Исполнение желаний - Ирина Верехтина

дочка… Выбирай любой институт, поступай хоть на журфак, хоть на филфак, хоть в юридический. А на баловство денег не дам, – сказал Гале отчим. – Всё равно не поступишь, не пройдёшь по конкурсу, так зачем зря деньги тратить? У тебя веснушки круглый год не сходят, и курносенькая ты у нас, и ростом не вышла… Нет, Галочка, на театральный я денег не дам, и не проси! В другой институт – пожалуйста, и на репетитора, и на подготовительные курсы, сколько нужно, столько заплачу. Ты ведь у нас одна-единственная, наша с мамой гордость… Так что давай без глупостей и чтобы я больше не слышал о театре.

С мамой говорить было бесполезно: она всегда соглашалась с мужем. И Галя решила заниматься одна, без репетитора. Все её одноклассники давно учились в вузах и техникумах. А Галя штурмовала ГИТИС – пятый год подряд. И каждый год с замирающим сердцем искала в списках поступивших свою фамилию. И не находила.

Через пять лет она уехала из Москвы куда-то на север, где её мечта сбылась – Галю приняли в театральное училище, по окончании которого она работала в каком-то безвестном драматическом театре в маленьком городке, тоже безвестном, со странным названием Северск. Театр, тем не менее, в Северске существовал и даже выезжал на гастроли. Точнее, вылетал самолётом – единственным в тех суровых краях способом передвижения. Это были Галины последние гастроли: над Алтаем их самолёт попал в снежный заряд, видимость была нулевая, самолёт разбился. Спасти не удалось никого.

Галиным родителям – маме и отчиму – вроде бы пришло официальное извещение о гибели дочери. Самолёт упал в горах, в труднодоступном районе. Найти (и тем более – опознать) погибших не представлялось возможным.

Игорь так до конца и не поверил, что Гали больше нет. Он помнил её –суматошную, с горящими глазами, вечно куда-то спешащую, одержимую грандиозными планами и немыслимыми идеями. Галя – с её бьющей гейзером энергией – не могла умереть, не имела на это права! Только не Галя…

Песни, которые остаются в сердце

Никогда и никому – даже маме! – Игорь не признался бы в том, что ему нравится Галя. Впрочем, нравится – не совсем подходящее слово. Игорь не пропускал ни одного школьного концерта, даже если ему нездоровилось – ведь Галя будет петь, как же он может не придти?! Сидел, прикрыв глаза от переполняющей сердце нежности, и слушал песни, которые Галя сочиняла сама на стихи известных поэтов – Александра Блока, Константина Льдова, Федерико Гарсиа Лорки, Марка Лисянского и Яниса Рицоса. Ребята удивлялись – стихи были незнакомыми, необыкновенными! И сами ложились на музыку – тоже необыкновенную. Галину. В зале стояла тишина, какой не было даже на уроках. Тишина была словно море, над которым чайкой взмывал Галин сильный и звучный голос – и рассыпался звенящими брызгами.

Галины песни звучали на всех школьных концертах. Были среди них патриотические, посвящённые подвигу советских солдат в годы Великой Отечественной войны. Вы спросите, что уж такого необыкновенного в патриотической тематике? Вы просто не слышали… От этих песен сжималось сердце:

«Почти во всех столицах мира, хотя не числились в вождях,

Спят неизвестные солдаты на самых главных площадях.

Пред их могилами святыми, пред синим жертвенным огнём

Стоял я в Риме и Париже, стою в Москве осенним днем».

Были песни о Москве и песни о любви, в которых проникновенные стихи Марка Лисянского звучали как молитва – светло и возвышенно…

«Огни, огни над заливом

Светят из темноты.

Мне было б очень, очень тоскливо,

Когда б не ты, когда б не ты» – пела Галя, и зал слушал, затаив дыхание.

Игорь закрывал глаза и представлял сказочно красивую вечернюю Москву в жемчужном ожерелье фонарей, в росчерках огней на чёрной шёлковой глади залива. И Галю – тоже сказочно красивую. Они вдвоём стоят у окна и смотрят, как над заливом плывёт серебряно-жёлтая луна. В чёрной воде отражаются звёзды – пляшут, искрятся, сверкают! В Галиных глазах тоже сверкают звёзды. Их взгляды встречаются, и Игорь погружается в серебряную бездну…

А ещё были песни – о чём-то странном, щемящем, которому нет названия.

«Осенний сад уже не удержать:

Он ждёт зимы. И не сердись, хозяин,

Что ты ушёл, и чьи-то руки взяли

Из сада то, чего тебе не взять.

Чего тебе уже не взять…

Сады, сады! Ваш старый садовод

Уже не рад, что он пропах садами,

Разлуками и холодами…

И забыл, что робок первый плод» – пела Галя, и в зале царило молчание. Не шелестели конфетные обёртки, не скрипели стулья не переговаривались и не смеялись…

Игорь понимал, что песня вовсе не о садах, она о чём-то другом… Но ему было нестерпимо жаль старого садовника и осиротевшего сада, которому так одиноко, грустно и больно, но он не может об этом сказать. Ему просто некому – сказать. Дождётся ли он ли заботливых и любящих рук?

Игорь представлял – Галины руки, глаза, волосы… И не смел признаться сам себе, что давно любит её, без надежды на взаимность. Как у Пушкина – «то робостью, то ревностью томим…» Так уж вышло.

Из разряда невероятного

В классе к нему прилипло дурацкое прозвище – Игоряша-растеряша (варианты: Игоряха-потеряха и Игорёха-растерёха). И фамилия была дурацкая – Кашин. – «Каша-малаша. Размазня!» – дразнили его все кому не лень. Галя не дразнила никогда. Десять лет – с первого класса по десятый она была неизменно приветлива и доброжелательна, и встречаясь с Игорем во дворе, улыбалась и кивала головой.

Он до сих пор берёг в памяти её улыбку. И был вне себя от радости, когда красный телефончик заговорил Галиным голосом. Это было чудо из разряда невероятных, не имеющее доказательств и не требующее подтверждения, вроде явления Христа, думал Игорь. Ещё он думал, что если бы ему предложили чудо на выбор, он не колеблясь выбрал бы Галю, и Христос бы его понял, он же мужик всё-таки, хотя и бог.

Игорь не посмел бы позвонить Гале, даже если бы знал номер её телефона. Галя позвонила сама. Удивлённый Игорь услышал, что она не видела его сто лет и ужасно по нему соскучилась. Они проговорили полчаса – и не могли наговориться. Игорь был на седьмом небе от счастья и боялся только одного: вот сейчас Галя попрощается с ним и никогда больше не позвонит.

Но Галя не собиралась прощаться.