Черный бульвар - Ярослав Петрашко

…Ян оказался дома и очень обрадовался сашиному звонку.

– Как самочувствие?

– Ты знаешь, я, кажется, отравился… Это началось после нашей с тобой попойки. Ты можешь мне помочь?

– Конечно. Ты из общежития звонишь?

–Да.

– Сам сможешь добраться?

– Думаю, что да.

– Тогда я тебя жду. Если станет совсем худо - позвони еще раз, что-нибудь придумаем.

– Хорошо. Я все-таки надеюсь справиться с собой.

– О'кей, жду. Держись!

…Раз десять, пока Сама добирался до Черного Бульвара, ему становилось так плохо, что он терял надежду доехать. Наконец, мучения закончились, и он, в два раза медленнее, чем накануне, вскарабкался на четвертый этаж и позвонил. Дверь открыл улыбающийся Ян в какой-то невообразимо-алом китайском халате. Едва он увидел Сашу, как улыбка сползла с его лица, уступив место деловито-озабоченному выражению медика. Он подхватил Сашу под руку и, проведя в гостиную, усадил в кресло.

– Выглядишь ты как… - он не договорил. - Воды дать? Тоника?

Саша покачал головой: «Я не могу ничего ни есть, ни «пить. Меня все время рвет».

– Ах вот оно что… - в глазах Яна вспыхнул странный огонек, и он опустился на диван напротив Саши. - Кажется, я знаю, в чем дело. После каждого приема пищи сильная рвота, боли в области желудка, озноб, судороги по всему телу, неукротимый голод? Так? Ну, это дело поправимое. Сейчас я дам тебе кое-чего выпить, и тебе сразу станет лучше, а потом все пройдет.

Он ушел на кухню, загремела посуда, хлопнула дверца холодильника. Через минуту Ян появился снова, неся в руке стакан с какой-то красной жидкостью.

– Это что, - вяло поинтересовался Саша, - томатный сок?

– Нет, это такое лекарство. Гематоген. Пей.

Саша сделал осторожный глоток. Подождал. Хуже не становилось. Тогда он залпом осушил стакан и прислушался к своим ощущениям. Ощущений не было. Никаких. Было только огромное облегчение. Лишь спустя несколько минут он осознал, что он совершенно здоров и сыт. Он облизнул губи. Вкус был солоноватым и странно знакомым. Тогда он посмотрел стакан на свет, вдруг задрожал и выронил его на ковер: «Ян, Ян, что это, что это было?!»

– Это была обыкновенная человеческая кровь, - ответил тот и спокойно улыбнулся.

Впервые за последние сутки Сашу бросило в жар. Он схватился за воротник рубашки и нечаянно наткнулся на давешний порез на шее. Тут он смутно вспомнил кадры из «Графа Дракулы» и догадался…

– Что, что ты со мной сделал?!

– Я? - спокойно улыбнулся Ян. - Я всего-навсего подарил -тебе ВЕЧНОСТЬ.

Саша в ужасе бросился вон из этого проклятого дома. Уже на лестнице он услышал, как Ян крикнул ему вслед: «Ты все равно вернешься! Только я научу тебя есть!»

Пятница, 2 августа, 11.00.

Снег вылетел из кабинета с табличкой «Начальник городского Управления» как ошпаренный. Секретарша проводила его сочувственным взглядом: даже через двойную дверь она слышала, как ревел полковник. На Снега обрушился град всевозможных «почему». Почему после четырех убийств следственная группа не имеет сколько-нибудь сносной версии о причинах преступлений, почему к месту происшествия ни разу не была доставлена служебно-розыскная собака, почему нет никаких продуктивных улик, почему, почему, почему… И почему до сих пор отсутствует заключение судмедэкспертизы? Разумеется, мы в курсе, что Главный эксперт болен, но что, у них в отделе вообще никого нет?! Град вопросов закончился коротким мощным взрыком: «Под суд пойдешь!»

Старший инспектор почти бежал по коридору, а в голове зудела всего одна мысль: «Экспертиза… экспертиза… экспертиза?…» - выпевало там на разный манера

…Залесский испугался дикого вида своего шефа, когда тот ворвался в кабинет. Хотел было что-то сказать, но Снег но дал ему вымолвить ни слова, залпом выдохнув: «Иди найди машину, едем к медикам! Быстро!»

…В машине Залесскому показалось, что Старший инспектор пришел в себя, и он, наконец, решился завладеть его вниманием.

– Есть новости, Сергей. В ответ раздалось раздраженное рычание.

– Ребята из патрульного дивизиона сообщили, что видели в ночь с 27-го на 28-е в районе Черного Бульвара очень крупную белую собаку, по виду - то ли кавказскую овчарку, то ли московскую сторожевую. Без хозяина. И вела себя очень странно. Участковый сказал, что поступила жалоба от жильцов нескольких домовладений по Бульварной улице, что ночью в их дворах появилась огромная белая собака и разорвала нескольких мелких домашних животных… Ну, кошку, трех кроликов и прочее. Участковый позвонил в Службу по уборке города, там ему сказали, что утром 28-гэ экипажем спецмашины 24-55 в районе Бульвара была отстреляна бесхозная кавказская овчарка чисто белой масти, по виду - больная бешенством. Санэпидстанция эту версию подтвердила, сейчас проводит в районе Бульвара противоэпидемические мероприятия.

