Внутренний порок - Томас Пинчон

— Сейчас поглядим. — Док обозрел свою обувь. — He-а… не те ботинки.

— Я-то чего спросила — если вы топтун, вам полагается бесплатный анонс нашего Блюда Дня для Пиздоедов?

— А если, скажем, лицензированный ЧС?[5] Это не…

— Эй, Бэмби! — Из-за бисерного полога, словно в тайм-ауте матча по пляжному волейболу, шагнула блондинка в бирюзово-оранжевом люминесцентном бикини.

— Ой-ёй, — произнёс Док. — Куда нам…

— Не с тобой, Бонгомозглый, — пробормотала Бэмби. Нефрит уже потянулась к этому бикини.

— Ой, — сказал Док. — Э-э… понимаете, я-то решил, что это? где сказано «Блюдо Дня для Пиздоедов»? а это значит, что…

В общем… ни та девушка, ни другая больше не обращали на него особого внимания, хотя из учтивости Док полагал, что ещё какое-то время посмотреть стоит, пока они наконец не скрылись за стойкой портье, а он не отправился побродить в рассуждении осмотреться. В вестибюль откуда-то спереди сочились индиговый свет и частоты ещё темнее — вместе с музыкой, отягощённой струнными, полпоколения назад набранной на винил, чтобы аккомпанировать ебле в холостяцких берлогах.

Вокруг никого не было. Такое чувство, что, может, кто и был, но пока Док тут не появился. Внутри к тому же всё оказалось больше, чем снаружи. Имелись там апартаменты с чёрным светом, флуоресцентными рок-н-ролльными плакатами, зеркальными потолками и вибрирующими водяными постелями. Мигали стробоскопические огни, пирамидки благовоний отправляли кверху ленты мускусного дыма, а косматые ковры из искусственной ангорской шерсти многообразных оттенков, включая бычью кровь и голубоватую зелень, не всегда ограниченные поверхностями пола, соблазнительно манили к себе.

Приближаясь к тылам заведения, Док начал различать снаружи многий ор и массивный рёв «харли».

— О-ёй. Это ещё что?

Но так и не выяснил. Может, из-за ввода экзотических сенсорных данных, но Док тут же ни с того ни с сего лишился чувств и утратил неведомую порцию дня. Возможно, по пути к полу ударился о некий обычный предмет, отчего, в конце концов придя в себя, обнаружил у себя на голове болезненную шишку. Во всяком случае, гораздо быстрее, нежели персонал в «Медицинском центре» способен произнести «субдуральная гематома», Док врубился, что нехиповый музон безмолвствует, вокруг ни Нефрит, ни Бэмби, а сам он лежит на цементном полу незнакомого помещения, хотя как таковое же лицо лейтенанта уголовной полиции Йети Бьёрнсена, Полицейское управление Лос-Анджелеса, злобно лучащееся в вышине, словно планета злосчастия в сегодняшнем гороскопе, идентифицировать было нельзя.

* * *

— Поздравляю, хипповская сволочь, — приветствовал Дока Йети своим уж-очень-хорошо-знакомым голосом 30-го класса вязкости, — и добро пожаловать в мир неудобства. Да, на сей раз тебе всё-таки удалось завалиться в такое, что слишком реально и глубоко, и свою никчёмную хипповскую жопу ты уже отсюда не выглючишь. — В руке он держал — и время от времени от него откусывал — свой фирменный замороженный банан в шоколаде.

— Здорово, Йети. На укус можно?

— Конечно, можно — только придётся подождать, мы ротвейлера в участке забыли.

— Спеху нет. А… а где мы в данный момент, ещё раз?

— В «Жилмассиве «Вид на канал»», у нас на будущем участке, где члены какой-нибудь физически крепкой семьи уже вскоре каждый вечер станут собираться и пялиться в ящик, пожирать питательную закусь, а после того, как детки угомонятся, может, даже пробовать какой-никакой воспроизводственный разогрев, — и мало будут они ценить тот факт, что некогда на этом самом месте в обдолбанном ступоре валялся печально известный правонарушитель, бессвязно лопотал что-то задержавшему его детективу убойного отдела, с тех пор достигшему высоких чинов.

По-прежнему невдалеке просматривались парадные ворота. Сквозь путаницу каркасов на скобах в послеполуденном свете Док различал смазанные дали улиц, полнившихся только что залитыми фундаментами, ожидавшими, когда на них сверху встанут дома, траншеями для канализации и линий электропитания, баррикадами из козел, на которых огни мигали даже днём, блоками для дождевых коллекторов, кучами засыпки, бульдозерами и канавокопателями.

— Не желаю казаться нетерпеливым, — продолжал лейтенант, — но как только тебе к нам захочется, мы б с таким наслаждением потрещали. — Вокруг шибались подхалимы в мундирах, восхищённо похмыкивали.

— Йети, я не знаю, что произошло. Последнее, помню, был вон в том массажном салоне? Азиатская цыпа, зовут Нефрит? и её белая подружайка Бэмби?

— Несомненно, мозг, маринованный парами каннабиса, выдаёт желаемое за действительное, — построил теорию детектив Бьёрнсен.

