Мой сводный грех (СИ) - Ильина Настя

Я дотрагиваюсь до зудящей скулы и ухмыляюсь: несмотря на невысокий рост, хрупкую руку, удар у девчонки поставлен что надо. Не каждая вот так сразу сориентируется в пространстве, как она. Даже удивлён – прежде, много лет назад, она только и могла смотреть исподлобья и краснеть, когда к ней обращаешься по имени. А теперь…

Не могу удержаться, и, убедившись, что Костян занят своими важными переговорами, снова открываю её профиль в социальной сети. И уже в который раз за этот вечер листаю, увеличиваю её фотографии, чтобы рассмотреть каждую деталь её невероятных изменений.

На первом фото она стоит в лёгком сарафане на фоне закатного солнца и смотрит вперёд. Вся яркая, лёгкая, чистая, сама невинность. Больше похожа на белую шапку одуванчика, подсвеченного июньским солнцем. На второй фотографии – сосредоточенно грызёт карандаш, будто бы обдумывает, что записать или нарисовать, волосы волной спадают на правую сторону, но она не спешит поправить их рукой. А на третьем фото…Его я увеличиваю в десять раз, не меньше.

…На третьем фото она смеётся. Искренне, от души, явно какой-то лёгкой и простой шутке, потому что глаза доверчиво светлеют, на щеках расцветают ямочки. Полные красивые губы открыты, и (совсем уже пикантная деталь, за которую волей-неволей цепляется глаз), юркий язык дотрагивается до клыка. От этого улыбка становится не просто задорной, смешной, но врезается в сердце, туманит разум, кружит голову.

Хочется взять…и…

— О, Дэн, нормальная такая соска, — откуда-то из-за плеча выныривает Костян и неотрывно смотрит на мой сотовый в руках. От такой бесцеремонности резко выныриваю в реальность. Спешно свайпаю влево, чтобы смахнуть картинку, блокирую телефон.

Оттого, что он успел подсмотреть мою маленькую тайну, которая только-только начала распускаться внутри, которую я сам ещё не до конца понял, становится паршиво.

— Слушай, дай её телефончик, а? — он не отстаёт, ухватился за рукав косухи, тянет на себя. — Ну реально красотка. Таких уже не производят, наверное. — Он мерзко хихикает, а меня буквально топит неконтролируемая ярость, агрессия, направленная на этого увальня. Хочется резко, с размаха, ухватить его за волосы на затылке и поближе познакомить со стеклянной барной стойкой. До крови, до хруста, до бессилия. Так, чтобы не осталось ни одного вопроса.

Тут он замолкает, съёживается под моим нечитаемым тёмным взглядом, поднимает вверх ладони, будто бы сдаётся в плен:

— Ладно, ладно, чё ты завёлся–то сразу. Подружка, что ли, твоя новая?

Я молчу. Кусаю нижнюю губу. Сильно, до привкуса ржавчины на языке. Но друг ждёт ответ, и мою чёртову душу затопляет могильный, чёрный холод.

— Нет. Сестра.

POV Алёна

Я благополучно возвращаюсь домой и медленно плетусь в комнату. На секунду появляется сомнение, закрыла ли я входную дверь на замок — ещё одно нападение «воров» я теперь уже точно не переживу.

Я закатываю глаза и возвращаюсь, чтобы проверить, хоть нога и ноет — ох уж эта чёртова склонность вечно перепроверять всё. И стоит мне только приблизиться к двери, как я подпрыгиваю и вою от боли, которая бьёт с бешеной силой и быстро распространяется по всей ноге, потому что кто-то звонит в звонок. Я смотрю в глазок и вижу его! Вот чёрт! И как же я сейчас выгляжу интересно? Вот только проверять это и прихорашиваться времени нет.

— Максим? — удивляюсь я, открывая ему.

— Малыш, а я всё же решил проведать тебя, ведь твоя мама занята делами, не удивляйся, я встретился с ней в офисе. Она была несколько растерянна, когда я спросил про встречу с подружками, о которой ты сказала… Она в поте лица трудится, а ты говорила, что она будет распивать чай… Ты одна? — в голосе Максима сквозит недоверие.

Парень заглядывает внутрь дома через моё плечо. Он ревнует и пытается отыскать тут моего любовника?

