Книга Легиона (Журнальный вариант) - Наль Подольский

Далеко ходить не пришлось: внизу у подъезда уже суетилась милиция и стояла "скорая помощь". Мальчика отвезли в реанимацию, но врачи ничего не смогли сделать.

Орудие самоубийства, складной нож со многими лезвиями, лежало на подоконнике, и Марго машинально отметила его присутствие здесь как недопустимый промах милиции.

Несмотря на свою угрюмую отрешенность, Платон перехватил ее взгляд:

- Немецкий... это я ему подарил... представь себе, я и подарил... он любил перочинные ножи и всегда их терял... а вот этот не потерял... этот почему-то не потерял... лучше бы он его потерял...

Марго чувствовала свою вину в происшедшем. Располагая достаточно зловещей информацией, она не отнеслась к ней серьезно. И вот ее легкомыслие обернулось страшной бедой. Она не верила, что это случайность. ОНО вычислило, нашло квартиру Марго. Значит, ОНО - умное. Лола ведь ни разу у нее не была. Следовательно, ОНО идентифицировало личность Марго и ее жилье. Профессиональная подозрительность подсказала Марго выяснить, кто мог иметь доступ к записной книжке Лолы. У Марго вдруг возникла отчаянная, жгучая ненависть к Паулс, звериное желание зарезать ее вот этим самым ножом. Она молча налила водки Платону и себе.

- Вот тебе и ответ,- после паузы медленно и глухо произнес он, с тупой сосредоточенностью глядя внутрь фужера,- вот она, обратная связь... да уж, вот такая обратная связь...

Марго решила составить подробный график каждого из шести дней, прожитых Платоном и Олегом в Петербурге. Платон беспрестанно возвращался к событиям этих дней, и ей требовалось лишь изредка задавать наводящие вопросы, уточнять время тех или иных событий и незаметно для него делать записи в блокноте. Ответив на очередной пустяковый вопрос о времени киносеанса, он произнес бесцветным голосом:

- Если ты пытаешься вычислить, мог ли Олег вступить в контакт с твоей подопечной, то не мог. Даже по телефону. Трубку всегда брал я, и голоса были только мужские.

- Все равно мне нужен подробный график вашего времяпровождения. Когда буду допрашивать Паулс, заставлю и ее расписать свои занятия за эти шесть дней. Вдруг обнаружатся совпадения, да и мало ли что...

- Понимаю,- он медленно и тяжело кивнул,- ладно, бери авторучку...

Однажды, проснувшись, Марго не обнаружила Платона ни на кухне, ни вообще в квартире. В панике она вылетела на улицу и осмотрела всевозможные закутки в окрестностях - нигде его не было.

Тогда она вернулась домой и подвергла квартиру тщательному обследованию. Ее записная книжка, лежащая на телефонном столике, сейчас была раскрыта на странице с номером Паулс. Она не раздумывая набрала номер.

Трубку долго не брали, а сняв, прежде чем ответить, выдержали паузу.

- Слушаю.- Марго не сразу поняла, что показавшийся ей незнакомым хрипловатый, сдавленный голос принадлежал Лоле, только предельно злой и напуганной. И похоже, она не в себе.

- Лола, это Марго.

- Что вы мне врете! Отвяжитесь! - Та явно готова была бросить трубку.

- Не дури, Лола! Я - Маргарита Софронова, следователь прокуратуры. Мне нужно с тобой поговорить.

Последняя реплика оказалась магической и возымела отрезвляющее действие.

- Слава Богу, это действительно ты. Он сказал, что ты далеко.

- Кто "он"?

- Человек, назвавшийся твоим родственником. Приезжай сейчас же!.. Пожалуйста.

Когда Марго добралась до Паулс, Платон уже пришел в себя, но был очень слаб и полулежал на диване в гостиной, а Лола сидела в кресле в противоположном углу комнаты, вся напружиненная, и смотрела на него, как кошка на бульдога. Вся левая рука Платона, от короткого рукава футболки до кисти, была залита йодом и выше запястья неумело забинтована. В верхней части лба набухала шишка.

Лола говорила вяло, иногда запинаясь и обращаясь исключительно к Марго, будто Платон был неодушевленным предметом.

- Как только он вошел, я пожалела, что впустила его. Небритый, помятый, пьяный, глаза безумные. Уставился на меня и молчит. Я, естественно, спрашиваю, что он должен мне сообщить. А он опять молчит. И вдруг такую понес околесицу... воспроизвести не берусь...

- И все-таки? - жестко подстегнула ее Марго.

- Примерно так: ну что теперь скажешь? Или больше не надо? Не надо, наверное. А если тебе той же монетой? Так надо или не надо?.. И дальше в таком же духе. Я говорю: уходите немедленно, милицию вызову. А он вроде как и не слышит. И вдруг выбросил вперед руку... так резко и точно, для пьяного даже странно... и схватил меня за плечо, будто клещами... наверняка синяки остались... Тут же достает из кармана нож перочинный и так ловко, одной рукой, лезвие открывает. Я, чтоб его отвлечь, говорю: вы что же, этой смешной игрушкой меня зарезать хотите? А он звереть начал. Я попробовала нож у него выбить, не вышло... держит удивительно цепко...

