Птички - Жан Ануй

Труда. Гадюки — это такие животные, которые ползают и кусают?

Шеф. Да… И больно кусают. Скоро в этом убедитесь.

Труда. Девочки — большие проказницы, но я их люблю.

Шеф. Мы здесь все проказники, и вы нас всех полюбите. Во всяком случае, уж вы поверьте, мы все для этого сделаем. Гадюки любят кусать молоденьких. Это Кривой правильно сказал. (Мрачно.) А старый змий не лучше других. Это вам Кривой тоже сказал?

Слышен все тот же, что в первом акте, крик.

Труда. Это павлин?

Шеф (спокойно). Нет. Моя жена.

Труда смотрит на него круглыми глазами. Слышно, как рядом орет грудной ребенок.

Труда (опешив, бормочет). Вы женаты? Wunderbar![5]

Шеф (делает гримасу). Да. Wunderbar, как вы говорите. Здесь все wunderbar. Идите к ребенку. Вы ведь здесь для этого. Пока все, чего он ждет от жизни, — соска да сухие пеленки. А потом, в шесть, приходите ко мне в берлогу, поищем убийцу. Трюк прост как репа. Удивляюсь, как это еще люди верят?! Обычно это самый что ни на есть симпатичный персонаж, тот, о ком ни за что бы не подумал. (Выходит).

Тотчас же появляются девочки. Одетые, причесанные. Понятно, что они подслушивали под дверью.

Девочки. Труда, Трудочка! Мы тебя хотели спросить. Ты читала дедушкины романы?

Труда. Нет. Но я их прочту. Я должна, если я живу в доме.

Девочки (посмеиваясь). Давай-давай. Он их сто двадцать семь штук написал! Один мощней другого! Конечно, нам запрещено их читать, но все, что мы знаем, мы знаем оттуда. Взрослые — у них полно мыслей, правда, они не очень красивые. Но знаешь, нам это нравится. Потому что мы испорченные!

Труда. Вы не понимаете, что вы говорите!

Девочки (ангельскими голосами). Дедушка очень нас любит. Всю жизнь он зарабатывал кучу денег, придумывая, как убивать людей. Как ты думаешь, он на самом деле никого не убил? Конечно, он и виду не показывает, а очень даже может быть. Да так, что никто его никогда и не поймает!

Труда. Вы с ума сошли! Идите лучше завтракать. Сейчас все сядут за стол. Всегда по утрам прохлаждаетесь, как маленькие шлюхи, (Засомневавшись, останавливается). Шлюхи. А вы уверены, что это слово можно говорить?

Девочки (вкрадчиво). Да, Трудочка! Да! Можно! Это очень хорошее слово! Головой ручаемся!

Какое-то время сцена остается пустой. Потом входит Роза.

Роза (кричит). Фрейлейн! Фрейлейн! Золотце! Погладьте мне зеленую кофточку. (Обнаруживает, что в комнате никого нет, идет в ванную, кричит.) Фрейлейн! Фрейлейн!

Люси (входит в свою очередь, держа в руках красную кофточку). Фрейлейн, не могли бы вы помочь мне? (Видит, что никого нет, умолкает.)

В это время из ванной выходит Роза. Меряют друг друга взглядом, несколько раздраженные тем, что застали друг друга за одним и тем же занятием.

Роза. Вот это да! Я думала, ты на демонстрации…

Ребенок рядом опять начинает кричать еще громче, чем раньше, если это только возможно.

Люси. Таксист не захотел нас взять. Ты же раньше нас его пыталась очаровать. (Смотрит на нее, резко.) Слышишь, твой сын кричит?

Роза (принимаясь чистить ногти). Я только его и слышу. Ничего, фрейлейн пошла в атаку. Вюртембергских гренадеров не остановишь. Да ты должна была ее встретить.

Люси (желчно). Своих детей я по крайней мере сама воспитала.

Роза. Положим, при некотором числе нянек и прочих других. Согласна, они менялись. Когда до них наконец доходило, что нужно заниматься и папочкой, они долго не задерживались. Но вот уж стиркой пеленок ты свои ручки не утруждала. Я смотрю, ты перламутром ноготки покрыла, как продавщица из универмага. В народ собралась идти?

Люси. Чем хочу, тем и покрываю. Я ведь не интересуюсь, какого цвета кожа у твоих любовников.

Роза. Ты что, расисткой стала? Похоже, левая мысль эволюционирует.

Люси. Чем ты занимаешься с этим негром? Вчера тебя видели на художественной выставке.

