Ведьмочка для художника, или Возвращение в Мир Мечты - Регина Хайруллова

его любимой.

Артур думал и о даре художника — да и есть ли у него этот дар на самом деле? — от которого нет никакого толка. Вспоминал о работе в Библиотеке, из которой его позорно выгнали.

Волнами накатывали мысли и разбивались в пену морскую, и новый вал захватывал его, и в этих потоках сливались и тревога за Сириуса, что покинул его, и невыносимое одиночество, и мысли о смерти, что в других мирах — новая жизнь. И сидел так Артур де Вильбург у шумного моря, взирал на него и ждал то ли ответа на что-то, то ли просто поддержки.

Вот тогда-то море и поведало ему одну свою историю.

***

Давным-давно усталый и измождённый путник наткнулся на огромный водоём, блестевший под светилом. Странник до того измучился жаждой и зноем, что не думая погрузился в воду и глотнул её.

Но была она до того солёной, что он весь сморщился и пошёл прочь от моря просить у местных обычной воды. Но стоило чуть отойти, как силы влились в усталое тело, жажда отступила, пропал и голод, и снова он был готов идти на самый край света, куда и держал путь.

Спросил он тогда у местных, что это за целительная влага. И сказали ему, что испил он слёзы живых, плачущих по усопшим. Воды эти пропитаны болью, но стоит пригубить их, как собственные беды слабеют, словно притягиваются слезами несчастных. И становится светло и чисто на душе, и вера во всемогущую силу добра вновь возвращается.

С тех пор зовут этот водоём морем Надежды.

***

Артур тоже испил этой воды в первый день, но легче ему не стало, ведь он не верил в легенды.

Он вообще ни во что не верил и отличался ото всех, кто жил здесь, всегда сторонился местных, которые напоминали ему огромных чаек. Они расхаживали по берегу в белых костюмах, почитали книги и кофе. Это совсем не плохо, но Артуру они казались какими-то ненастоящими, словно приехали на курорт всего на пару недель, чтобы отдохнуть, но так и завязли, погрязли в болоте лености и мнимой тщетности бытия, из которых и не желали выбираться.

Артур де Вильбург бродил по берегу очень рано, пока местные «чайки» ещё спали, и тогда он рисовал пейзажи. Они удавались особенно хорошо на рассвете, когда светило только готовилось залить этот Мир Мечты своим нежным светом. Небо окрашивалось пастельными цветами: розовый, сиреневый, голубой, бледно-зелёный.

«Интересно, на Земле такие же рассветы? — думал он, проводя кистью по холсту, и представлял себе совсем иные восхождения светила, совсем иное светило, которое где-то далеко греет Мирославу. Вот она бежит в школу, а вот она уже её закончила, а вот, наверно, она ходит на свидания с другими, а он стоит вот здесь на берегу и рисует, вместо того чтобы отыскать её. — Но как? Как мне попасть на Землю, сохранив память? Такое дано лишь хранителям, а я теперь даже не страж».

И он выливал всю эту боль не в море, как делали по легенде, а на холст, и рождались у него пейзажи, где поверх воды стояла гора или где вместо листьев на дереве росли деревья на листе, или ещё что-нибудь эдакое, что могло бы быть на Земле. «Ведь там всё не так», — думал Артур, складывая кисти и протирая мольберт.

Рисуя, он иногда забывался, особенно когда его рукой водила не боль, а вдохновение, когда ему казалось, что совсем близко, за спиной, стоит Мирослава и едва улыбается, и ему даже чудилось её дыхание, и он оборачивался, даже не надеясь её увидеть, а просто веря и чувствуя, что это возможно — но там были лишь дома, улицы, понурые прохожие, но не она. А по ночам, когда звёзды глядели на него из других миров, когда он ворочался в слишком нагретой постели, он неустанно думал, и клочки воспоминаний перемежались со снами, и всё переплеталось, и рождались чудесные мозаичные картины.

Юный Артур де Вильбург. Он бесконечно работает то там, то сям, почти не ест, не спит. Он тощий и подурневший, и ровесники смотрят со смесью жалости и какого-то мерзкого превосходства, ведь у них-то денег довольно, ведь им-то оплатят обучение родители, но у Артура есть лишь приёмные, и они не собираются тратить на него ни гроша. Но он упрям, он идёт дальше и дальше, и вот наконец деньги есть.

Разве может теперь что-то помешать такому близкому счастью?

Годы учения, годы бессонных ночей, изнуряющей работы, громадного непонимания родителей, скандалов, расставаний и встреч с возлюбленной, отчаяния и сменяющей его новой надежды, и вот на соседнем пазле — Артур со своим дипломом стража. Рядом другие выпускники, они тоже улыбаются, тоже довольны, но никто из них не знает, даже не догадывается, чего это стоило Артуру. Но ему не обидно. Пускай. Главное, что теперь всё будет так, как должно. Что мечта исполнилась, что внутри столько сил и они рвутся наружу! И он выпустит их сегодня же на холсте.

А пока стоит тут, держит корочку. Приёмные родители обнимают его, улыбаются, пожимают руки знакомым, и Артуру кажется, что эти мгновения — пик его счастья.

А теперь — сама Библиотека. Высоченные книжные полки, страшные тайны, загадочные фолианты — одни секреты, будоражащие воображение.

В полумраке, со свечой в руке он ходит вдоль коридоров, стирает паутину и пыль со шкафов, с тревогой и трепетом проводит пальцами по шершавым корешкам, изредка заглядывает в книги и уносится в иные миры, где видится с давно умершими поэтами, пьёт чай в гостях у барышень, влюбляется в них, но вспоминает о своей девушке, слушает лекции великих учёных и изобретателей, бывает в гротах у мудрецов, бродит по песчаным отмелям, по берегам чужих морей.

И вот вечерами Артур рисует всё, что видит днём в трудах великих творцов, что рождает его собственная фантазия, что выплёскивается на холсты яркими смелыми мазками — так он больше никогда не будет писать, но пока пишет, и пока он счастлив.

Времени на возлюбленную почти не остаётся, и это беспокоит его, и капли тревоги порой проливаются на холсты, но это ничего. Оливия всё понимает, она любит его, и совсем скоро, когда накопятся деньги, они поженятся, и она станет его истинной музой, которая всегда будет всё понимать с полуслова, как понимает сейчас. И длится это годами, и благости, что наполняет изнутри и лучами исходит наружу, нет ни конца ни края. Ведь Артур попал на своё