Море наизнанку (СИ) - Свириденкова Ольга Владимировна

Марина упрямо насупилась:

– Ничего подобного. Я нарушила запрет, стало быть, отвечать за меня его бы никто не заставил. Он просто…

– …Шовинистическая мужская свинья, – Наташка расхохоталась.

– Да, к нему это определение подходит, – рассмеялась за ней следом Марина. – А так как на шовинистических свинов обижаться бессмысленно – они ведь тупы и неисправимы, остается отнестись к случившемуся философски.

– Вот-вот! – закивала Наташка. – Правильная позиция!

Подружки пошли по набережной и вскоре уселись за столик в одном из ресторанов. Сделали заказ и, наслаждаясь приятной атмосферой, заговорили о том, куда следует поехать в ближайшие дни.

– О черт, – вдруг прошептала Марина с глубочайшей досадой. – Только этого болвана здесь не хватало!

Наташка посмотрела в ту сторону и прыснула. От дверного проема к барной стойке неспешно шагал спасатель с их пляжа. Одет он был не по-пляжному, а вполне себе презентабельно: в бледно-серых брюках и шелковой светлой рубашке с рисунком в морском стиле: сероватые волны, лазоревые пальмы. Марина отметила про себя, что вид у него достаточно свежий и бодренький, словно и не отстоял день на пляже.

– «Казалось, судьба нарочно подстраивает их встречи», – процитировала Наташка штамп дамского романа. – Мариш, расслабься и просто не замечай его. Он зашел навестить приятеля-бармена и скоро уйдет. А если и не уйдет, нам-то какое дело?

– Ты права, – кивнула Марина. – Да я уже в порядке, только в первый момент охватила досада.

– Не надо досадовать, надо просто смотреть на него, как на пустое место, – резонно заметила Наташка. – А лучше совсем не смотреть, а… обратить внимание на парочку возле окна, – Наташка понизила голос. – Давно поедают нас глазами и пускают стрелы амура.

– Те, что сидят к нам ближе, делают то же самое, – прошептала Марина с озорной улыбкой. – И еще о чем-то шепчутся, не иначе, решают, подкатывать к нам или нет.

– Ошибаешься: по их физиономиям видно, что они уже все решили и теперь только ждут нашего сигнала, – заметила со знанием дела Наташка. – Да только мне совсем не хочется, чтобы они к нам подкатывали. Староваты мужички и какие-то… не сексапильные! Те другие выглядят симпатичней.

Марина интригующе улыбнулась и приподняла брови.

– Будем подавать им сигналы?

– Ни в коем разе! – возразила Наташка. – Мы ничего не ищем, мы – кошки, которые гуляют сами по себе. А если кому-то охота нас закадрить, пусть изловчаются, мы не будем им помогать.

– Наташка, я тебя обожаю, – Марина подняла бокал и торжественно выдала: – За женскую независимость и феминизм!

Спасатель, сидевший на круглом стуле возле стойки и болтавший с барменом, обернулся. Марина произнесла свой тост слишком громко, и он, видимо, слышал.

Так как Марина сидела к нему лицом, она машинально посмотрела на него. И ощутила растерянность. Она никак не ожидала, что у него может быть такой взгляд: умный, глубокий и мягко-ироничный. Но главное – это был взгляд взрослого мужчины, а не молоденького паренька. Он явно старше, чем показался ей сразу: не двадцать два – двадцать три, а как минимум двадцать пять.

Внезапно он добродушно улыбнулся Марине и снова повернулся к бармену. На секунду Марина опешила, а затем почувствовала досаду. И дернуло же ее ляпнуть это дурацкое слово – феминизм! Хоть бы остальные мужики не услышали, а то сейчас разбегутся, не дождавшись заказанных блюд. Самое обидное, что она ввернула это словечко в шутку. Марина не была феминисткой, разве что умеренной. Просто они с Наташкой сидели в последнее время на форумах феминисток, вот слово и вертелось на языке.

И вот, сейчас она брякнула его. И «шовинистический свин» мгновенно отреагировал. Ну а как же иначе? Мужчины всегда реагируют на это словечко. Кто-то проявляет агрессию, кто-то бежит прочь, а кто-то спешит доказать свое гендерное превосходство. Спасатель, видимо, был из числа последних – чего только стоит его улыбочка! Мол, понятно все с вами, сударыня: скучаете по романтике и горячему сексу. Потому и нервная такая. Не в погоде-то дело, видать, а в чем-то другом…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

«Самое досадное, что все так и есть», – печально подумала Марина.

