Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что у вас там такое? — спросил Гуркевич жалобно. — Свинец?
— Засунула что могла, — пропищала бабенка в ответ. — Бедный человек, он все на спине унесет…
— На чужой, — пробурчал Гуркевич.
Сердце разрывалось. Он поднял глаза: жандарм по-прежнему смотрел в его сторону. Гуркевич покачнулся.
— Ради бога! — взмолился он. — Выбросьте что-нибудь из этого мешка. Смерти моей хотите?
Пройдя еще несколько шагов, Гуркевич споткнулся о камень. Выронил мешок. Загрохотали железяки. Гуркевич быстро откинул край холщовой дерюги. Показалась печная решетка, утюг с запасными сердечниками, безнадежно закопченные кастрюли.
— Боже! — простонал Гуркевич. — Выкиньте вы этот хлам!
— Хорошо вам говорить, — пропищала плаксиво бабенка. — А кто мне что даст? Все разрушено, сожжено…
Жандарм между тем приближался, суровый, краснорожий. Гуркевич схватился за холщовые края.
— Послушайте… я заплачу… Целую печь поставлю… Дам электрический утюг… выбросьте это!
— А где я вас буду искать? — спросила бабенка со вздохом. — Поймите, что при мне, то мое… Вы молодой, сильный…
— Du Laus!.. — заорал жандарм. — Los![19] — Ствол автомата угрожающе запрыгал.
Гуркевич нечеловеческим усилием забросил мешок на спину. Глаза едва не вылезли из орбит, ноги подкосились. Жандарм приотстал. Впереди, шагах в пятнадцати, помахивал узлом майор.
Гуркевича шатало. Он посинел, на руках и на лбу вздулись жилы. Дерюга опять выползала из ладоней; он удерживал мешок последним, отчаянным, усилием.
— Ты, старая курва! — прохрипел Гуркевич. — Я тут сдохну из-за твоих железок! И восстанию придет конец… Чтоб тебя в аду на этой решетке сам святой Игнатий Лойола поджаривал.
— Не стыдно вам так говорить? — вздохнула бабенка в ответ. — Немец, и тот понимает людскую недолю… Свои всегда хуже всех. Кто устроил восстание, скажите, а?
— Может, я? — охнул Гуркевич в отчаянии. Сделал пару нетвердых шагов. Мешок давил словно поршень огромной машины. Гуркевич качнулся, задевая идущих рядом. Груз опять потащил его назад; он бессильно повалился сверху.
— Я дам… вам… пять рублей, — проговорил он, едва дыша. — Пять золотых рублей за этот металлолом…
Жандарм ткнул стволом мужчину, выбежавшего по нужде на обочину. Гуркевич торопливо запустил руку в рукав, разорвал дрожащими пальцами подкладку и извлек завернутую в бумажку монету. Блеснуло потемневшее золото. Он сунул его бабе под нос.
— Настоящая? — недоверчиво спросила та.
— Настоящая, старая ты ведьма! Купишь на нее все решетки, какие есть в Пясечно.
Жандарм снова двинулся вперед. Лицо его блестело от пота, словно намазанное растительным маслом. Тетка сунула пятирублевку в карман.
— Ладно, — сказала она. — Так и быть, выкинь чего-нибудь.
Гуркевич как в горячке бросился к мешку. В придорожную канаву полетела решетка, утюг, сердечники, свинцовые фигурки. На дне осталось какое-то тряпье. Мешок уменьшился наполовину.
— Хватит, хватит! — запротестовала тетка. Кинувшись к канаве, подобрала утюг. — Сама понесу, — сказала, глядя с сожалением на остальное.
Жандарм напряженно искал их взглядом. Гуркевич вытер лицо рукавом и забросил мешок на плечо.
Лишь полчаса спустя, перед Служевцем, когда на колонну вдруг обрушился ливень и жандармы попрятались в брезентовые плащ-палатки, Гуркевич отшвырнул мешок и, не обращая внимания на хозяйкины вопли, помчался в поле, к стогам. Следом, задыхаясь, побежал майор. Люди, скрючившись возле узлов, с тупым равнодушием наблюдали за беглецами. Оба забились в стог и сидели там, покуда не утих последний шум удаляющейся колонны.
— Перешли, — вздохнул облегченно майор.
Гуркевич стряхивал с брюк сено. Из Варшавы доносился грохот.
— Слава богу, выбрался цел из вашей затеи с водружением знамен, — буркнул он со злостью. — Идемте…
И, с трудом распрямляя спину, зашагал напрямик через поле.
До Залесья они добрели к середине дня. Прихрамывающий майор с трудом поспевал за Гуркевичем. На лбу и лысине у него поблескивали капли пота, лицо побагровело, он шумно дышал. На улочке, в тени зеленых елей, несколько венгерских солдат вытягивали из песка подводу. Молодая женщина в пляжном платье, с пестрой сумкой на плече, вела за ручку маленькую девочку в красных трусиках. На небе не виднелось ни облачка. В траве стрекотали кузнечики.
— А-а? — протянул Гуркевич. — Вот это жизнь!
Майор вытер лоб мокрым уже платком.
— Завтра нужно возвращаться, — проговорил он печально. Гуркевич ответил насмешливым взглядом.
— Я никуда не пойду. Медаль прошу выслать наложенным платежом.
