Не друг - Мия Шугар

отнес в родительскую спальню, где осторожно уложил в кровать и укрыл одеялом.

— Сейчас, маленькая… Полежи пока, а я сделаю чай. Где у тебя таблетки? В сумке?

Никита ушел на кухню и через несколько минут вернулся со стаканом чая и блистером обезболивающего. Руки Никиты подрагивали, когда он вкладывал в мою ладонь две таблетки и поддерживал стакан, чтобы я не облилась горячим напитком. Никита постоянно смотрел на меня, тревожно и умоляюще, но и также постоянно отводил глаза, не в силах выдержать мой ответный взгляд — твердый и презирающий. Я не понимала его поступка и вчерашней жестокости, но не могла понять и сегодняшнего поведения.

Неужели ему не хватает женского внимания? Ни за что не поверю в это, так как не раз лично наблюдала кидающихся ему на шею девиц. Уверена, — стоит ему свистнуть и девчонки выстроятся в очередь. Да даже если представить, что ни одной подружки сейчас нет в пределах досягаемости, он всегда мог воспользоваться услугами специальных платных девушек. У нас хоть и не столица, но, по рассказам бравирующих однокурсников, проблем с этим нет.

А сегодняшнее его поведение окончательно сбивало с толку, но разбираться ещё и с этим я не хотела. Единственное, что сразу пришло на ум — это страх Никиты перед законом. Скорее всего, он боится, что я напишу заявление и расскажу о нападении, но ничего подобного я делать не собиралась, пусть будет спокоен. К врачам я тоже не пойду и на это у меня сразу две веских причины — моя мама и мама Никиты.

Обе наши мамы работали в единственной на весь город женской консультации при городской поликлинике, только моя до отъезда трудилась регистратором в общей регистратуре, а Никитина — лаборантом.

В детстве мы с Никитой часто тусили в поликлинике и консультации, то тихо рисуя каляки-маляки в регистратуре у моей мамы, то рассматривая интересные колбочки с реактивами в лаборатории у тёть Любы, да и в более взрослом возрасте день-через-день забегали к родительницам по всяким мелким делам — взять мелочь на проезд или мороженое, встретить с работы, занести что-то или, наоборот, забрать.

И, понятное дело, мы знали всех тамошних медработнико, от санитарок и водителя до заведующей, как и они нас, и я даже не представляю, что начнется, если я сейчас появлюсь в таком состоянии на пороге медучреждения.

Никита словно знал о чем я думала.

— Может быть, тебе к врачу нужно? Давай съездим? — Его голос звучал неуверенно и я даже прикидывать не собиралась, сколько мужества ему понадобилось, чтобы предложить это.

Но все дело было в том, что я не хотела ни видеть Никиту, ни куда-то с ним ехать, ни даже разговаривать.

— Уходи. — Никита вскинул голову и с отчаянием посмотрел на меня, пытаясь улыбнуться, но эта жалкая попытка скрыть непонятно что от меня, не удалась. — Я серьезно, Никит. Просто уйди. И не бойся, в полицию я не пойду.

— Я не боюсь! Ты все не так поняла!

— Интересно, что тут можно понять не так? Ты практически изнасиловал меня или мне это показалось? Просто уходи и забудь о моем существовании.

Никита дернулся, как от удара током, сжал кулаки и побледнел, а что там с ним было дальше я досматривать не стала и прикрыла свинцовые веки.

Похоже, обезболивающее начало действовать.

* * *

До конца дня я больше не вставала с постели, балансируя в странном пограничном состоянии между сном и явью. Затуманенный мозг вяло отмечал, что Никита так и не ушел, а продолжал бродить по моей квартире, как по своей собственной. Судя по звукам, он поставил стирку, приготовил обед и занялся ремонтом двери в ванной, о чем свидетельствовали лязг инструментов и периодические чертыхания Никиты.

Солнце заливало комнату мягким предзакатным светом, по воздуху плыл аромат куриного бульона, в соседней комнате мужчина занимался ремонтом, и эта мирная домашняя обстановка напоминала бы обычный семейный вечер, если бы не одно большое жирное "НО". И, к сожалению, это самое "НО" не давало мне покоя ни на минуту. Кусачая боль возвращалась и терзала шею при каждом движении; переутомленные бесполезной борьбой мышцы звенели и грозили в любой момент скрутить руки и ноги судорогой, а присутствие рядом обидевшего меня мужчины нервировала настолько, что, в конце концов, я не выдержала — превозмогая боль сползла с кровати и, держась за стену, мелкими шагами пошла на звук ремонта.

— Да чтоб тебя! Зараза! — Никита неловко стукнул молотком себе по пальцу и выронил декоративную накладку замка. — Ничего не получается.

— Это потому что ты взял молоток для отбивания мяса. Строительным бы получилось, наверное.

Никита обернулся. И снова этот щенячий жалостливый взгляд, полный раскаяния и… нежности что-ли? Я скривилась и светло-карие глаза померкли, опустились к полу, а я, тщательно выверяя дистанцию, обошла сидящего на корточках Никиту, подошла к входной двери и открыла её нараспашку. Если парнишка не понимает слов, придется намекнуть прямо.

— Уходи.

От мамы я иногда слышала выражение "почернеть лицом", но никогда особо не задумывалась, что именно оно означает. Может грусть, а может испуг. Но сейчас, видя перед собой Никиту, я наконец-то поняла, что имела в виду мама, произнося эту фразу.

Никита будто окаменел, но не мягкими линиями благородного мрамора, а грубыми резкими рублеными формами гранита. Скулы, подбородок, нос — все стало острым на вид, словно с лица схлынули не только краски, но и кровь, наполняющая жизнью тело.

— Уходи, — повторила я, и каменная статуя работы древнего камнетеса, ожила.

Никита упруго поднялся и приблизился ко мне, твёрдыми шагами взбивая тишину квартиры и подъезда, и вселяя в меня дикий страх. Его лицо, выражение глаз, порывистые, но уверенные движения — все напоминало мне вчерашнего его, жёсткого и жестокого, и наводило дикий ужас.

Я шарахнулась в сторону, когда между нами осталось расстояние не больше метра. Ударилась плечом о гардеробный шкаф, но практически не заметила этой боли, вся одновременно горя и холодея от кошмарного предчувствия. Я не вынесу этого больше. Лучше