Роль второго плана - Андрей Кивинов

– Простите, Роза Дмитриевна, а мужу вы об этом говорили?

– Ни в коем случае! У него язва! Вдруг случится обострение на нервной почве?… Значит так. Вот мое заявление. Заводите дело и отправляйте соседа в тюрьму. Предупреждаю, не арестуете, я дойду до Кремля.

На стол ложится тетрадный лист, исписанный витиеватым почерком. Увы, распознать, прикидывается Роза Дмитриевна дурой или таковой является на самом деле слету я не могу. Да и профессиональный психиатр тоже не сможет. С одной стороны все признаки на лицо, достаточно заявление прочитать и задать пару наводящих вопросов. С другой – в оргинспекторском бойцы натасканные, службу знают добре, как Жеглов говорил. Прикидываться умеют, когда надо. И главное, хитрые со своими подходцами. Опаску имеют. Не с какой-нибудь банальной заявой о краже придут. А вот – о виртуальном изнасиловании. Все верно, вдруг меня предупредили? Кражу я как надо отработаю, ни один гад не подкопается. А дурака виртуального, ясно дело, за дверь выставлю. Или «Скорую» вызову. На это и расчет… Хрен, ребята, нет у вас методов против профессионалов сыска.

– Хорошо, Роза Дмитриевна. Никаких проблем. Сейчас съездим на экспертизу в женскую консультацию. А вечером посадим у вас засаду. Вы сможете куда-нибудь отправить мужа?

– Конечно! – в глазах виртуальной потерпевшей загорается огонь возмездия, – я запру его на балконе!

Переигрывает, ох переигрывает… Расчет на любителя…

– Ну и прекрасно, – на моем лице гагаринская улыбка, – Пойдемте. Прошу. Может, воды?

Не дожидаясь ответа, я наполняю специально приготовленный бокал из специально приготовленного графина. Вода предварительно профильтрована.

– Спасибо.

Роза Дмитриевна припадает к сосуду. Осушив до дна, кладет его в свою сумку.

– Вы единственный, кто понял меня. Во всех семи отделах, где я была, кроме хамства, ничего не слышала. Спасибо.

– Не за что. Приходите еще. Всегда рады. Стаканчик верните, пожалуйста. Он казенный, а так бы я его вам подарил…

В дежурке протягиваю заявление Розы Дмитриевны дежурному и шепчу:

– Михалыч, штампуй. Регистрируй.

Седовласый майор, сидящий на своем боевом посту двадцать второй год, пробегает глазами содержимое, после чего секунд пять внимательно смотрит в мои не очень ясные очи.

– Пил?

– Ты чего, Михалыч? Могу дыхнуть. Шишкин велел заштамповать. Я не причем. Он вообще все приказал регистрировать. Новая установка министерства. Говорить народу правду о преступности. Иначе из совета Европы выпрут.

– Кого?

– Родину.

Больше вопросов Михалыч не задает. Опыт. Достает книгу происшествий, регистрирует материал и начинает набивать сводку на компьютере.

– Так и передавать в Главк – виртуальное изнасилование?

– Так и передавай… Вот еще, Михалыч… Надо бы ее в консультацию свозить, – я киваю на стоящую в коридоре Розу Дмитриевну, – отправь Ваську Рогова. Чего без дела сидит? Тем более, он сегодня в ботинках, а не в сапогах.

Пока сидящий на лавочке Вася Рогов не просек тему, я открываю дверь дежурки и зову потерпевшую.

– Роза Дмитриевна, проходите. Вот этот молодой человек отвезет вас на экспертизу.

– А засада? – строго напоминает она.

– Обязательно. Я позвоню…

Следом за Розой Дмитриевной в дежурку врывается пухлорылый субъект со следами истерики на лице и припадает к пульту Михалыча.

– Помогите!… Помо… Ох…

– Что такое?

– У меня попугая украли… Их квартиры. Клетку сломали. Там следы… Включайте этот, как его – «Перехват»!

– А это вот, к товарищу оперуполномоченному. Он разберется.

Я улыбаюсь…

Георгий появляется в три по полудню. Опоздал. Его лик сияет, как купол Исаакия в солнечный день. Ясный мой, свет.

– Все! Андрюхин, все!!! Меня берут!

– Спокойней, Георгий… Сядь и объяснись. Только не на клетку. Там следы. Кто тебя берет? Управление собственной безопасности?

Жора убирает клетку со следами и плюхается на диван.

– Не кто, а куда! В кино берут, братан! В «Занесенных»! На роль мента!

– Неужели? Много вы, похоже, вчера выпили.

– Да не так и много! Два бутылька всего. Лабудянский отличный мужик! Я ему пару наших баек рассказал в красках, с выражением, он и обрадовался. Говорит, какой вы потрясающий типаж! Ни один артист так не сыграет! Гениально! Все, беру без проб! Через неделю первая съемка! Ты представляешь, Андрюхин! Я буду на большом экране. Не в каком-то сериале мыльном, а в солидном фильме! Атас!

