Смерть дикаря - Понсон дю Террайль

— Мы ведь с вами дружны уже семь лет… не так ли?

— Совершенно верно, любезный граф.

— Вы серьезно ведь были моим другом?

— Сколько мне кажется, я и теперь не переменился… Но, — добавил Фабьен, улыбаясь, — к чему этот церемонный тон, мой милый граф?

— То есть вы хотите сказать — торжественный?

— Пожалуй, хоть и так.

— Дело в том, что завтра в это же время один из ваших друзей — я или господин де Клэ — будет убит.

Фабьен вскочил со стула.

— Вы, кажется, сошли с ума? — сказал он.

— Любезный виконт, я задам вам теперь один серьезный и очень важный для меня вопрос и именем нашей дружбы попрошу вас ответить на него.

— Извольте, граф.

— Третьего дня Роллан де Клэ получил в клубе письмо.

— Да.

— И показал это письмо вашему шурину маркизу де Шамери.

— Это верно.

— Затем вы вырвали его из рук де Клэ…

— И это все правда.

— И сожгли.

Фабьен утвердительно кивнул головой.

— Зачем же вы сожгли его?

Этот вопрос был сделан графом каким-то странным, отрывистым голосом.

— Очень просто — оттого, что Роллан — фат, — ответил Фабьен, доведенный до крайности.

— Гм, это ведь не ответ на мой вопрос, — заметил граф.

— Ну, так потому, что Роллан компрометировал женщину…

— Позвольте заметить вам, что если бы эта женщина была неизвестна вам…

— Вы хотите сказать, что я бы не поступил так?..

— Ну да…

— Положим, что вы и правы.

— Но эту женщину знаете не только вы, но и многие из этих господ — между прочим, и господин Октав…

— Все это очень немудрено, право, Роллан не умеет хранить своих тайн.

— Так согласитесь же, что вы сожгли эту записку не без причины, так как вы находились между людьми, посвященными в эту тайну.

Фабьен не предвидел этого страшного и неоспоримого по логике аргумента; он смутился и не отвечал.

— Вами руководила другая, более уважительная причина, — продолжал граф, — то есть между вами находился муж этой женщины… Виконт, заклинаю вас честью, отвечайте мне!

— Вы правы, — пробормотал почти уничтоженный Фабьен.

— После вашего отъезда я остался у карточного стола. Под этим столом я нашел конверт, в котором господин де Клэ получил это письмо. Я поднял его и узнал почерк моей жены.

Фабьен молчал.

— Я сейчас же воротился домой и показал конверт своей жене. Она вскрикнула от изумления, и этот крик был настолько искренен, что я подумал, что де Клэ — подлец и что он подделался под ее почерк.

— Это опять-таки очень немудрено, — сказал Фабьен, надеясь, что у графа не было других доказательств виновности его жены.

— Позвольте… позвольте, я еще не закончил… жена предложила мне пригласить г. де Клэ, и вы вместе с ним провели у меня этот вечер…

— Я, право, не заметил ни одного слова и ни одного даже взгляда…

— Погодите, погодите…— перебил его граф и рассказал ему в нескольких словах все то, что он только что слышал и что за тем последовало.

Во время этого рассказа он смотрел на Фабьена проницательным, испытующим взглядом, как бы желая проникнуть в сокровенную глубь его мыслей.

У виконта д'Асмолля выступил на лбу холодный пот.

— На свете нет ничего невозможного, — добавил граф, — возможна всегда и ошибка, несмотря даже на очевидность фактов… Но я вспомнил ваш поступок, и непобедимое желание узнать наконец истину вынудило меня ехать к вам…

— Неужели же я должен сказать ее вам?

— Иначе я сейчас же еду к де Клэ и убью его.

— Но, граф!..

— Если же вы подтвердите, что моя жена виновна, я вызову его на дуэль и убью его честно. Если же вы скажете мне, что она невинна, я поверю вам на слово.

Виконт д'Асмолль сидел как на иголках.

— Ну, что же вы молчите? Фабьен глубоко вздохнул.

— Пошлите ваших секундантов к Роллану, — чуть слышно прошептал он.

Граф вздохнул и зашатался.

Эти слова этого честного человека произвели на него действие громового удара, но он почти сейчас же оправился и сказал:

— Хорошо, я вам верю… А у вас есть доказательства?

— К несчастию!..

— Вы видели графиню у Роллана?

— Да.

Это последнее слово Фабьен произнес чуть слышно и глухим голосом.

В это самое время вошел Рокамболь.

Присутствие его становилось здесь больше чем необходимым; оно придавало бодрости Фабьену, который, несмотря на свое нравственное мужество, уже начинал падать духом.

У графа Артова достало еще силы воли протянуть руку вошедшему маркизу.

— Здравствуйте, — сказал он при этом слегка дрожащим голосом.

— Любезный виконт, — продолжал он затем, обращаясь к Фабьену, — вы всегда были мне другом и сейчас доказали мне, что ваши чувства не изменились.

— О, как теперь, так будет и всегда! — проговорил Фабьен.

— Ну, так докажите же мне на деле это…

— Чем?

— Я не попрошу вас, конечно, быть секундантом вашего друга!..

— Прежнего, граф, а теперь я его презираю.

— Нет, я прошу у вас более простой услуги. Мне просто не хочется возвращаться сегодня домой — позвольте мне пробыть до завтра у вас.

— Располагайте моим домом, граф, — сказал Рокамболь.

Тогда граф сел и написал своей жене следующее письмо:

«Графиня!

Вчера и даже сегодня час назад я все еще сомневался… Теперь же сомнение невозможно для меня. Завтра я дерусь с Ролланом де Клэ и надеюсь убить его.

Через час после того я уеду из Франции, если не убьют меня самого… но я не хочу погибнуть от его руки. Я вас любил и прощаю вас.

Граф Артов».

Написав эту записку, граф запечатал ее и сказал виконту д'Асмоллю:

— Я оставлю вас ненадолго, мой друг, до свидания… Прощайте, маркиз.

И граф вышел, спокойный по наружности, но с разбитым сердцем.

— Куда прикажете везти? — спросил его извозчик, когда он сел в наемный фиакр.

— Прованская улица! — крикнул граф.

Роллан де Клэ сидел дома. В это утро он получил от Ребекки записку следующего содержания:

«Вы вчера были просто восхитительны, и я награжу вас за это. На всякий случай не уходите из дому до пяти часов, может быть, я успею вырваться хоть на минутку от своего тирана и побывать у вас».

Роллан, повинуясь этому приказанию, отослал даже своего камердинера, чтобы быть совершенно наедине с нею, если она приедет.

В половине второго раздался звонок.

— Это она!.. — проговорил Роллан, вздрогнув, и побежал отворять, но, отперев дверь, он невольно отшатнулся, у него потемнело в глазах… Это была не она, а он… Он, муж — страшный граф Артов.

— Милостивый государь! — сказал ему граф. — Мне нужно сказать вам несколько таких слов, которые я нахожу неудобным говорить здесь на пороге, а потому я прошу позволения войти к вам.