– Прекрасные дамы, разрешите составить вам компанию!

Марина вскинула голову. Перед ними стояли те самые мужички, с которыми хотела завязать знакомство Наташка. Не дождались сигнала и решили проявить инициативу.

– Составить компанию? – задумчиво протянула Наташка. – Что ж… отчего бы и нет? Присаживайтесь, ребята! И где там наше горячее, черт возьми?! Вы бывали раньше в этом ресторане? Скажите, здесь всегда так тянут с заказом?

Начало было положено. Мужчины уселись за стол и включились в беседу. Наташка молодец, умеет завязать сходу непринужденный, живой разговор. Марина тоже умела, только в последнее время она стала немного робкой и скованной. Возможно, сказалось то, что последний год она работала дома, за компьютером, и мало общалась с новыми людьми.

«Ну, так поспешим же наверстать упущенное», – сказала она себе и присоединилась к беседе.

На спасателя она больше не смотрела – много для него чести. К тому же один из подсевших за их стол мужичков загородил ей обзор барной стойки, чему Марина от души порадовалась.

Заиграла живая музыка, и зал встрепенулся. Играли почти одни медляки. Певец пел ужасно: голос-то у него был красивый, но на ухо явно медведь наступил. Он ни черта не попадал в ноты, из-за чего лирические песни звучали комично и, слушая их, хотелось не проникаться эмоциями, а хохотать. Подружки и хохотали – к недоумению своих кавалеров, в упор не замечавших халтурного исполнения певца. Впрочем, Паше и Диме (так звали мужичков) импонировало, что дамы веселятся и держатся раскованно. Сами они тоже держались раскованно, сыпали плоскими остротами и одаривали подружек затертыми комплиментами.

Последовал перерыв в танцах, а затем «по многочисленным просьбам трудящихся», то бишь отдыхающих, грянула песня «Ах, какая женщина». Дима тотчас пригласил Наташку, а Паша – Марину.

И начался десятиминутный кошмар.

Паша, успевший хорошо подвыпить, не желал танцевать скромно и благопристойно, а пытался виртуозничать и делать выкрутасы – так сказать, показывал партнерше свои таланты. Да еще и напевал вполголоса, томно и зазывно глядя Марине в глаза.

– Эта песня про нас с тобою, Мариша, – прошептал он ей на ухо. – Я, как увидел, что ты входишь в ресторан, так сразу и подумал: «Ах, какая женщина, вот мне бы такую!»

Марина мысленно выругалась. Она уже поняла, что Паша не отличается повышенным интеллектом, но выходило, что у него и с фантазией плохо. «Прост, как ситцевые трусы», – вспомнилось ей выражение, знакомое со студенческих времен. Марина не считала, что простота хуже воровства, но как бы этот Паша и в постели не оказался примитивен. И вообще, он Марине не нравился. Вроде бы симпатичен, а вот, хоть убейте, не нравится.

Песня закончилась, и тут же грянула новая – «Дым сигарет с ментолом». Марина обожала этот медляк с юных лет, но, когда Паша схватил ее в охапку и закружил в танце, она ощутила жгучую досаду. Танцевать под такую чудесную песню с этим тюфяком! Да еще Паша снова принялся подвывать… Кошачий концерт, называется.

Не в силах смотреть на лицо кавалера, наполненное страстной истомой, Марина отвернулась. И ее глаза тотчас встретились с глазами спасателя, о котором она совершенно забыла за последний час. Он сидел все на том же месте и смотрел прямо на нее. Глаза смеялись, на губах играла улыбка. И вдруг, к негодованию Марины, он расхохотался.

«Надо мной потешается, сукин сын», – подумала она, отворачиваясь и досадливо морщась.

Наконец, кошмарный танец закончился. Сказав Паше, что чувствует себя плохо, Марина заспешила на воздух. Паша выскочил следом.

На улице Марине сразу полегчало: и физически, и, как говорится, морально. Подойдя к ограждению набережной, она посмотрела на море, послушала, как шумят волны. Эти звуки успокаивали и проясняли сознание.

«О господи, что мы делаем? – внезапно подумалось ей. – Зачем, для чего это все? Лучше бы мы сразу ушли и провели вечер дома»…