Под сенью Святого Павла: деловой мир Лондона XIV — XVI вв. - Лариса Чернова

Судя по раскопкам, можно предположить, что в то время Лондиниум занимал территорию, по меньшей мере, в 25 гектаров{88}. Этому поселению суждено было стать главным опорным пунктом продвигавшейся вперед римской армии. Когда около 200 г. н.э. Британия в административном отношении была разделена на две части, Лондиниум стал центром Верхней Британии (Upper Britain) (Йорк — центром Нижней (Lower) Британии) и получил статус главной столицы{89}.

Лондиниум превратился и в важный, если не доминирующий, экономический центр новой римской провинции{90}. Первое упоминание о Лондоне как о процветающем торговом городе встречается уже у Тацита: к 60-м гг. н.э. он «был славен торговлей и наводнен торговцами»{91}. С этого времени Лондон, римский Лондиниум или Аугуста, куда приходили корабли, груженные людьми и продовольствием, отправляемыми во внутренние районы Британии, стал превращаться в главный порт. Большую роль сыграли и проложенные римлянами дороги, которые, как лучи, расходились во все стороны: в Ричбороу и Дувр, в Сент-Олбанс и Честер, в Колчестер, Линкольн, Чичестер, Брэнтфорд, Чисвик{92}. Эта система дорог связывала многие отдаленные пункты, обеспечивала если не постоянное, то, по крайней мере, регулярное сообщение между ними. И Лондон занял центральное положение на разветвленной сети дорог, что во многом определило его последующую историю как важнейшего города Британии[10].

Лондон приобрел центральное место в торговле между римской Британией и континентом: сюда везли в основном средиземноморские товары (вино, маслины, оливковое масло, гончарные изделия), а также стекло, изделия из серебра и бронзы из Галлии, Испании и долины Рейна. И хотя Лондон был вовлечен в торговлю со всеми частями Римской империи, некоторая, не последняя по значимости, продукция имела местное происхождение. Соль, зерно, кожи, олово, свинец добывали и обрабатывали непосредственно вдоль побережья Темзы и на прилегающей территории не только для внутреннего потребления, но и на вывоз{93}.

Точно определить численность населения Лондиниума невозможно (вполне вероятно, что она достигала 20 тыс. человек{94}), но, несомненно, это был самый большой город римской Британии и пятый по величине римский город к северу от Альп{95}. Уже тогда сочетание хороших сухопутных дорог и крупной водной артерии — Темзы — сделало Лондон важнейшим торговым центром не только Британии, но и всей Северной Европы.

Между 190 и 210 гг. со стороны суши была возведена каменная стена для защиты города, охватывавшая площадь в 125 гектаров. Это сооружение определило облик Лондона на тысячу лет вперед и стало неотъемлемым элементом его административного устройства вплоть до нынешнего времени. Никаких укреплений вдоль реки не существовало: видимо, достаточной защитой считалась сама Темза с ее плотно застроенными набережными. Стена начиналась от того места, где теперь стоит Тауэр, и тянулась почти до реки Флит, поглотив древний форт: северная и западная стороны превратились в часть крепостной ограды{96}. Скорее всего, она простиралась за пределы жилой зоны и включала в себя огородные земли. В целом длина стены превышала 3 км, а высота — 7 метров. Во время раскопок обнаружили, что снаружи и изнутри римская стена была облицована квадратными плитами, обтесанными и пригнанными очень искусными каменщиками, тогда как внутренняя часть состояла из щебенки, залитой известковым раствором. С внешней стороны шел ров шириной примерно в пять метров и глубиной в один или два метра{97}. На всем протяжении стену украшали каменные венцы; в ней были пробиты ворота — Ньюгейт (Newgate — Новые ворота) на западе, Олдгейт (Oldgate — Старые ворота) на востоке, Бишопсгейт (Bishopsgate — Епископские ворота) на севере, Крипплгейт (Cripplgate — Хлебные ворота), Даугейт (Dawgate — Ленивые ворота), (Billingsgate — Рыбные ворота).

Этой римской стене, которую подновляли в течение почти тысячи лет, суждено было остаться единственной в истории города. В отличие от многих европейских столиц развитие Лондона не было ограничено строгой городской чертой, здесь отсутствовала (по крайней мере, до XVII в.) сколько-нибудь систематическая градостроительная планировка. Лондон — это «город-созвездие», образовавшийся в результате срастания отдельных городков и деревень (на протяжении веков Лондон «поглотил» около 32 деревень), обязанных своим возникновением Темзе.

