Свинец в крови - Рафаэль Кардетти

Сара изящно выбралась из машины и прислонилась к дверце попкой, обтянутой чуть тесноватыми джинсами. Она зажгла сигарету и с наслаждением затянулась. Прежде чем заняться новым делом, она всегда старалась погрузиться в его атмосферу. Опыт подсказывал ей, насколько важны внешние детали для понимания сценария преступлений. Этому в полицейской школе не учат. Сара поняла это за те годы, в течение которых она постоянно оказывалась рядом с трупами.

Вечно одна и та же история: ничтожества оставляли за собой вопиющие улики и в результате быстро попадались. Уйти удавалось только самым хитрым. Преступный мир отражал неравенство, царящее в обществе, и даже придавал ему особую остроту.

Республиканское государство, государство, основанное на равенстве, избрало Сару, чтобы она противостояла логике этого естественного отбора. Она играла роль песчинки в отлаженном механизме эволюции.

Она дорого заплатила за эту привилегию. Десятилетняя служба в уголовном розыске стоила ей нескольких возлюбленных, изрядного числа друзей и призвания матери семейства. Ей уже исполнилось тридцать шесть лет, и она в конце концов привыкла к мимолетным любовным связям, к тому, что любовникам надоедают телефонные звонки среди ночи, к пустой постели, куда она возвращалась поздним вечером.

Впрочем, она слишком ценила свою работу, чтобы оглядываться назад и оплакивать потерянное время. Ей нравились блики мигалки, разрывавшие ночь, нравилось ощущение холода от прикосновения револьвера к коже. Ей нравилось идти по следу неделями, до самого конца, и превращать каждую незначительную деталь в неоспоримое доказательство. И самое главное, она получала бесконечное удовольствие от сухого звука, с которым наручники защелкивались на запястьях преступника.

Единственное сомнение относилось к порядку, в котором выстроились различные элементы ее жизни. С самого ли начала, действуя в соответствии со своими вкусами и призванием, она свела свою жизнь к работе, или, наоборот, одержимость профессией постепенно сделала такими унылыми ее вечера и выходные?

Но в общем, порядок не имел особого значения. Сара была хорошим полицейским и знала это. Лопес часто говорил ей, что она обладает инстинктом, тем, что отличает профессионалов. Но ей самой казалось, что своими профессиональными успехами она обязана другому качеству, признаться в котором было гораздо труднее: с самого раннего детства она ненавидела проигрывать.

Жертва жила в доме из тесаного камня, стоявшем в глубине улицы. За застекленной парадной дверью виднелась широкая мраморная лестница, застланная красным ковром. На тротуаре перед зданием стояло несколько роскошных автомобилей, немецких и английских. Людей видно не было, за исключением многочисленных силуэтов в форме в окнах третьего этажа.

В коротком телефонном разговоре Лопес сказал ей, что признаков взлома не обнаружили. Значит, убийца был знаком с жертвой, иначе она не впустила бы его. У обитателей таких кварталов быстро развиваются параноидальные синдромы.

Удовлетворившись осмотром места, Сара бросила окурок на землю и раздавила его каблуком. Шуршание шин по асфальту заставило ее поднять голову. Красный «альфа-ромео» с глухим урчанием припарковался совсем рядом с ее машиной. Саре не нужно было ждать, пока водитель выберется из салона с тонированными стеклами — она и так знала, что это приехал Эрик Коплер, свободный журналист, специализировавшийся на политических скандалах.

Несмотря на простоватую внешность, Коплер обладал чутьем и выносливостью охотничьей собаки. Унюхав интересное дельце, он не останавливался, пока не доводил расследование до конца. Он никогда ничего не оставлял без внимания и мог месяцами идти по следу.

В своей области он считался мастером. По слухам, именно он обнаружил, что у бывшего президента имеется внебрачная дочь. Умный тип, прекрасно умеющий выживать в любых обстоятельствах. Несмотря на то, что Коплер и Сара выбрали разные пути, они были очень похожи друг на друга.