Майор вяло улыбнулся в ответ. Он был похож на жареного поросенка.
— Пойдемте ко мне, отдохнем, — сжалился Гуркевич. — Вы еле на ногах стоите. Наверняка не в пехоте служите. Мы могли бы искупаться в Езёрке…
Майор провел языком по распухшим губам и жалобно посмотрел на Гуркевича.
— Сначала к венграм.
Гуркевич послушно кивнул. Через несколько минут они входили в сад. Перед шикарной виллой потели двое часовых с заброшенными за плечо «манлихерами»[20]. Возле гаража денщик чистил желтые ботинки с высокими шнурованными голенищами. В окне показалась голова поручика Койи.
— Bitte! — позвал он их.
Гуркевич с Громом вошли в просторную прихожую. Где-то звонил полевой телефон. Вертелись офицеры в запыленных мундирах. Вестовой пронес на серебряном подносе бутылку коньяка и коробку сигар.
— Видали? — вздохнул Гуркевич. — «Винкельхаузен»…
— Мы по вопросу о поставках мяса, — сказал майор Гром по-немецки. Поручик Койя, усмехнувшись, кивнул и сразу же скрылся за дверью.
— Вообще-то я мог бы уже идти, — заметил Гуркевич. — Жена, небось, заждалась, с холодненьким свекольничком… Но я на минутку останусь. Интересно все-таки.
Койя показался вновь.
— Bitte.
Гуркевич направился было за майором. Тот, однако, виновато улыбнулся.
— Подождите меня, пожалуйста.
Гуркевич, насупившись, вернулся к окну.
Майор вернулся через полчаса. Бросил растерянный взгляд на Гуркевича. Поручик чуть прищурил левый глаз. Гуркевич сделал вид, что ничего не замечает.
— Ну и как? — спросил он майора на улице.
Метрах в ста, среди деревьев серели пушечные стволы, прикрытые ветками ольхи. Улицу перебежала белка, заскочила на сосну, полетела вверх по голому стволу. Майор стянул с носа очки.
— Вы должны сейчас же вернуться на Мокотов, — сказал он шепотом, глядя на небо.
— Что-что? — рассмеялся Гуркевич.
— Венгры поставили условия, — объяснил майор. — Завтра до обеда им нужно принести ответ.
— До обеда! — фыркнул Гуркевич. — Завтра до обеда я собирался загорать. Бегайте тут сами. Я вам в посыльные не нанимался.
Майор сглотнул.
— Я… я не дойду, — сказал он несчастным голосом. — Даже за три дня не дойду. Я стер себе ноги.
— Ну конечно! — разозлился Гуркевич. — Лимузина не дали!
Они добрели до орудий. Изящные стволы зениток были нацелены в безоблачное небо.
— Пушки-то дают? — резко спросил Гуркевич.
— Дают, — вздохнул майор. — Три в качестве задатка. Но мы сами должны их забрать из Залесья.
— Плевое дело! — ухмыльнулся Гуркевич. — А я их при случае заброшу на Мокотов, верно?
Майор не ответил. Он из последних сил перебирал коротенькими ножками.
— Жарко! Мечтаю о дожде. Растительность иссохлась и измучилась…
— Какие у них условия? — спросил Гуркевич равнодушным тоном.
— Не переношу температуры выше двадцати. У меня легкое ожирение сердца, увеличена печень…
— Я спрашиваю, какие у венгров условия! — повысил Гуркевич голос.
Майор остановился.
— Тихо… слышите?
Издали донесся глухой артиллерийский гул. Гуркевич в тоске посмотрел на сосновый лесок.
— Бумагу хоть дадите какую-нибудь?
— Не дам, — вздохнул майор. — Все на словах. Венграм прислали приказ о выступлении. Уходят завтра днем в Опольскую Силезию[21]. Готовы свернуть к нам и присоединиться к восстанию, но требуют гарантий, что большевики, когда придут, признают их союзниками и не отправят в лагеря.
Гуркевич широко разинул рот.
— Так они ничего не знают?
— Может, и знают, — ответил майор, — но разве их волнуют наши дела?
— Это точно, их не волнуют… — со вздохом сказал Гуркевич и добавил, уже со злостью: — И что вы им ответили?
— Ничего, — прошептал майор. — Решение примет командование.
— А стоит ли тогда ходить? Вы же сами говорили, что с большевиками нету соглашения.
— Венгров тут две дивизии, — вздохнул майор печально. — А сколько у них оружия! Разве мы можем сами ответить им «нет»?
— Да уж, стратеги, втянули вы нас в историю! Сами-то как думаете: что-нибудь может еще измениться?
- Сто великих тайн Первой мировой - Борис Соколов - О войне
- Линия фронта прочерчивает небо - Нгуен Тхи - О войне
- Маршал Италии Мессе: война на Русском фронте 1941-1942 - Александр Аркадьевич Тихомиров - История / О войне
- Иловайск. Рассказы о настоящих людях (сборник) - Евгений Положий - О войне
- Последняя мировая... Книга 1 - Василий Добрынин - О войне
- Служители ада - Юлиан Шульмейстер - О войне
- Здравствуй, Марта! - Павел Кодочигов - О войне
- Моя вина - Сигурд Хёль - О войне
- С нами были девушки - Владимир Кашин - О войне
- Конец осиного гнезда. Это было под Ровно - Георгий Брянцев - О войне