Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я пришел, чтобы…
– Не мямли.
– Комнату придется освободить.
– С чего это?
– К нам приезжает мать моей жены.
– Вранье.
Бентли закивал.
– Допустим. Вранье.
– Почему прямо не сказать? Решил от меня избавиться – и точка.
– Вот именно.
– Потому что ты меня боишься.
– Нет, вовсе я не боюсь.
– А если я скажу, что не собираюсь отсюда съезжать?
– Ты этого не скажешь.
– Почему это? Считай, я уже сказал.
– Нет-нет.
– Что у нас будет на завтрак – неужели опять яичница с беконом? – Он склонил голову набок, изучая короткий шрам.
– Прошу тебя, пообещай, что уедешь, – взмолился мистер Бентли.
– Нет, – отрезал мистер Хилл.
– Пожалуйста.
– Напрасно пресмыкаешься. Не делай из себя идиота.
– Что ж, если ты намерен остаться, давай отменим пари.
– Это как?
– Да вот так.
– Боишься самого себя?
– Нет. Ничего я не боюсь!
– Шшш. – Хилл указал на стену. – Женушку не разбуди.
– Давай отменим. Держи. Вот моя ставка. Ты выиграл!
Как безумный, мистер Бентли рылся в кармане, пока не извлек две монеты. Он с досадой швырнул их на комод.
Но мистер Хилл по-прежнему оглаживал свой живот.
– Забирай! Ты выиграл! Да, я готов пойти на убийство, готов, признаю.
Немного выждав, мистер Хилл не глядя опустил руку на комод, ощупью нашел монеты и позвенел ими в ладони, а потом протянул хозяину:
– Забери.
Бентли отступил к порогу.
– Я не возьму!
– Забери.
– Ты же выиграл!
– Спор есть спор. Он таким способом не решается.
Хилл шагнул к Бентли, бросил монеты ему в карман и похлопал сверху. Бентли попятился в коридор.
– Я пари заключаю не просто так, – сказал Хилл.
Бентли не мог отвести взгляд от жутких шрамов.
– Сколько же человек ты втянул в этот спор? – вскричал он. – Сколько?
– Увидимся за завтраком, – бросил мистер Хилл.
И захлопнул дверь. Мистер Бентли остался стоять за порогом. Даже сквозь закрытую дверь он видел эти шрамы, как будто его зрение и мозг обрели дар ясновидения. Шрамы от бритвы. От лезвия ножа. Они проглядывали сквозь дверное полотно, как глазки на старых досках.
В комнате погасили свет.
Окаменев над телом, он слышал, как проснулся дом, как по лестнице застучали шаги, как разнеслись крики, полустоны и шорохи. Вот-вот сюда нагрянут люди. Завоют сирены, завертятся красные мигалки, захлопают дверцами машины, у него на толстых запястьях щелкнут наручники, начнутся допросы, и его бледное, недоуменное лицо будут обшаривать чужие взгляды. Но пока он стоял над телом и водил по нему ладонями. Пистолет упал в высокую, душистую ночную траву. Воздух был все еще заряжен электричеством, но гроза уходила, и к нему вернулась способность видеть происходящее. Его правая рука сама по себе суетилась, как слепой крот, и долго попусту рылась в кармане, пока наконец не нашла то, что искала. И тогда он почувствовал, как его нешуточная масса потянулась к земле, осела и едва не рухнула на недвижное тело. А слепая рука потянулась, чтобы закрыть вытаращенные глаза мистера Хилла, и на каждое остывающее, сморщенное веко положила новенькую блестящую монетку.
Позади хлопнула дверь. Вскрикнула Хетти.
Он обернулся к ней с тоскливой улыбкой.
– Вот, проиграл пари, – услышал он свой голос.
Подломится ветка[1]
Ночью было холодно, а часа в два поднялся легкий ветер.
На деревьях задрожала листва.
К трем часам ночи ветер набрал силу и стал роптать под окном.
Она первой открыла глаза.
Тогда и он по непонятной причине заворочался в полусне.
– Не спишь? – спросил он.
– Нет, – ответила она. – Звуки какие-то послышались – крик, что ли.
Он поднял голову.
Издали долетал тихий плач.
– Слышишь? – забеспокоилась она.
– Ты о чем?
– Что-то вроде как плачет.
– Что-то? – переспросил он.
– Ну, кто-то, – сказала она. – Призрак, не иначе.
– Не выдумывай. Который час?
– Три ночи. Самое жуткое время.
– Почему жуткое? – спросил он.
– Помнишь, доктор Мид в больнице нам с тобой рассказывал, что в этот час люди сдаются, прекращают борьбу. На это время суток приходится больше всего смертельных случаев. Три часа ночи.
– Неохота об этом думать, – сказал он.
Отдаленные крики сделались громче.
– Вот опять, – сказала она. – Говорю же, призрак.
– О господи, – пробормотал он. – Какой еще призрак?
– Младенческий, – сказала она. – Ребенок плачет.
– С каких это пор у младенцев появились призраки? Разве по округе прошел слух о смерти младенцев? – Он приглушенно хмыкнул.
– Нет. – Она покачала головой. – Может, это никакой не призрак умершего младенца, а… сама не знаю. Тихо!
Его слух уловил те же отдаленные звуки.
– А вдруг… – начала она.
– Ну?
