Рейтинговые книги
Читем онлайн Когда умирают восстания - Жиль Дове

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10

Таким образом, испанская гражданская война началась с настоящего восстания, но такая характеристика неполна. Она верна лишь для начального момента борьбы — действительного пролетарского восстания. После разгрома сил реакции в большом числе городов власть там перешла к рабочим. Но что они должны были с ней сделать? Вернуть обратно республиканскому государству или использовать для того, чтобы двигаться вперед, к коммунизму? Созданный немедленно после восстания Центральный комитет антифашистских милиций включал делегатов от НКТ (конфедерации анархо-синдикалистских профсоюзов, — прим. перевод.), Федерации анархистов Иберии (ФАИ), Всеобщего союза трудящихся (ВСТ, социалистического профцентра, — прим. перевод.), ПОУМ (партии, объединившей несталинистских коммунистов и левых социалистов, — прим. перевод.), Объединенной социалистической партии Каталонии (ПСУК, продукта объединения компартии и соцпартии в Каталонии) и 4 представителей от Женералитата — регионального правительства Каталонии. Став настоящим мостом между рабочим движением и государством и, более того, вовлеченный, если не интегрированный в Департамент обороны Женералитата благодаря присутствию в его составе советника по обороне Женералитата, комиссара по общественному порядку и т.д., ЦК милиций начал очень быстро растворяться. Конечно, отказавшись от своей автономии, пролетарии, несмотря ни на что, полагали, что по прежнему удерживают реальную власть и оставляют политикам только фасад власти, которой они не доверяли и которую следовало контролировать и подталкивать в благоприятном для них направлении. Разве они не вооружены? Это была роковая ошибка. Вопрос состоял не в том, в чьих руках оружие, а в том, что народ с ним сделает? 10 или 100 тысяч вооруженных до зубов пролетариев ничего не значат, если доверяют чему-либо, кроме их собственной силы изменить мир. С другой стороны, на следующий день, месяц или год власть, авторитет которой они признали, отнимет у них оружие, так и не примененное ими против нее. Восставшие не тронули законное правительство, то есть существующее государство, и все их последующие действия проходили под его покровительством. Это была «революция, которая началась, но так и не смогла утвердиться», как писал Оруэлл. Этот основной момент определил как курс на проигрыш вооруженной борьбы против Франко, так и удушение и насильственное разрушение коллективизации и социализации со стороны обоих лагерей.

После лета 1936 г. реальная власть в Испании осуществлялась государством, а не организациями, профсоюзами, коллективами, комитетами и т.д. Даже когда Нин, глава ПОУМ, был советником министерства юстиции, «ПОУМ так и не смогла приобрести какое-либо влияние на полицию», как признал один из защитников этой партии. Хотя рабочие милиции были цветом республиканской армии и заплатили тяжелую цену в боях, они не имели веса в принятии решений высшим военным командованием, которое вместо этого интегрировало их в регулярные соединения (этот процесс завершился в начале 1937 г.), предпочитая скорее изнурить их, нежели терпеть их автономию. Что касается могущественной НКТ, то она отступала перед компартией, весьма слабой до июля 1936 г. (у нее было 14 депутатов в парламенте, Народного фронта, избранном в феврале 1936 г., в противовес 85 социалистам). Но оказавшейся в состоянии проникнуть в часть государственного аппарата и все больше приспособить государство к своей собственной выгоде против радикалов и особенно активистов НКТ. Вопрос стоял так: кто хозяин ситуации? И ответ был таков: государство может со всей жестокостью использовать свою власть, если сочтет это необходимым.

Если республиканская буржуазия и сталинисты теряли драгоценное время на разгон крестьянских коммун, разоружение милиций ПОУМ и аресты троцкистских «саботажников» и других «агентов Гитлера» в тот самый момент, когда антифашизм требовал бросить все силы на борьбу с Франко, то они делали это отнюдь не из жажды самоубийства. Для государства и компартии (ставшей главной опорой государства через посредство армии и полиции) эти операции отнюдь не были потерей времени. Глава ОСПК, выражая общее мнение, заявил: «Прежде чем взять Сарагосу, нам надо взять Барселону». Главной целью был не разгром Франко, а сохранение контроля над массами, поскольку именно для этого существует государство. Барселона была отнята у пролетариев. Сарагоса осталась в руках фашистов.

Барселона, май 1937 г.

