Россия в шубе. Русский мех. История, национальная идентичность и культурный статус - Бэлла Шапиро

с Югрой (зырянами), куда одна за одной отправлялись московские меховые экспедиции[88].

Эти действия вызвали несколько «пушных войн» с Новгородом: московское войско оказалось сильнее своего соперника, и новгородцы были вынуждены отступить, потеряв важный доступ к пермским мехам. В итоге уже в 1340-х годах москвичи полностью захватили соболиную торговлю с местными племенами, а новгородцы почти полностью лишились доступа к соболю, торгуя преимущественно белкой[89]. В итоге к середине XIV века Новгород перестал лидировать в добыче пушнины, и основными доходами от реализации «мягкого золота» завладела Москва.

Главный экспорт «мягкого золота» был направлен в Западную Европу. Немецкий торговый город Ганза взял на себя основную транзитную функцию. Ганза сплотила вокруг себя целый союз городов Северной Европы, получив монопольное право на контроль торговых потоков[90]. Новгород занимал важное место в Ганзейском союзе, будучи самым восточным его торговым центром; благодаря торговой деятельности Ганзы начался массовый, исчисляемый сотнями тысяч, вывоз русского меха в Европу. Московские князья, контролировавшие пушной промысел и торговлю, ориентировались на вывоз не только через ганзейскую Ригу, но и через старые западнорусские земли, находящиеся теперь под влиянием литовских князей, и через морские порты северного Причерноморья. Через Тану – крупный торговый город в устье Дона – русские товары поставлялись в Геную и Венецию, богатые торговые республики Средиземноморья[91].

Таким образом, к середине XIV века Москва стала центром объединения северо-восточных русских земель, захватив и освоив основные рынки пушной торговли; Новгород отошел на вторую роль. Мех, выступивший важной составляющей в борьбе за самостоятельность экономики развивающегося Московского княжества, можно по праву считать его неофициальным символом.

Пермский мех

В 1359 году Орда вступила в полосу политического кризиса: враждующие группировки местной элиты развязали между собой кровавую войну. Эти события быстро привели к новой расстановке политических сил. Прежде всего, выплата пушной дани была остановлена, но возможностей для реализации меха стало меньше, так как пути на азиатские рынки были теперь небезопасны. Литовские князья, в свою очередь, начали очередную военную экспансию на русские земли.

Настало время, когда Москва должна была перейти к активным военным действиям, накопив достаточно людских и финансовых ресурсов. Ориентация литовской элиты на католическую Польшу и внутренние раздоры в ее среде позволили московским князьям добиться некоторых успехов и, во всяком случае, остановить наступление литовцев. В это же время часть Орды объединилась под контролем ловкого военачальника Мамая, задумавшего вернуть пошатнувшийся авторитет своей степной державы.

Как известно, московский князь Дмитрий Иванович разбил войска Мамая в знаменитом сражении на Куликовом поле (1380). Это, однако, не помешало временному возвышению Орды под руководством нового хана – Тохтамыша. Но и он продержался на ордынском престоле недолго: опрометчиво развязав войну со среднеазиатским правителем Тимуром (Тамерланом), Тохтамыш проиграл два главных сражения (1391, 1395), после чего татарское государство подверглось страшному разорению. Оправиться после этого удара некогда могущественная страна уже не смогла и в первой половине XV века раскололась на несколько враждующих и слабых полукочевых государственных образований.

В это время Европу охватил экономический кризис, вызванный массовой эпидемией чумы. В 1370 году началось падение цен, в том числе и на русские товары, вначале на зерно, мед, воск, а с 1400 года упал спрос и на пушнину (исключая соболиный мех, цены на который оставались высокими)[92]. Упадок спроса на недорогие меха в Европе заставил Москву активнее продвигаться на восток, в поисках ценной пушнины, а также активнее бороться с Литовским княжеством на Западе. Азиатская торговля уже не была достаточно стабильной и надежной, поскольку после распада Орды здесь так и не появилось единого политического центра. Желание найти новые рынки сбыта, по всей видимости, вызвало активность русских купцов, которая отчасти нашла свое отражение в путешествии Афанасия Никитина (1468–1474)[93]. Показательны жалобы этого знаменитого русского путешественника на трудности торговли с азиатскими народами.