– Вдруг это призрак такого малыша…
– Говори.
– Который еще не родился.
– Разве бывают такие призраки? И в голос кричат? Фу ты, надо же такое придумать. Бред какой-то.
– Призрак нерожденного малыша.
– Да откуда у него голос возьмется? – спросил он.
– Возможно, дитя не умерло, а просто очень хочет жить, – сказала она. – Вот и плачет где-то далеко, да еще так жалобно.
Прислушались: далекий плач не прекращался, а прямо под окном ему вторил ветер.
От этих звуков у нее навернулись слезы; от этих звуков и с ним произошло то же самое.
– Сил моих больше нет, – сказал он. – Пойду-ка я перекушу.
– Нет-нет, – запротестовала она, удерживая его в постели. – Не шуми, прислушайся. Надо разобраться, в чем тут дело.
Он снова лег, взял ее за руку и попытался смежить веки, но из этого ничего не вышло.
Так они и лежали рядом, а ветер все роптал, будоража листву.
Где-то в стороне, очень далеко, слышался протяжный плач.
– Кто же это? – не выдержала она. – Или «что»? Не умолкает. От этого на душе так печально. Может, он просит, чтобы его впустили?
– Куда?
– В жизнь. Он не умер и еще не жил, но отчаянно хочет жить. Как ты думаешь… – Она запнулась.
– Ну, говори.
– Боже мой, – вырвалось у нее. – Помнишь, у нас с тобой в прошлом месяце был разговор?..
– На какую тему? – не понял он.
– На тему нашего будущего. На тему свободы от обязательств. Что семья нам не нужна. И дети тоже.
– Нет, не помню, – сказал он.
– А ты напряги память, – сказала она. – Мы тогда пообещали друг другу не создавать семью и не заводить детей. – Помедлив, она добавила: – Чтобы никаких младенцев.
– Не заводить детей. Чтобы никаких младенцев?
– Как по-твоему… – Оторвав голову от подушки, она прислушалась к далекому жалобному крику, приглушенному деревьями и окрестностями. – Может быть…
– Что?
– Вроде бы я знаю, как это остановить.
Он выжидал.
– Мне кажется, надо…
– Ну, ну? – поторопил он.
– Надо тебе подвинуться на мою половину.
– Приглашаешь к себе?
– Да, приглашаю, иди сюда.
Повернув голову, он несколько мгновений смотрел в ее сторону и наконец перекатился на ее край постели. Городские часы пробили четверть, половину четвертого, потом три сорок пять и четыре часа утра.
Только тогда они опять стали прислушиваться.
– Ты что-нибудь слышишь? – спросила она.
– Пытаюсь.
– А плач?
– Умолк, – сказал он.
– И в самом деле. Этот призрак, ребенок, малыш – слава богу, больше не плачет.
Он сжал ее руку, повернул голову в ее сторону и сказал:
– Это мы с тобой сделали.
– Да, это мы, – сказала она. – Да, слава богу, мы его утихомирили.
Ночь выдалась на редкость тихой. Даже ветер мало-помалу замер. Листву на деревьях больше не бросало в дрожь.
А они лежали в темноте, держась за руки, слушали тишину – эту дивную тишину – и ждали рассвета.
У нас всегда будет Париж
Как-то в Париже, душной июльской ночью с субботы на воскресенье, около двенадцати, я собрался пройтись своим любимым маршрутом, который неизменно начинался от собора Парижской Богоматери, а заканчивался подчас у самой Эйфелевой башни.
Жена в тот вечер легла рано, часов в девять, но словно почувствовала, когда я был в дверях, и сказала:
– Можешь не спешить, но купи мне пиццу.
– Заказ принят: одна пицца, – сказал я и вышел в коридор.
Из отеля мой путь лежал на другой берег Сены, к собору Парижской Богоматери; я заглянул в Шекспировскую книжную лавку и повернул обратно по бульвару Сен-Мишель в сторону уличного кафе «Два маго», где Хемингуэй – поколение с лишним тому назад – угощал своих друзей граппой, перно и Африкой.
Наблюдая за толпами парижан, я немного посидел в кафе, заказал перно, потом пиво и двинулся в сторону набережной.
Улица, идущая от «Двух маго», больше напоминала узкий проезд между рядами антикварных магазинов и художественных салонов.
Здесь я оказался практически в одиночестве, и вдруг вблизи Сены произошло нечто из ряда вон выходящее – пожалуй, никогда в жизни со мной ничего подобного не бывало.
- Лучшее за год XXV.I Научная фантастика. Космический боевик. Киберпанк - Гарднер Дозуа - Научная Фантастика
- Американская фантастика. Том 12 - Фредерик Браун - Научная Фантастика
- Новые Миры Айзека Азимова. Том 3 - Айзек Азимов - Научная Фантастика
- Постоялец со второго этажа - Рэй Брэдбери - Научная Фантастика
- Ветер - Рэй Брэдбери - Научная Фантастика
- Убийство - Рэй Брэдбери - Научная Фантастика
- Луна двадцати рук - Лино Альдани - Научная Фантастика
- Дядюшка Эйнар - Рэй Брэдбери - Научная Фантастика
- Гроб (Поминки по живым) - Рэй Брэдбери - Научная Фантастика
- Странница - Рэй Брэдбери - Научная Фантастика