Из-за непроницаемо-черных очков Залесский не видел глаз Старшего инспектора, но странную невольную улыбку боковым зрением зафиксировал.

– Повтори, пожалуйста, еще раз поподробнее.

Выслушав Залесского, он очень спокойным голосом сказал: «Останови машину у ближайшей остановки, до медиков я доберусь сам. А ты вот что… Поезжай сейчас же в Службу по уборке, потом в санэпидстанцию, отбери у всех показания, потом разыщи участкового и патрульных, пусть напишут обо всем, что касается собаки, подробные рапорта на мое имя…»

– Уже все сделано, материалы в вашей оперативной папке, в столе.

Тут ему пришлось втянуть голову в плечи от негодующего вопля Снега: «Так что же ты, трах-тарарах, не сообщил об этом, когда меня вызывали на ковер?!» Залесский пробормотал: «Еще не все было готово…» И когда понял, что второй волны гнева не будет, примирительным тоном спросил: «Так что, прямо к медикам?…»

Пятница, 2 августа, 19.15.

Подходил к концу четвертый день сашиных пыток. Боль, почти на сутки притихшая после бокала крови, стальными когтями терзала внутренности, голод и жажда мучали все сильнее, становясь совершенно нестерпимыми, но ни глотка, ни кусочка не удавалось проглотить: неудержимая рвота была ответом на все эти попытки. Мозг, вначале пытавшийся как-то осознать весь ужас, всю невозможность, всю чудовищность положения, теперь совершенно затуманился, и сквозь эту пелену голода, боли и тошнота все ярче и ярче пробивался кровавый свет одного -единственного желания - избавиться от этих мучений любыми путями, кроме двух:

Саше не желал ни умирать, ни становиться убийцей. Наконец, когда трезвый рассудок окончательно покинул его, Саша, едва-едва удерживаясь на грани сознания, побрел в каком-то адском, мутно-алом свете на Черный Бульвар, к Яну. «Будь, что будет, - нашептывал ему в затылок Кто-то. -Будь, что будет…»

Пятница, 2 августа, 19.25.

… Снег повесил трубку и, глубоко вздохнув, как человек, укладывающийся в постель, откинулся в кресле. Судя по выражению его губ, по которым Залесский уже начинал читать не хуже сурдопедагога, результат беседы с начальством его удовлетворил.

– Ну, как Папаша? Сменил гнев на милость?

– Гм… Пока говорить рано, но кое в чем, похоже, я его убедил. Насчет медзаключения он тоже сомневается, хотя и версия с собакой, пожалуй, его особенно не вдохновляет. Тем более, что ее труп уже сожгли и подвергнуть его нашей экспертизе невозможно. Все, что у нас есть - показания патруля, случайных свидетелей, экипажа спецмашины - ничто напрямую но связано с убийством. А заключение кинологов -так, сочинение на вольную тему. «При определенных обстоятельствах…, если допустить, что…» Слишком много сослагательного наклонения. Нет четкого и недвусмысленного мнения, что бешеная собака может разорвать человека на части, как в нашем случае».

– А кролики, кошка?…

– Следствие ведется по делу об убийстве людей, а не кошек и кроликов. К тому же, как я понял, у участкового либо очень богатое воображение, либо плохо с точностью словоупотребления. Мне кажется, что животные были просто сильно погрызены, но не разорваны на части, как наши потерпевшие. Вряд ли эта художественная проза, включая и эссе кинологов убедят прокуратуру. На этом основании дело нам не закроют. Я на своем веку достаточно написал отказных материалов, можешь мне поверить.

– Так что у нас остается? Версия судмедэкспертов?

– Ты слишком пышно титулуешь этого сопляка, который замещает Главного. Ты же его видел: на стене Фреди Крюгер, в руках - Хичкок, в глазах - нездоровый блеск, в голове маньяки. Ну, и заключение в том же духе: новый Джек Потрошитель. Хорошенькая перспектива для отдела, для нас с тобой, да и для города тоже. Маньяк может залечь на дно на любой непредсказуемый срок, а может выйти на охоту через час.

– Ну, а что Папаша?

– Господин полковник что-то пробуровил насчет эксперта-психолога, если версия о маньяке подтвердится. Честно говоря, мне это не очень понравилось, потому что психолог может нам столько ложных наводок надавать - до пенсии будешь отрабатывать. Единственное, что меня порадовало - это конец нашей беседы. Папаша сказал, что постарается убедить прокурора в собачьей версии. И тот, кстати, может, стиснув зубы, с ней согласиться: накануне выборов надо позаботиться о правовом имидже города. Во всяком случае, пока у нас головных болей будет поменьше. И я, наверное, выпишу себе командировку в одно курортное местечко, где у нас есть пара пустяковых делишек. Отпуска мне, конечно, никто не даст, а перевести дух необходимо… Тебя что-то смущает?