Джакузи для Офелии - Наталья Александрова

Она скорчилась и затихла, стараясь унять сердце, которое стучало так громко, что его должны были, кажется, слышать во всей квартире.

Прошло не больше минуты, когда из комнаты донесся удовлетворенный мужской голос:

— Ага, вот и покойник! Так что на этот раз сигнал оказался не ложный. Фиксируй, Гудронов: имеет место мертвое тело с внешними признаками насильственной смерти… ну-ка, что тут у нас — огнестрел?

— Никак нет, Василий Ликбезович, — отозвался второй голос, — похоже, башку ему проломили… ничего себе, лицо в кашу… ну и красавчик! Никогда такой гадости не видал…

— Ага! Ну, поработаешь с мое, еще и не на такое насмотришься! Фиксируй, Гудронов: нанесение тяжких увечий, повлекших за собой смерть… в виде проломления головы тупым тяжелым предметом. Точнее зафиксируем, когда медэксперт ознакомится. И когда фотографии сделают. Но это, Гудронов, в любом случае лучше, чем огнестрел. Огнестрел — это значит разборки разные, или заказ, а удар по голове — это, Гудронов, уверенно тянет на бытовуху, а бытовуха — она легче раскрывается… сейчас мы выясним связи потерпевшего, и в деле может появиться некоторая ясность. Может, Гудронов, мы с тобой в этом деле без всякого начальства разберемся, своими, как говорится, скромными силами… где там у нас понятые?

— С бытовухой не очень получается, Василий Ликбезович, — осторожно возразил второй голос, человека, которого называли Гудроновым, — имеют место следы обыска, что для бытовухи не очень характерно.

— Умничать не надо, Гудронов! — сердито прикрикнул старший. — Очень даже характерно! Допустим, жена, или какая-то другая женщина искала его заначку, а он застал, возникла ссора, и в результате, понятное дело, — удар по голове тупым тяжелым предметом… ты лучше не рассуждай, а работай! Документы на трупе какие-нибудь имеются?

Лола слышала только полузадушенное кряхтенье верного Гудронова, который, надо думать, с трудом ворочал тяжелый труп.

— Так точно, Василий Ликбезович! — доложил он. — В заднем кармане брюк потерпевшего имеются водительские права на имя Сидорчука Михаила Арсеньевича.

— Видишь, как хорошо, — умилился старший полицейский, — потерпевший понимал свой первейший гражданский долг — постоянно иметь при себе документы на случай опознания, чтобы не создавать сотрудникам правоохранительных органов, таким, как мы с тобой, ненужных процессуальных проблем! А то был у нас случай, когда я в сорок шестом отделении работал. Вызвали тоже на труп, ну, там-то дело было ясное, житейское: мужик в постели мертвый, с явными признаками отравления метиловым спиртом, а рядом с ним — женщина в невменяемом состоянии. Доктор наш эту женщину осмотрел, говорит — ничего страшного, просто сильно пьяная, проспится — будет в полном порядке. Тут же рядом нашли две бутылки: одна почти пустая с водочной этикеткой, другая, совсем пустая — из-под молдавского вермута. На дне водочной — такая доза метилки, что взвод почетного караула в полном составе положить можно, а вермута даже на анализ не осталось. В общем, картина вырисовывается — яснее некуда: купили наши голубки две бутылки, для мужичка, само собой, водку, а для дамы — как положено, вермут. Ну, она свой вермут аккуратно выпила и закосела, а ему водка паленая попалась, и отдал болезный богу душу. Баба-то, видно, хоть и была в дымину пьяная, что-то все же заметила, стала орать, из-за чего соседка, старая маринованная креветка, заслуженный ботаник на пенсии, нас и вызвала. Ладно, мы сели документы оформлять. По данным паспортного стола, в квартире проживали муж и жена Свиристенко. Ну, в соответствии с этим, мы и выписываем на этого самого Свиристенко справку для получения свидетельства о смерти. На всякий случай соседку, что нас вызвала, спросили: «Опознаете соседа?»

А она, народный ботаник республики, вся покраснела, мнется, лицо ладошкой прикрывает, как монашенка в борделе, и шепелявит, вследствие отсутствия протеза:

«Как же я, извиняюсь, могу на него смотреть? Он же, пардон, не одет! Но раз он находится в постели Георгия, то, значит, это и есть Георгий! Какие у вас могут быть на этот счет сомнения?»

Тогда капитан Чугунный, вечная ему память, командует:

«Фиксируй, Завальнюк — соседка опознала потерпевшего, и на основании опознания оформляй документы на Георгия Свиристенко».

