Не много ли для одной? - Александра Чистякова

Я относилась к нему как к брату, а его имя с любовью произносилось мною, потому что мой любимый ведь тоже был Саша. Может, это отношение и покорило сурового холостяка. Один раз был у меня в общежитии. Прошел, посмотрел, как я живу, чем занимаюсь. В это время Саша стал поговаривать: надо, мол, одному из нас уйти на другую машину, чтобы можно было вместе хоть в кино сходить. Но я упросила его, чтобы он не делал этого.

Так мы и работали. К нашей машине, в мою смену прикрепили главного Сивикова Василия, он таких же лет, как и Саша. Так же считался холостяком.

Так, прошло наверное более полутора лет, а война, хлеба мало, баланда жидкая. А чаще всего варили ботву свекольную или колбу. Однажды у нас в организации собрали деньги и отправили за семенной картошкой. Мне привезли два ведра, да на рынке подкупила, и у меня хватало семян на пять соток земли. Радовалась, что хоть осенью буду сыта. Но разделился трест № 3. Нас, большую часть одиночек, отправили в Кемерово. В том числе и меня вместе со своей девятисоткой. Я радовалась, а Саша ходил мрачный, видно, не хотелось ему отпустить меня. Он говорил: „Саша! Пускай отправляют нашу девятисотку, а ты откажись“. Но я даже слушать не хотела. Однажды сидим возле машины, он поглядел мне в глаза и говорит: „Лучше бы я сразу отказался от тебя, мне бы легче было, а то впустил тебя в свое сердце, а ты ничего не понимаешь и понимать не хочешь“.

С личными моими делами многое изменилось. За полгода до моего отъезда на заводе стала работать сродная сестра моего отца — Надя Дмитриева. Я ее приняла с радостью. Когда она приходила ко мне, я угощала ее последней пайкой. Рассказывала, что по-прежнему люблю Бруева и что его письма согревают теплом моим руки. Что все письма у меня с любовью сложены, как самое дорогое для меня. Она при этом объяснении только поддакивала. Однажды, отвечая на одно из писем, я своему любимому задала вопрос: кто ему из девушек нашей деревни нравится больше всех? Ведь он ходил со многими. Он мне ответил, что больше всех — Надя Дмитриева. Это меня ударило, что молнией. Ответ на это объяснение я писать не стала, а решила проверить. Здесь, как назло, вытащили мои деньги из чемодана, которые я так берегла. Подошел выходной, я пошла к Наде, ее дома не оказалось. Я попросила девушек дать мне альбом. Они, ничего не подозревая, подали альбом. Когда я его открыла, сердце мое сжалось: передо мной были точно такие же фотокарточки, как у меня. Теперь мне все ясно, подумала я. И, не дождав Надю, я поспешила уйти. Как мне было обидно за то, что он обманывал меня, а я верила ему и любила. Я любила его больше своей жизни, а моя любовь оказалось отравленной. Я написала еще одно письмо, от начала до конца стихами, где обвинила его и просила выслать мои фотокарточки, потому что они ему не нужны. И чтобы не терзать свои раны при произношении его имени.

Кемерово нас встретило плохо. Воздух насыщен газом, дышать трудно. Сразу повезли нас в Кировский и поселили в школу: никаких условий для человека. С нами за начальника приехал один из партийных руководителей. У нас появились мука, мясо, и все это поместили в Доме культуры в подвале, где находилась кухня пионерского лагеря. Однажды мне сказали, что я буду дежурить на этой кухне ночью. Одна, да в таком здании? Но деться некуда, пока еще не работали, отказываться нельзя. Я позвала одного паренька, приехавшего вместе с нами. Его звали Митя. С вечера мы сидели разговаривали, вроде как дома, а потом на полигоне стали партию проверять — как шарахнут, а здание большое, стекла дребезжат, того и гляди, разобьются. Жутко мне стало, подвинулась я к Мите, прижалась и дрожу. Как выстрелят, я от страха прижмусь к нему, а он обнимет и поцелует. Я не сопротивлялась, но и не испытывала в себе пристрастия к этому, т. к. я не любила всякие поцелуи, а он, как после рассказывал, запомнил эту ночь на всю жизнь. Он полюбил впервые в жизни.

Вскоре нас определили кого куда. Многие пошли в общежитие, а я на частную квартиру.

Наши мотовозы комбинату пока не требовались. Меня послали на станцию оператором. Эта работа мне не понравилась. Я попросилась на курсы шоферов. Я имела в виду то, что, меня не берут на фронт, я должна заменять мужчину в тылу. И это мне удалось. Я получила права шофера третьего класса. Не легко шоферить было в войну; в горючее мешали всякий суррогат, керосин мешали с бензолом. Если мало нальешь керосину, бензол вниз осядет, как квашенное молоко. Нальешь больше керосину — не заведешь. Мешали с денатуратом, с эфиром и ацетоном. Резина была заплата на заплате, да электрооборудование на ниточках. В общем нужно было иметь большую силу воли, чтобы работать. В сорок четвертом году разделился комбинат на два завода, меня поставили диспетчером автобазы, через некоторое время потребовался грузовой диспетчер на железной дороге, меня ставят этим диспетчером. Где бы я не работала, никогда мне не делали замечания, потому что работа выполнялась со всем желанием, за что не один раз получала я чек на мануфактуру или отрез на платье, а в войну купить отрез требовались тысячи.

А личная моя жизнь во многом изменилась. Когда мы учились на курсах шоферов, нас, всю группу, отправили сено косить. Давненько я склонна была к одному из курсантов, т. к. он чем-то напоминал Бруева. Располагаемся на ночлег, нас трое девчат в середине, возле меня с краю ложится этот Леня. Но он не успел прикоснуться к моей руке, как его проняла дрожь. И вот этой невоздержанностью он погасил ту маленькую искру, которая начинала разгораться. Я сразу же перешла к ребятам совсем молоденьким и до самого конца спала там. Леня понял, что я в его дружбе не нуждаюсь, хотя мы не обмолвились ни единым словом.

Одна из девушек, Тоня, очень желала подружить с деревенским парнем, у которого вились кудри, но мне он совсем не нравился, все в этом парне говорило, что он грубый и невоспитанный. Однажды мне передали ребята, что этот парень желает иметь дружбу со мной, но мой ответ был отрицательный.

Вскоре приехала ко мне старшая сестра, ее послали в Кемерово в командировку, и она воспользовалась случаем, забежала ко мне. Я очень обрадовалась ее приезду, спрашивала о маме, о сестрах, потом сестра мне сказала, что Бруев женился в армии. Вот этого я совсем не ожидала. Этой новостью она прибила меня к стулу. Лиза еще что-то рассказывала, но я уже не слышала ее. Видя меня в такой тревоге, она постаралась успокоить. Что ты гонишься за ним, теперь видишь, какая жизнь, мужья на фронте, а жены замуж выходят. А ты переживаешь о том, кто тобой не нуждается. Находится человек, выходи и живи.

И я вышла замуж. Но что это за замужество, когда он тебе не мил. Мне все было в нем противно. Я не понимала, зачем я сделала такой необдуманный жизненный шаг. Это был составитель Синеков. В одно дежурство я из диспетчерской разговаривала с Тайгой и объяснила маме, что вышла замуж. В диспетчерской сидели шофера, среди них был тот кудрявый деревенский парень Чистяков. Взяв путевку, он уехал на завод, но там так напился, что получил пять суток аресту. Видно, потревожило его мое объяснение.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});