Полиция предприняла попытку захватить телефонную станцию, которая находилась под контролем анархистских (и социалистических) рабочих. В столице Каталонии, сердце и символе революции, законная власть ни перед чем не останавливалась, чтобы разоружить все, что оставалось живым, спонтанным и антибуржуазным. Более того, местная полиция была в руках ОСПК. Столкнувшись с открытой враждебностью власти, пролетарии, наконец, осознали, что это не их власть, что они вручили ей плоды своего восстания за 10 месяцев до этого и что это восстание следовало повернуть против нее. В ответ на силовую акцию государства Барселону парализовала всеобщая стачка. Но было уже слишком поздно. Рабочие все еще были способны восстать против государства (на сей раз, в его демократической форме), но они уже не могли довести свою борьбу до точки открытого перелома.

Как всегда, «социальный» вопрос превалировал над военным. Законная власть не могла одержать победу в уличной борьбе. За несколько часов вместо городской партизанской войны возникла позиционная война, противостояние между отдельными зданиями. Это был оборонительный пат, при котором никто не мог победить, потому что никто не нападал. Когда ее собственное наступление захлебнулось, полиция уже не рисковала бросить свои силы в атаку на здания, контролируемые анархистами. В целом, компартия и государство удерживали центр города, в время как НКТ и ПОУМ контролировали рабочие районы. В конце концов, статус-кво был установлен политическими средствами. Массы доверяли двум организациям, подвергшимся нападениям, однако эти организации, опасаясь оказаться в отчуждении от государства, побудили народ вернуться к работе (хотя и не без трудностей) и тем самым подорвала единственную силу, способную спасти их политически и… «физически». Как только стачка окончилась, правительство, поняв, что оно теперь контролирует ситуацию, ввело в город 6 тысяч штурмовых гвардейцев — элиту полиции. Приняв посредничество «представительных организаций» и примирительные советы НКТ и ПОУМ, тот же самый народ, который разгромил фашистских военных в июле 1936 г., сдался без борьбы республиканской полиции в мае 1937 г. С этого момента можно было начать репрессии. Всего лишь несколько недель потребовалось, чтобы запретить ПОУМ, арестовать ее лидеров, убить их легально или иным способом, похитить Нина. Была создана параллельная полиция, размещенная в тайных помещениях. Она была организована НКВД и тайным аппаратом Коминтерна и подчинялась только Москве. С этого момента любой, кто демонстрировал малейшую оппозицию по отношению к республиканскому государству и ее главному союзнику — СССР, объявлялся «фашистом» и подвергался аресту, а по всему миру целая армия добросовестных, благородных душ повторяли ложь, одни по незнанию, другие — исходя из собственных интересов, но все они были убеждены, что никакое обвинение не является чрезмерным, когда фашизм наступает. Ярость, с которой обрушились на ПОУМ, нельзя считать отклонением от нормы. Выступив против московских процессов. ПОУМ обрекла себя на разгром со стороны сталинизма, ведшего беспощадную борьбу против своих соперников по контролю над массами. В то время большинство партий, комментаторов и даже Лига за права человека включились в подтверждение вины осужденных. 60 лет спустя идеология мэйнстрима разоблачают эти процессы и оценивают их как знак безумной жажды власти Кремля. Как будто бы сталинские преступления не имеют с антифашизмом ничего общего! Антифашистская логика всегда означает смыкание с наиболее умеренными силами и борьбу с наиболее радикальными. На чисто политическом уровне май 1937 г. привел к тому, что было бы немыслимым еще несколько месяцев назад: во главе правительства встал Негрин — социалист, еще более правый, чем Кабальеро. Новое правительство приступило к жестокому внедрению закона и порядка, включая репрессии против рабочих. Оруэлл, чуть было не погибший в ходе этих событий, понял, что война «за демократию» со всей очевидностью закончилась. Осталось лишь противостояние между двумя фашизмами, единственная разница между которыми заключалась в том, что один был менее бесчеловечным, чем другой. Тем не менее, Оруэлл продолжал считал необходимым избежать победы «более открытого и развитого фашизма Франко и Гитлера». С этой точки зрения, единственной возможностью было бороться за менее плохой фашизм, чем тот, который ему противостоит…

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Когда умирают восстания - Жиль Дове бесплатно.
Похожие на Когда умирают восстания - Жиль Дове книги

Оставить комментарий