История Легенды - Михаил Француз

довольно легко. Да и почему бы не принять? Особой зазнаистостью мы с ней не отличались. Выше других себя не ставили. Часто улыбались и смеялись общим шуткам.

А развлечений было много. Постоянные посиделки с песнями и иногда плясками. Речка рядом. Лес. Праздники… А праздники тут были действительно праздники! К ним готовились. Их ждали. Им радовались.

Народные гулянья, общие застолья, игрища… А по осени ещё ожидалась ярмарка! И её ждали уже сейчас! Девушки шили нарядные платья, парни тренировались к играм. Запасались товаром. То есть мастерили и раскрашивали посуду, игрушки… Но всё это в свободное время. Весна! Весной день год кормит. Вставать приходилось до рассвета, а работу заканчивать под самый закат. Но никто не роптал. Все знали, что так нужно. Да и работа веселее, когда она общая.

Как я понял, было у них тут что-то вроде колхоза… Нет, скорее общины. Большое поле общее и участки у каждого свои поменьше.

И такой, как у нас монокультуризации (преобладание одного вида сельхоз продукции над другими, в частности зерновых) у них не было. Чего только тут не растили! И репа, и свекла, и рожь, и гречиха, и морковь, и капуста, и тыква, и редька, и редиска… и даже огурцы с картошкой (чему я очень удивился). Да еще не по одному виду, а по десятку сортов! А ещё были сады… Большие. Почти по гектару, если на наши меры. И это у каждой семьи. А чего там росло! Проще сказать, чего там не росло. Проще, но я всё равно не знаю. И что-то я не видел, что бы кто-то в них сильно горбатился. Чистили конечно, это да. Но чтобы как у нас принято… Нет. Само всё росло. Успевай собирать только!

А ещё почти у каждого своя маленькая пасека.

Я за тот месяц, что мы с Риткой уже жили в этой деревне, узнал столько, сколько за всю прошлую жизнь не знал. Что с чем растёт, кто кого опыляет, чем болеет, как лечится, что когда сажается, как ухаживается. Как используется. Как хранится.

Напомню — у меня идеальная память. И как оказалось, потрясающая жажда знаний! Мне было тут так хорошо, что откройся вот прямо сейчас портал на родину, и даже не знаю, что бы я выбрал. Но портал не открывался. Мы с Риткой первое время чуть не каждый день ходили его проверять. Потом, правда, пылу-то поубавилось. Как говорится быт затянул.

* * *

Снова эти три звездочки, а значит расписывать все свое лето в деревне я не хочу. Жить было весело, а писать об этом скучно. Скуки мне и так хватает, так что — не хочу.

Свежий воздух. Здоровая пища. Каждодневный физический труд. Что может быть лучше для растущего и формирующегося организма? Куда лучше химии и качалки. За лето тело мое изменилось: шире в плечах я не стал, выше тоже, но загорел, окреп, словно бы «вытопился», то есть мускулатура не увеличилась, но стала рельефнее. Одним словом можно теперь было меня описать, как «жилистый». Волосы отросли, но закалывать или связывать хвостом я их не спешил, только челку чуть подрезал, чтобы в глаза не сильно лезла, — мне нравилось, как я выгляжу.

На постое мы с Ритой так у старосты и остались: гнать не гнал, кормил, поил, одевал, работу давал. Чего еще желать-то?

Дом у Апанаса был большой, да и семья не маленькая: он с женой, сыновей пятеро, дочерей четверо. Так что еще двое его не сильно смущали. Дети в деревне были не обузой, а опорой, помощью и поддержкой. Большие семьи — сильные семьи. Понятия богатства тут как такового не было: избы всем селом ставили, земли хватало на всех, в тяжелый год и продуктами пособят, если своих не хватает, и руками рабочими помощь окажут, если с делом каким не справляешься. Община на то и община, что общими усилиями живет, каждому члену помогает, каждого кормит, но с каждого и спрашивает. Нравы здесь простые: лентяю и по шее накостылять могут, и пинками на работы общинные выгнать. А если недоволен чем — так дорога на все четыре стороны открыта, мешать не будет никто.