- Он хирург,- пожала плечами Марго.

- Я стала дергаться, и на мне разорвалась блузка. Лифчиков я не ношу, стало быть, грудь - целиком напоказ, и он на нее глазеет. Но держит меня за плечо по-прежнему крепко. А я уже к этому времени основательно сдрейфила. Так чего же вы, говорю, хотите: переспать со мной или зарезать? Черт с ним, думаю, стерплю как-нибудь, а тем временем соображу, как выкрутиться. И вдруг у него лицо застыло, глаза не видят, как пленкой подернулись, меня отпустил, да и вообще перестал замечать, отвернулся в сторону и начал этим проклятым ножом кромсать себе руку. А у меня - жуткий страх и отвращение, до спазм в горле, будто сразу весь воздух заменили чем-то другим. Ну, в общем, то самое. А из него кровь на ковер капает. Я начала орать несусветное что-то: прекратите и уходите! Так он просто не слышит. Схватила первое, что под руку подвернулось, и треснула его по башке.

- И что же это было? - с любопытством спросила Марго.

- Теннисная ракетка.

- Ладно,- объявила Марго,- спасибо тебе за ласку, я его увожу... Теперь слушай. Я займусь этим делом всерьез. Все, что сейчас рассказала, ты по свежаку запиши. И еще. Распиши мне за шесть суток, с десятого по пятнадцатое, где ты бывала. Без беллетристики, только время и место. Но постарайся не пропустить ничего, даже если куда на десять минут заезжала. Хочу понять, как ОНО мою квартиру накрыло. И вообще будь внимательна. Видишь, как ОНО действует: бьет вроде как вслепую, но иногда попадает.

По пути домой, в такси, Марго спросила:

- Тебе нечего к ее рассказу добавить?

- Нечего.

- То-то ты молчал, как немой.

- А что мне еще оставалось? Я и так, мягко говоря, ей вечер испортил.

- Да уж, сегодня ты отличился... Ничего, стерпит. Ей не привыкать, судьба такая. Зато мы пронаблюдали, как эта штука работает. Вот уж воистину: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

- Как знать... есть вещи, которых лучше вообще не видеть.

- Пока не начнешь следствие.- Она сама удивилась резкости своей интонации, но смягчить впечатление не пыталась, и разговор оборвался.

И только уже на лестнице, остановившись передохнуть на площадке между этажами, он заговорил снова:

- Один маленький штрих. Я, конечно, виноват перед ней. Но тем не менее: она мне отчетливо неприятна.

- Это в каком же смысле? - спросила она скептическим тоном.

- В биологическом. Где-то внутри нее, в самой глубине, есть нечто инопородное, какая-то чуждая молекула, что ли... и, возможно, опасная. Причем она сама наверняка об этом не знает.

Марго полностью сосредоточилась на том, чтобы не дать заметить Платону, какое удовольствие доставило ей его заявление - словно приятная, теплая волна распространилась по всему телу. Мужики все подряд на Лолку бросаются, что голодные псы на кусок мяса, а вот он - из другого теста.

Когда он заснул, перед тем как выключить свет, она собрала и вынесла из комнаты все колющие и режущие предметы, ворча под нос:

- Профессия... ничего не поделаешь.

Проснулась она от ощущения, что в доме творится что-то неладное. Уже начинался рассвет, и в комнате было серо. Она прислушалась - из гостиной доносились невнятные звуки, не то сопение, не то тихий хрип, и какое-то шуршание.

Платон лежал на спине, неловко и странно выгнув туловище, и слегка вздрагивал. Глаза были открыты, но виднелись только белки, казавшиеся огромными, в уголке плотно сжатого рта пузырилась слюна. Марго имела об эпилепсии весьма смутные представления, почерпнутые в основном из кинофильмов и любовных романов. Она знала, что больного не следует перемещать, что в рот нужно вставить ложку, дабы он не откусил себе язык и не задохнулся, а когда конвульсии кончатся - тепло укрыть, ибо он будет мерзнуть.

Насколько ей было известно, Платон никогда ранее эпилепсией не страдал, да и другие родственники тоже. Ergo, внезапный припадок, следовало увязывать со вчерашними событиями. И тут ей пришла в голову неприятная аналогия. Как ей удалось в свое время выяснить в Институте генетики, покойный брат Лолы, Легион Паулс, был эпилептиком. Скорее всего случайное совпадение. Но ведь все это треклятое дело, в котором она постепенно и незаметно увязла по уши, было основано на мерзких совпадениях и туманных фантазиях, здесь было некого схватить за руку и вообще не было ничего конкретного, кроме жутких конечных результатов.