В 408 г. римские войска, размещенные в Британии, были вызваны в Галлию для восстановления порядка на рейнской границе и назад уже не вернулись. Провинция была предоставлена самой себе, ее связи с континентом стали быстро свертываться. В этих условиях участились разбойные нападения скоттов и пиктов, населявших, соответственно, Ирландию и Шотландию. На просьбы о помощи слабеющий Рим не отзывался. А с середины V в. началось англосаксонское завоевание Британии, растянувшееся на несколько столетий. К середине VI в. южные, центральные и северо-восточные области острова оказались занятыми племенами англов, саксов, ютов и фризов; кельтское население вытеснялось в труднодоступные части Уэльса, Корнуэлла; множество бриттов переселилось на континент, в Арморику[11].

Судьба Лондона после ухода римлян порождает множество вопросов. Как замечает А.Г. Глебов, «традиционно принято считать, что эпоха раннего Средневековья начинается с устойчивого регресса экономической жизни, который характеризовался упадком производства, сокращением торговли и, как следствие, стагнацией городской жизни. На фоне упадка поздних римских городов вследствие варварских вторжений городская жизнь Европы на время (IV–VII вв.) замирает»{98}.[12] Ситуация меняется лишь к началу VIII в., когда в Северной и Северо-западной Европе идет процесс активного возникновения раннегородских центров, характер которых во многом определили потребности аристократии. В результате, вики и эмпории англосаксонской Британии (а также франкской Галлии и Скандинавии того времени) «интерпретируются как королевские и аристократические творения, порты для торговли престижными товарами, пользовавшиеся поддержкой королевской или сеньориальной власти»{99}. Однако, как замечает А.Г. Глебов, последние археологические исследования позволяют иначе взглянуть на отдельные моменты обозначенной историко-экономической модели. Во-первых, понятно, что возникновение раннесредневековых виков и эмпориев Севера и Северо-запада Европы не было случайным процессом. Во-вторых, очевидно, что степень преемственности первых городских поселений раннесредневековой Европы с римскими городскими традициями была значительно выше, чем это допускалось ранее. В-третьих, и это очень важно, Европа раннего Средневековья отчасти унаследовала не только «дух» позднеримской городской экономики, но и те социальные силы, которые были его носителями: ремесленников и торговцев. «Именно они, а не аристократы и королевская власть, сохранили и заново сформулировали старые античные городские традиции в новых условиях. Жизнеспособность этих социальных сил, выдерживавших экономический и политический нажим со стороны королевской власти и феодализировавшейся знати, стала главным залогом возникновения и в целом успешного развития городских центров раннего Средневековья»{100}.

Англосаксонское завоевание само по себе не привело к полному исчезновению римского города и самих традиций городской жизни{101}. Из фрагментарных сведений, проливающих довольно тусклый свет на судьбы англосаксонских королевств, становится ясно, что, пусть и не все, но города римской Британии все же сумели относительно благополучно пережить опустошения варварских завоеваний и продолжили свое существование — это Лондон (он был включен в состав королевства англов — Мерсии), Йорк, Линкольн, Уинчествер, Эксетер, Честер, Глостер. Многие из них, по наблюдению А.Г. Глебова, играли заметную роль в политической и духовной жизни, особенно в процессе христианизации: миссионерская и прочая религиозно-церковная деятельность в V–VI вв. концентрировалась именно в старых римских городских центрах — Кентербери, Рочестере, Лондоне, Уинчестере, Йорке{102}.

Прямых доказательств того, что Лондон все время был заселен, история не сохранила, но уже само положение этого крупного узлового пункта в системе дорог и торговых путей не могло не сказаться благотворно на его судьбе. И хотя первоначальное англосаксонское поселение в Лондоне до сих пор не подвергалось интенсивным археологическим исследованиям{103}, сохранились ранние свидетельства письменных источников, позволяющие говорить о том, что традиции городской жизни здесь не замирали с позднеримского времени. Наиболее ценную информацию содержит «Церковная история народа англов» Беды Достопочтенного. В частности, Беда упоминает о том, что вскоре после восшествия на папский престол Григорий I направил в Британию (597 г.) римского миссионера Августина, который, воспользовавшись приглашением короля Кента Этельберта, избрал центром для своей деятельности Кентербери и обратил в христианство жителей Кента. А в 604 г. Лондон стал центром епископского диоцеза, созданного для обращения в христианскую веру жителей Эссекса. Известно, что в 604 г. Августин посвятил в сан епископа своего ученика Меллитуса, для которого король Этельберт выстроил церковь, посвященную св. Павлу{104}, считавшемуся покровителем и заступником Лондона. Беда Достопочтенный сообщает и о том, что с середины VII в. здесь располагался королевский монетный двор{105}. Д. Кин отмечает, что уже к 700 г. Лондон вновь, как и в римский период, стал главным экономическим центром, концентрировавшим и внутреннюю, и заморскую торговлю{106}.