Ну, оформили мы все, что положено, потерпевшего труповозка забрала, только мы уходить собрались — открывается дверь, и в квартиру вваливается мужик. Смотрит на нас этак с непониманием. Оглядывается по сторонам и орет:

«Зинаида! Опять, так тебя и разэтак, полный дом мужиков привела? Подавай борщ, муж с работы вернулся!»

Капитан Чугунный вежливо так этого мужика спрашивает:

«Ты кто?»

А тот, понятное дело, в рифму ему отвечает:

«Конь в пальто! А вот ты, мужик, кто такой и что у моей Зинки в неурочное время делаешь?»

«Я капитан полиции Чугунный», — отвечает капитан и в доказательство своих слов протягивает удостоверение.

«А мне, — тот отвечает, — все это по барабану. Хоть ты чугунный, хоть оловянный, хоть по уши деревянный. Зинка моя и полковников приводила. Не ты первый, не ты последний. Так что давай, капитан, проваливай и дружков своих прихвати».

Но капитан Чугунный, вечная ему память, не такой был человек, чтобы какой-то штатский над ним возобладал! Он глаза выпучил, горло прочистил и как рявкнет, так, что даже штукатурка посыпалась:

«Кто такой, предъявить документы!»

Тот-то мужик, видать, немного струхнул, попятился и паспорт сует:

«Так и так, проживаю здесь, Георгий Свиристенко моя личная законная фамилия».

«Отставить! — продолжает сердиться капитан. — На Георгия Свиристенко уже оформлена справка о смерти, так что одно из двух — или ты не Свиристенко, а кто-нибудь другой, и тогда отправляйся без скандала по месту регистрации, или мы незамедлительно приступаем к кремации!»

— Так что сам видишь, Гудронов, как важно для следствия, чтобы потерпевший имел при себе документы! — закончил Василий Ликбезович. — Только ты понятую-то приведи, а то нехорошо получается — документ обнаружили и к делу приобщили, а свидетелей этому не имеется!

Судя по звукам, Гудронов поспешно удалился в коридор.

Лола осторожно приподнялась и выглянула в щелку между занавесками. В комнате, рядом с письменным столом, под которым, как она знала, располагался «потерпевший», сидел плотный коренастый мужчина лет сорока с широким мрачным лицом глубокого и убежденного пессимиста. Тут же на пороге появился второй полицейский, значительно моложе, выше и худее, с розовыми оттопыренными ушами и жизнерадостной веснушчатой физиономией умеренно пьющего человека. Он вел, осторожно придерживая за руку, недовольную тетку лет семидесяти в цветастом ситцевом халате.

Остановившись посреди комнаты, тетка решительно прокашлялась, уперла руки в бока и густым матросским басом осведомилась:

— Ну, и долго вы меня будете от домашней работы отрывать? У меня, между прочим, зять в восемнадцать часов с работы возвращается, и к его приходу борщ должен быть сготовлен!

— При чем тут ваш зять, понятая? — опрометчиво спросил мрачный полицейский с удивительным отчеством Ликбезович. — И какое отношение мы имеем к вашему борщу?

— А такое, самое прямое отношение, — немедленно отреагировала тетка, — что я через вас этот самый борщ своевременно не сварю, а мой зять — на государственной службе, и если что не по его, очень сердится, а когда он сердится, то это, спаси господи, лучше тогда к нему даже не подходи, потому что у него характер очень сурьезный, да прибавьте сюда, что на государственной службе, и через эту службу от его характера вовсе нет спасения, поэтому я к его приходу непременно должна борщ сварить, а он приходит обязательно в восемнадцать часов, потому что у него государственная служба…

— Стоп, понятая! — рявкнул старший полицейский. — Больше не могу про твоего зятя слушать! Если ты еще раз скажешь про зятя или про борщ, я тебя непременно арестую за сопротивление при исполнении, и тогда твой чертов зять точно без борща останется! Тьфу!

— Не имеете никакого такого полного права! — заревела понятая, как взбесившаяся пароходная сирена. — Я свои права досконально знаю! Тем более что у меня зять на государственной службе! Ему через это без борща оставаться никак нельзя!

— Ну, зачем нам ссориться? — Василий Ликбезович взял себя в руки и понизил голос. — Ваш гражданский долг, понятая, — оказывать всемерную помощь следственным органам, и чем меньше вы будете отвлекаться на посторонние предметы, тем быстрее освободитесь…

— Почему же это посторонние, — пробубнила тетка, однако тоже понижая голос, — почему же посторонние, когда это мой собственный зять? Который на государственной службе…

— Ладно, — смирился с зятем полицейский, — перейдем к делу. Для начала, понятая, назовите свои данные.