В условиях военного противостояния с Литвой московские князья начали решительное наступление на немногие оставшиеся независимыми русские земли. Одновременно, стремясь получить доступ к пушнине, Москва увеличивает давление на Пермь. «Житие святого Стефана Пермского», написанное в начале XV века известным агиографом Епифанием Премудрым, знакомит нас с ценными сведениями о «меховой» политике Москвы. Среди описанных им споров пермских жрецов с русскими православными миссионерами было и обвинение последних в жадности и корысти, стремлении нажиться за счет местной пушнины: «Нашею ловлею и ваши князья, и бояре, и вельможи обогащаемы суть… Не от нашей ли ловля и в Орду посылаются… до самого того мнимого царя, но и во Царьград, и в Немцы, и в Литву, и в прочия грады, и в страны, и в дальняя языки»[94]. Автор этого текста, как мы видим, очень верно понимал причины бесцеремонного вторжения москвичей в Пермь, прекрасно осознавая значение меховой торговли. Устами языческого жреца он перечисляет целый ряд стран, куда русские поставляли ценный пермский мех. Прежде всего, это Орда, где правил «мнимый царь» (вполне понятный эпитет под пером русского писателя); здесь, вероятно, дала о себе знать память о недавнем прошлом, когда татарская элита получала меха в виде подношений, подарков и дани. Затем упомянуты «Царьград», «Немцы» и «Литва» – традиционные места экспорта пушнины, но страны ближнего Востока в списке не названы. Вероятно, нестабильность в этом регионе уже не позволяла арабским торговцам получать русскую пушнину в достаточном количестве.

Прошло пятьдесят лет, и Пермь была окончательно покорена (1451); затем московский князь Иван III присоединил богатую мехом Вятку (1459). В 1477–1478 годах пришел черед Новгородской республики. Показательно, что именитые новгородские купцы были выселены на старинные земли Москвы, а старинный торговый город заселили уже новые, более надежные в политическом отношении торговцы[95]. Теперь московский правитель не опасался, что осложнения отношений с Литвой, ставшей к тому времени верным союзником Польши, повредят поставке мехов в Европу.

Дальше на Восток!

Размеры владений московского правителя Ивана III к концу XV века существенно выросли; заметно увеличились и сборы в казну, появились новые возможности для борьбы с соперниками. Покорение Перми, Вятки и Новгорода позволило Москве полностью контролировать отечественный пушной промысел и торговлю, получая большую прибыль от вывоза меха.

К первой, самой доступной группе экспортных русских мехов, относился беличий мех, который делился на различные сорта: так называемый «верк» (нем. werk) и производные от него: harwerk, ledderwerk, schonewerk (последнее в переводе с немецкого буквально – прекрасная белка) и прочее. К концу XV века классификация беличьего меха упростилась, по причине того что некоторые ее виды были истреблены, в частности полностью исчезла так называемая «онежская белка». Белка, крайне широко распространенная на Руси и легко доступная для охоты, наряду с воском, была основным русским экспортным товаром вплоть до самого конца XV века.

Вторую группу составлял более дорогой мех, в следующем, возрастающем по своей ценности порядке: бобр, бобровые брюшки, бобровые шкурки, горностай, ласка и ее выметки, куница, норка, выдра и, наконец, самым дорогим был соболь. Хорошо продавались и отходы от выделки меха, брак, нецельные шкурки, обрывки и обрезки, называемые по-русски «шевницы»[96]. Всякий мех различался и ценился в зависимости от географии добычи: чем севернее был добыт зверь, тем более красивым – и, соответственно, дорогим – считался его мех. Жажда новых денег и стремление к обогащению – традиции, заложенные еще при Иване Калите, – толкали на поиски новых мест пушной добычи.

В таких условиях в конце XV века появилось описание восточных сибирских земель, в историографии получившее название «Сказания о восточных странах» («О человецех незнаемых в восточной стране»)[97]. Оно посвящено народам, полуреальные, полуфантастические сведения о которых анонимному автору удалось собрать по рассказам русских купцов и затем систематизировать. «Сказание» должно было не просто удовлетворить любопытство средневекового читателя – книга служила путеводителем для землепроходцев, стремящихся найти новые источники добычи пушнины.

Текст начинается с рассказа о том, что к востоку