Роза. Тем же, чем и ты со своими бледнокожими любовниками. Рассказать? Правда, ты принадлежишь к тому поколению, когда в школьной программе еще не было полового воспитания. Кое-какая практика у тебя есть, но теоретически ты совсем не подкована.

Люси (визжит, подскочив к сестре). Девочка, мои любовники касаются только меня!

Роза (холодно). Какое-то время. Довольно короткое. Потом они очень быстро начинают посматривать по сторонам. Твои неудачи все-таки симптоматичны, не правда ли? Не очень-то ты, наверное, интересна в постели. Со Штерманом все?

Люси (дает ей пощечину). На. Получай!

Роза. А-а! Ведьма! Ну держись! (Дает Люси пощечину и вцепляется ей в прическу.)

Вопят. Дерутся.

Люси. Потаскушка! Мерзавка! Не трогай шиньон! Я только что причесалась! Не трогай шиньон! О! Мерзавка! Мерзавка! Грязная тварь!

Входит Труда, держа на руках ребенка.

Труда (вне себя). Если вы будете так шуметь, я никогда не уложу ребенка!

Роза (продолжая драться). Какого ребенка?!

Арчибальд (входит, как всегда, немного торжественный, в халате разводами, с бутылкой виски и стаканом в руках). Ради бога, что происходит? Теперь вы с утра пораньше начинаете? Всего полчаса как полдень пробило! Бог мой, ведь вам уже не по пятнадцать лет, чтобы драться. (Кое-как разнимает их.)

Роза (приводит себя в порядок в углу). Нет, нам уже не по пятнадцать. Особенно ей. И уже давно. Арчибальд, ваша женушка здорово поистаскалась. Посмотрите-ка на нее непричесанную! Да, при утреннем свете не смотрится, разве что при электричестве. Наверное, вы из-за этого по ночам и шляетесь?

Арчибальд. Милая Роза, у вас несносная манера лезть не в свои дела. Мы с Люси не интересуемся, во сколько вы возвращаетесь домой. (Замечает Труду, неожиданно приходит в веселое расположение духа.) Что это у вас там за прелесть, фрейлейн? Бог мой, какое очарование! Можно потрогать?

Роза. Ох! Какой прелестный малыш! С удовольствием поцеловал бы его няню! Achtung,[6] фрейлейн, ему не ребенка хочется потрогать! (Выходит.)

Арчибальд. Она стала невыносимой. Не принимайте ее всерьез, мадемуазель. Это просто плохо воспитанный ребенок. Известно, что я обожаю младенцев. В прелести маленьких голеньких тел есть нечто, что возвращает нас к первоистокам. Обнаженные руки молодой матери, погружающие голое детское тельце в воду! Миф крещения! Это и тебя очищает! Как стакан свежей воды после ночной попойки. (Подавляет отрыжку.) Слишком поздно легли. Возносимся в мечтах, как ангелы, а живем — как свиньи! Нужно будет посмотреть, как вы будете его вечером купать. Прошу вас, дайте мне знать. Не лишайте меня этого столь чистого и столь большого удовольствия…

Труда, не говоря ни слова, выходит с ребенком.

(Констатирует.) Эта малышка восхитительна! Ее чуть деревенская наивность! Как нимб! Как Эдипова аура! Богоматерь с младенцем. Сплошной Фрейд! Ведь по-настоящему у меня не было матери. Вот и расплачиваюсь.

Люси (холодно). Ты собираешься перед ней выступать со своим цирковым номером? Прошу тебя, не надо, в доме и так неразбериха. Эдипов комплекс у тебя, а расплачиваться другим.

Арчибальд. Что ты придираешься? Эта девка и этот ребенок затрагивают самые глубины моего существа. Все очень просто. Я никогда не скрывал, что меня всегда потрясает вид молодой матери с ребенком. Я заброшенный мальчик.

Люси. Что не помешало тебе благодаря этому трогательному объяснению перепробовать энное количество молодых матерей.

Арчибальд (уязвлен). «Перепробовать»! Ты умышленно вульгарна! С каждым днем становишься все ограниченней. Где ты воспитывалась? Интеллигентная женщина. А ведь ты рисуешься своей интеллигентностью. Должна была бы понять. Что ты хочешь? Я ищу самого себя. Ищу…

Люси. В твоем почтенном возрасте пора было бы уж и найти себя.

Арчибальд (взволнованно). Кого? Что? Вот в чем вопрос. Кто мы? Ты можешь мне это сказать? Кто я?