Апанас нас с Ритой не гнал. Но пару раз осторожные разговоры заводил… О том, что буде решу я семьей обзавестись, то в неделю избу поставят, да надел земли дадут, со скотиной и хозяйством посодействуют. Ритке-то понятно не предлагал такого — за нее муж думать будет. Но я пока отшучивался, что, мол, молодой еще совсем, «несмышленыш», Ритка как от Матрены (жены Апанасовой) отговаривалась, не знаю, но уверен, что та к ней с подобными речами тоже подступала. И не раз: тут восемнадцать — двадцать лет самый возраст для таких решений и дел.

Не знаю, насчет Ритки, а меня от одной мысли о детях в дрожь бросало. Почему-то уверен я был, что свойства моего организма «осечки» допустить не дадут. И если ребенку передастся моя способность… Вот тут я вспоминал медведя, свою ярость, кровь и жажду убийства. Остановить такого как я, если он помешается, будет черезчур трудно, чтобы рисковать. Да и жизнь у меня впереди длинная, если вообще конечная.

Да и надеялся я все еще домой вернуться. А если заведу семью здесь, то забыть об этом придется, как ни крути. Вот я и не крутил. С местными красавицами. А там, поверьте мне, были ТАКИЕ прелестницы, что кровь вскипала. Уммм! Ягодки! Огонь-девки!

А Рита… Не знаю, как-то у нас не складывалось. Дружба — да. Доверие — да. Но чувства… Нет. Она, конечно, девчонка тоже очень симпатичная, а на местных харчах, воздухе, солнышке и работе расцвела, что твой цветок, но нет. Просто нет.

Таким макаром подошла осень. Зазолотился лес, начался сбор урожая да заготовки на зиму, и все ближе подступала Ярмарка.

Апанас грозился нас с Риткой с собой взять: показать что да как. А и нам самим любопытно было на это дело глянуть — страсть как. Не зря же люди к этому событию год целый готовятся!

Глава 3

Отлетели листья, первый хрусткий ледок схватился на лужах, урожай наконец собран, и вся деревня засуетилась в ожидании. Целый день не велось никаких работ, кроме неотложных, таких как уход за скотиной. Люди готовили наряды и собирались на Ярмарку: грузили поделки и товары, крайний раз проверяли телеги и упряжь, осматривали состояние подков…

Все суетились. Все что-то делали. Всем было, что делать, а я свои все дела уже закончил: с погрузкой помог, колесо на одной из телег Апанаса под его бдительным присмотром поменял. А с одеждой, так у меня и готовить-то нечего. Так я думал. Но оказалось, что женщины дома Апанаса подумали за меня. Невероятно, но под их чутким руководством Ритка пошила и расшила узорами праздничную рубаху. Кушак подарил от щедрот своих глава семьи. А красные сапожки на мою ногу и на Риткину принес сосед наш, Тишак-кожевник (невысокий крепкий дедок с хитринкой в вечно смеющихся глазах) в благодарность за поленницу дров, что я с месяц назад ему заготовил, когда у меня выдался вечерок посвободнее (чуть не до полночи тогда колуном стучал да двуручкой орудовал, оказалось, что она и без партнера прекрасно работает, если приловчиться. А уж при моих неутомимости и азартном упрямстве, так и вовсе поет, чуть не как ее бензиново-цепная товарка).

О себе Рита также не позабыла и теперь крутилась посреди горницы в новеньком расшитом красными петухами сарафане, с толстой косой с заплетенными в нее яркими красными лентами, стуча каблучками новеньких сапожек. Улыбка ее освещала комнату ярче, чем солнца лучи, падающие сквозь слюду окон.

Ангел возьми, приятно, когда о тебе заботятся! Хоть и не стремился я на этом празднике «себя показать», все больше собираясь «людей посмотреть», так, что и простая беленая рубаха веревкой подпоясанная сгодилась бы, да вот все равно приятно! И притопывал новым красным сапожком я с ничуть не меньшим удовольствием, чем товарка моя по попадалову.

Она, кстати говоря, в деревне уважаемым человеком стала: детишек грамоте и счету учила! Удивительно, но умение читать и писать по-местному у нас с ней оказалось вместе со знанием речи разговорной. Я точно знаю, что говорим и пишем мы с ней вовсе не на Великом и Могучем, но при этом никакого дискомфорта по этому поводу не испытываем. Ну, а математика, она и в Африке, и в Средиземье математика. А экзамен по матану был чуть ли не накануне нашего с Ритой знакомства в памятном сарайчике.

Вот она пару дней поглядела вокруг, побеседовала с людьми, припомнила материал, разобралась в правилах местной