочное. Надо идти.

Демистон вышел на площадку и аккуратно запер дверь кабинета. Спрятал ключ в карман камзола — у второго капитана есть свой собственный — и начал медленно спускаться по узкой деревянной лестнице, ведущей на первый этаж башни. Ночь для него только начиналась. И она обещала быть долгой.

* * *

Серая лента Королевского тракта уходила вдаль. Прямая как стрела, она указывала на дальние восточные леса, раскинувшиеся на горизонте. Небо над ними уже светлело, плавя темноту ночи в бурые утренние сумерки. Скоро рассвет. Мрачный, дождливый рассвет поздней осени, который лучше встречать дома, у пылающего всю ночь камина, за кружкой хорошего горячего чая. Но Сигмон встречал его в седле, промокший и замерзший, отчаянно надеявшийся, что взошедшее солнце хоть немного разгонит тьму и сырость. Он мчался в рассвет — к восточным границам Ривастана, туда, где равнины примыкают к Северным горам и плавно переходят в Тарим. Хорошо бы взять южнее — туда, где нет гор, а есть только равнины, затянутые вековыми лесами. Но ему нужно на север — там, через перевалы, кратчайшая дорога в Тарим, ведущая напрямую к столице горного королевства. К счастью, ему не нужно в Тарим. Кортеж уже на землях Ривастана, и потому следует спешить — гнать что есть сил, не жалея ни себя, ни черного как смоль коня.

Его Сигмон выбрал сам. В королевские конюшни он даже не стал заглядывать, хотя получил разрешение взять любого, даже любимца Геордора — серого Великана. У короля были чудесные породистые скакуны, за большинство из которых многие ценители не пожалели бы правой руки. Но Ла Тойя к ценителям не относился. Ему была нужна не порода, а выносливость. Поэтому он сразу отправился к королевским гонцам, к вестовым, что разносили королевские указы по городам и весям. Когда-то он не смел и мечтать об этой работе — когда был простым курьером пехотного полка из Вента. Но теперь он сам мог отдавать им приказания. Обошлись без бумаг — от Де Грилла граф получил королевский медальон — золотую бляху на цепи, изукрашенную сапфирами с выгравированной подписью Сеговаров. Знак личного доверенного Сеговара, позволявший обладателю получать в собственность все, что ему потребуется в дороге.

На конюшне гонцов его встретили неласково, но Сигмон не обратил на это внимания. Быстро, но без лишней суеты он выбрал черного скакуна — сомнительных кровей, но выносливого и весьма злобного на вид. Подружились они сразу — Сигмону достаточно было заглянуть ему в глаза и чуть ослабить поводок зверя, таившегося внутри. Конь прижал уши, сделавшись похожим на кота, и стал тише воды. Сигмон сам оседлал его, не доверяя даже королевским конюхам, и без долгих разговоров отправился в путь.

Конь оказался выносливым, но Сигмону было его немного жаль, и он не заставлял скакуна выкладываться полностью. Секрет скорости курьеров не в том, чтобы бежать изо всех сил, а в том, что бежать надо расчетливо, двигаясь с постоянной скоростью, не рискуя упасть без сил где-нибудь на середине пути. Граф не собирался загонять скакуна, но до ближайшего большого города, где есть отделение королевской почты со своей конюшней, было довольно далеко. Сигмон рассчитывал добраться до Тира к середине дня и уже там сменить вороного на нового скакуна. Оставалось надеяться, что вороной на деле окажется таким же крепким и выносливым, каким выглядел со стороны. Выбор скакуна — важное дело, но сейчас Сигмона больше заботило иное — разговор с Де Гриллом, состоявшийся так неожиданно.

Ла Тойя давно работал на советника, но никогда еще не видел его таким озабоченным и измученным. Птах — как называли Де Грилла за глаза — словно постарел лет на десять. Его грызла какая-то забота, о которой он, конечно, не собирался рассказывать всем встречным. Но графу Ла Тойя он сказал достаточно.

Услышав, что ему предстоит встретить будущую супругу короля, Сигмон удивился. Разумеется, он знал о грядущей свадьбе. Знал и о том, что принцесса Северных гор уже в пути и скоро прибудет в Ривастан. Но он никак не предполагал, что невеста короля Ривастана едет узкими горными дорогами всего с несколькими сопровождающими. Сигмону казалось, что это должен быть настоящий кортеж — десяток карет, сотня охраны, слуги, портные, повара, няньки… Де Грилл быстро развеял иллюзии графа. После неудачной попытки поддержать войну против Ривастана Тарим был сильно обеспокоен отношениями с большим соседом. Геордор же, как всякий разумный король, не собирался упускать выгодное положение. Тариму пришлось откупаться — и поставками руды и леса, и выгодными торговыми предложениями… Венцом всех договоренностей являлась невеста для монарха Ривастана. Геордор изъявил желание вступить в брак с особой северной королевской крови, и Тарим ухватился за это предложение, как за протянутую утопающему руку. Связать кровными узами два королевства — дело на редкость выгодное, особенно если смотреть чуть дальше завтрашнего дня. Правители горного королевства не собирались упускать такой удобный случай. Они быстро подобрали юную девицу — дочь сына короля, который сам со дня на день должен был взойти на трон вместо престарелого отца. Старика Гриенора уже никто всерьез не воспринимал — никто не знал, с какого перепуга ему стукнуло поучаствовать в войне, но после ее провала в Тариме стали поговаривать, что, может быть, и не стоит дожидаться смерти нынешнего монарха. Тот, по-видимому, сильно устал, и пора бы сыну взять на себя тяжелую ношу монаршего бремени. Сына уже открыто величали Ваше Величество, а его отпрысков — принцами и принцессами. Вот одну из его дочерей, Вэлланор, и сосватали Геордору. Восемнадцать лет, не красавица, но весьма мила для девы суровых Северных гор, тихая, послушная, не склонная к романтическим приключениям. Говорят, она всегда была для отца разменной монетой, этакой запасной драгоценностью, которую можно выгодно выдать замуж за нужного человека. Вот и дождались — более удачной партии и не сыскать, — и «драгоценность» пошла в ход. Старшие сестры, дразнившие тихую Вэлланор, что к восемнадцати годам еще не обзавелась мужем, теперь кусали локти, представляя, как на макушку тихой Вэллы опускается королевская корона.