— Но я же, типа, ничего не делал? Что бы ни было?

— Ещё бы. — Йети не сводил глаз, с приятным удивлением закусывая мороженым бананом, а Док меж тем принялся за утомительную задачу вернуть себе вертикальность, вслед за чем нужно было разобраться уже с деталями — как удержаться в этом положении, как перемещаться, тому подобное. Примерно тут-то он и заметил краем глаза бригаду судмедэксперта вокруг человеческого тела, лежавшего в потёках крови навзничь на каталке, — вещи в себе, как нежареной праздничной индейки, — и лицо накрыто дешёвым казённым одеялом легавого образца. Из карманов штанов у трупа всё время что-то падало. Фараонам приходилось шарить в пыли, собирать. Док поймал себя на том, что у него едет крыша — в смысле желудка и прочего.

Йети Бьёрнсен осклабился.

— Да, я готов сострадать твоему гражданскому расстройству, хотя будь ты поболе мужчиной и помене ссыкливым хипьём-уклонистом, кто знает, может, в ‘Наме и насмотрелся бы такого, чтоб разделить даже мою профессиональную скуку при виде очередного, как мы их называем, жмура, и не стравить.

— Кто это? — Док кивнул на труп.

— Был, Спортелло. Здесь, на Земле мы уточняем — «был». Знакомься, Глен Муштард, коего лишь несколько часов назад ты разыскивал по имени, свидетели в этом поклянутся. Забывчивым пыжикам надо бы поосторожней с теми, кому они навязывают свои шизанутые фантазии. Дальше больше — по первому впечатлению, ты предпочёл потемнить личного телохранителя Мики Волкманна, а у него очень большие связи. Имя в колокольчик не звонит? или в твоём случае — в бубен не бьёт? Ах, но вот и наш извозчик.

— Эй — а моя машина…

— Как и её хозяин, прочно изъята.

— Довольно бесчеловечно, Йети, даже для тебя.

— Ладно-ладно, Спортелло, ты же знаешь, мы более чем рады тебя подбросить. Смотри, голову…

— Смотреть… И как мне её смотреть, чувак?

* * *

В центр они не поехали — из соображений легавого протокола, навсегда оставшихся тёмными для Дока, его привезли только в Комптонский участок, где машина заехала на стоянку и помедлила у мятого «эль-камино» 68-го года. Йети вылез из чёрно-белой синеглазки, зашёл за неё и открыл багажник.

— Давай-ка, Спортелло, — иди сюда, подсобнёшь.

— Что это, прошу прощения, за, — поинтересовался Док, — хуйня?

— Колючка, — ответил Йети. — Катушка в 80 родов, четырехпёрая оцинкованная, надлежаще одобрена самим Глидденом. С той стороны возьмёшь?

Дрянь эта весила фунтов сто. Легавый за рулём сидел и смотрел, как они вынимают катушку из багажника и перекладывают на грузовую платформу «эль-камино» — тачки Йети, как припомнил Док.

— Скот нарушает, Йети, там, где ты живёшь?

— О, эту проволоку на заборы не натягивают, с ума сошёл, ей семьдесят лет, в употреблении не была…

— Погоди. Ты никак… собираешь… колючую проволоку.

Ну да, как выясняется, — а также шпоры, сбрую, ковбойские сомбреро, салунную живопись, шерифские звёзды, изложницы для пуль, всякую другую хренотень Дикого Запада.

— То есть, если ты не против, Спортелло.

— Эгей, полегче, Весёлый Ранчер, я никакому коллекционеру колючки слова поперёк не скажу, чего люди себе в пикапы складывают — их дело, нет.

— Я б надеялся, — фыркнул Йети. — Давай зайдём-ка, поглядим, есть ли открытая камера.

В истории отношений Дока с Йети, начавшейся с незначительных стычек из-за наркоты, задержаний-с-обыском по всей Сепульведе и повторных ремонтов входной двери, пару лет назад случилась эскалация в деле Обедвода — в те времена Док ещё занимался подобным матримониальным убожеством. Супруг, налоговый бухгалтер, решивший, что качественную слежку можно себе оторвать за недорого, нанял Дока поглядывать за супругой. Через пару дней наблюдения за домом её дружка Док решил залезть на крышу и через световой люк получше разглядеть, что творится в спальне, где вся деятельность оказалась довольно пресной — шашли ещё возможно, а вот машлей недобор, — посему, чтобы скоротать время, Док запалил косяк, извлечённый из кармана в темноте, а тот оказался более снотворным, нежели Док рассчитывал. Совсем немного погодя он заснул, полускатился-полусоскользнул по весьма пологой черепичной крыше и остановился головой в водосточном жёлобе, где ему и удалось проспать все последовавшие события, включая приезд муженька, много криков и пальбу до того громкую, что соседям пришлось вызвать полицию. Явился Йети, случившийся в блондинке неподалёку, и обнаружил супруга и мол-чела уже без признаков жизни, а супруга, привлекательно растрёпанная, всхлипывала и пялилась на.22-й калибр у себя в руке так, будто видела его впервые в жизни. Док же на крыше преспокойно храпел дальше.