Минут на десять Жора пускается в рассуждения про большой кинематограф, свою роль в искусстве и творческую манеру Лабудянского.

– Он продвинутый режиссер, это сразу видно. Мастер! Высший класс!

– Откуда ты знаешь? Он, вроде, ничего еще не снял.

– Это не важно. Его творчество синкретично! Понимаешь?

– Нет. Это как?

Жора пытается объяснить жестами, но получается непонятно. Хотя словечко красивое.

– Короче, он сказал, что будет снимать в стиле Кубрика.

– А кто это? – задаю я контрольный вопрос, хотя, конечно, слышал об этом режиссере.

– Ну, ты дал! Кубрик! Который Рубика изобрел! Кубрик Рубика. Прикинь, как глубоко задумано. Все перемешалось в хаос, но рано или поздно кто-то найдет нужную комбинацию и восстановит порядок. Блеск!

Жора закидывает ногу на ногу и делает затяжку сигаретой, зажатой растопыренными пальцами на манер голливудского актера Джона Траволты.

– А потом, глядишь, фильм в Канны попадет, я в Европе засвечусь. Да, это тебе не ментура, не кошельки ворованные искать.

– Денег то обещали заплатить?

– Да не надо мне никаких денег! Лишь бы сняли! Деньги дело наживное! Но, вообще-то, если фильм в прокате пойдет, я рассчитываю на долю малую.

– Через неделю, значит? Лабудянский все-таки нашел спонсора?

– Нашел, раз снимает. Я не спрашивал об этом. Сейчас, между прочим, многие крупные фирмы в кино вкладываются. Не столько на прокате заработать, сколько свой товар на экране засветить. Водку там, пивко или шампунь какой. А режиссеру без разницы, каким шампунем герой башку моет. Лишь бы спонсор платил.

– Я слышал, деньги даются под раскрученных режиссеров. С новичком опасно рисковать. А Лабудянский новичок.

– Да какая мне разница?! Хоть братва деньги в мешке принесла, лишь бы снимал. Это лучше, чем ничего!

– И тебе не западло будет играть мента за бандитские бабки?

– Я не сказал, бандитские они или нет… В конце концов, мое дело роль играть. Одно хреного – убивают меня по сценарию. Из помпухи в башку. А я суеверный…

– Попроси Лабудянского, пускай сценарий подправит. Ранит тебя, например. Но только, чтобы не комиссовали. А то на одну пенсию не протянешь.

– Просил. Уперся. Искусство, мол, требует крови.

– Тогда смирись… Я надеюсь, ты создашь положительный образ российского милиционера. Станешь культовым героем, в тебя будут играть дети, а министр вручит почетный значок.

Характерный звук шагов в коридоре. Ать-два, левой! Спутать невозможно. Сейчас будет кровь без искусства. Я угадал. Дверь распахивается, на пороге замполит отдела Стародуб Илья Ильич. Зевс-громовержец в погонах. Самый положительный образ российского милиционера. Правда, личико подкачало. Широковато. И перстенек на среднем пальце явно диссонирует.

– Ты где с утра был?!

Вопрос, как вы понимаете, задан напарнику. Лично я с утра принимаю заявителей. Тем не менее, Георгий наивно переспрашивает:

– Я?

– Ты мне не заходи раком за камень.

– А Андрей вас разве не предупредил? – с чистым сердцем напарник бросает под замполита меня, – Я в Центральное РУВД мотался. Там ребята кучу вещей паленых изъяли, проверял, нет ли наших.

– Пять часов проверял?

– Там опера не было на месте, подождать пришлось.

Илья Ильич садится на стул и достает блокнот.

– Так, у кого был, с кем встречался? Телефон. Учти, я с этого вопроса не слезу. К тебе давно претензии назревали.

– Я не помню фамилии, а телефон выкинул. Зачем стол лишними бумагами захламлять?

– Ладно, сейчас вернется машина, поедем, покажешь, где был, – Илья Ильич явно не доверяет Жориным словам.

– Ко мне человек вот-вот придет… По убийству…

Напарник похож на пионера, застуканного сторожем в чужом саду.

– Ничего, человек подождет. В другой раз будешь докладывать не Андрею, а старшим по званию. Хорошие отношения не должны мешать службе.

– Я думал…

– Ты не для того погоны носишь, чтобы думать, – Стародуб закрывает блокнот и обращает свой суровый командирский взор на мою персону, – так, теперь ты. Почему в кабинете беспорядок, с точки зрения грязи? Сложно приборку сделать? Чуть-чуть приложить максимум усилий?

– Не успел. Поздно вчера закончил. Сегодня приберусь, – по военному четко докладываю я.

– А баб зачем повесил? – Илья Ильич указывает на плакат группы «Блестящие», закрывающий вмятину на стене.

Не подумайте ничего плохого. Никого головой о стену я не бил. Вмятина появилась до меня.