— Одна и-и-и… Ладно, ты поймал меня на лжи. Мама действительно на работе, вот только… Я не хотела, чтобы ты видел меня вот такой, не хотела, чтобы ты жалел меня… Потому что я не люблю, когда начинают говорить все эти замыленные фразочки вроде: «Бедненькая, дай подую на ранку».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я хромаю в сторону кухни, а Максим провожает меня взглядом, явно оценивая моё состояние, а затем идёт следом.

— Что с тобой случилось? — серьёзным тоном спрашивает он.

Какое из зол тебе рассказать первым? Я поворачиваюсь и смотрю на него, чуть морщусь от боли, наклоняюсь и достаю из морозильного отделения кубики льда. Высыпаю их в полотенце, которым пыталась охладить Дэна, плюхаюсь на кожаный диванчик-уголок и смотрю на своего парня.

— Упала с лестницы… И ты можешь прямо сейчас начать отчитывать меня и говорить, какая я неуклюжая. Я знаю. Я хотела прийти на свидание, но в самый последний момент упала… Я побоялась рассказать тебе правду, поэтому пришлось придумать историю с подружками мамы, чтобы ты не увидел, какая я жалкая… Прости.

Выдавливаю из себя слёзы, хоть плакать и не хочется. Все эти неприятности, свалившиеся мне на голову, сейчас кажутся настолько забавными, что просто нет желания расстраиваться. Понесла наказание за то, что ударила брата по голове — всё правильно. Причём понесла его дважды — первый был заранее.

— Малыш, ты могла рассказать мне всё что угодно. Я не стану ругать тебя. Что за глупости ты придумала? Я ведь люблю тебя! И мы обещали быть честными друг с другом, а ты утаиваешь такие мелочи…

Прикладываю к повреждённой лодыжке полотенце со льдом, которое быстро стало влажным из-за жары, стоящей на улице и проникающей в дом, и негромко шиплю себе под нос.

— Может быть, отвезти тебя в травмпункт? — предлагает Максим, и мне хочется обнять его и поблагодарить за заботу, но при всём желании я попросту не смогу сейчас подняться.

— Не нужно! Это ерунда. Всё пройдёт уже завтра, вот увидишь… Ты сильно обиделся на меня за то, что не приехала в ресторан?

Сама не знаю, зачем я спросила это и в очередной раз напомнила ему, что не явилась на встречу.

— Я не обиделся, я просто был в замешательстве, а когда встретил твою маму на работе… Я сильно удивился. Хотя это мягко сказано. Я был в шоке, милая.

Я опускаю голову и стискиваю зубы. Конспиратор из меня, конечно же, никакой.

Снова на мгновение вспоминаю брата, которому здорово дала по голове. Интересно, он в порядке? И ведь даже номера его нет, чтобы позвонить и узнать, как себя чувствует…

Я тяжело вздыхаю и смотрю на Максима.

— Как я смогу загладить свою вину? — вытягиваю губы уточкой, потому что он ужасно любит, когда я так делаю.

А я, если честно, ненавижу… Это любимая мимика мамы: она делает так, когда обижается или пытается показать, как сильно недовольна моим поведением. И он совсем не подходит мне. Я не она…

Быстро меняю выражение своего лица на естественное и выдавливаю из себя улыбку. Я не планировала никогда уподобляться ей и становиться такой же… Одной такой мамы с лихвой хватит на всех. Мне хотелось, напротив, стать совершенно другой…

Смотрю на Максима: его тонкие губы кривятся в ухмылке, словно он придумывает какое-то слишком неправильное и пошлое наказание для меня. И я краснею до корней волос. Поправив свои волосы цвета молочного шоколада, он лёгким движением головы скидывает чёлку, которая падает на его лицо, и чуть щурит свои зелёные, похожие на два изумруда, глаза.

— Я придумаю наказание позже, когда ты станешь взрослой, — подмигивает Максим.

И я передёргиваюсь от звучания его голоса: становится немного неприятно. Вот только почему, я не знаю. Возможно, я просто боюсь своего первого раза, как и многие другие девушки…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Как я и подумала — в голову Максима стукнуло что-то неприличное, о чём девочкам до восемнадцати думать точно нельзя, хотя многие начинают и куда раньше.

— Я ненадолго забежал, у меня ещё работы уйма. Хотел убедиться, что ты в порядке. Уверена, что не хочешь поехать в травмпункт?

— Конечно, — улыбаюсь я, а Макс поднимается на ноги.