Она задалась вопросом, как это он сумел так быстро прибыть на место, если она сама толькотолько обо всем узнала. И дала себе слово, что скажет по этому поводу пару слов консьержке.

Хотя Сара с самого начала знала, о чем ее спросит журналист, услышав его голос, она напряглась.

— Привет, красавица, не уделишь мне минутку?

— Ты прекрасно знаешь, что пока я тебе ничего сказать не могу, Коплер. Если Лопес пронюхает, что я с тобой разговаривала, он может усадить меня за бумажки до самой пенсии.

— Не бери в голову. От тебя слишком много пользы, чтобы тратить твои таланты на заполнение бланков. И даже если нас увидят вместе, у твоего шефа ума не хватит связать это с расследованием. У него на такую сложную дедуктивную работу мозги не заточены.

Это замечание сразу исправило Саре настроение. Слышать гадости о начальстве было почти так же приятно, как говорить их.

Коплер поспешил закрепиться на достигнутом рубеже:

— Лопес прощает тебе скандальность и мерзкий характер, потому что он ценит тебя, Сара. Он никогда в жизни не отправит тебя на свалку. Так что не бойся подтвердить слухи. Значит, она действительно умерла?

— Как тебе удалось так быстро все узнать?

— У меня отличные информаторы. И, вопреки тому, что ты, безусловно, думаешь, консьержка мне ничего не сказала.

— А, так это кто-то из наших...

— Слушай, Сара, будь все твои коллеги так же неразговорчивы, как ты, у меня не было бы никаких шансов преуспеть в моей профессии. Ничто так не развязывает язык, как небольшой финансовый стимул. К тому же я отношу это на счет профессиональных расходов. Жизнь все-таки прекрасна!

Веселый смех Коплера нарушил строгую тишину улицы. Он закурил, предложил сигарету Саре, но та отрицательно помотала головой.

— Меня так и подмывает отвести тебя в комиссариат и задать тебе пару вопросов по поводу твоих информаторов, — пошутила она в свою очередь. — Мне надо идти. Извини, но больше я ничего сказать не могу.

Коплер решил попытать счастья в последний раз:

— Обещаю, что не упомяну твоего имени. Ты останешься традиционным «источником, близким к следствию». Не губи меня, Сара... Как же я смогу удовлетворить любопытство моих читателей, если основной следователь отказывается давать мне разъяснения?

— Этими сентенциями о свободе информации ты меня не проймешь. К тому же это не твоя любимая тема. Ты ведь обычно не интересуешься шоу-бизнесом. Чем же вызвано твое любопытство?

— У каждого есть свои маленькие секреты. В данный момент можно сказать, что сегодня утром некий инстинкт привел меня на эту улицу. И кого я тут увидел? Королеву убойного отдела, секс-бомбу уголовной полиции Сару Новак собственной персоной! Мой незаурядный ум сразу же подсказал мне, что тут произошло нечто интересное. Такое объяснение тебя устраивает?

— Избавь меня от своего бреда, пожалуйста... — вздохнула Сара. — Зачем ты здесь?

Коплер секунду колебался. Он знал, что его ответ не понравится следовательнице.

— Пока что я ничего не могу тебе сказать. Мне надо немного привести в порядок собственные мысли. Позже поговорим, обещаю. — Он посмотрел на часы и бросил недокуренную сигарету около тротуара. — Это не совсем то, чего я хотел, но мне еще надо кое-что проверить. До скорого, красавица. Созвонимся.

Он уселся за руль «альфа-ромео», включил зажигание и быстро подал машину назад. Проезжая мимо следовательницы, он помахал ей через тонированное стекло и резко выжал педаль газа.

Сара смотрела вслед автомобилю, пока тот не скрылся за углом. Судя по тому, как журналист заторопился уехать, ему хотелось поскорее закончить разговор. Никогда еще Коплер так явно не уходил от ответа. Наоборот, их отношения всегда были искренними, насколько это позволяли требования секретности, предъявляемые работой того и другой. Она лично сообщала ему выводы своих расследований. Он, со своей стороны, делился с ней информацией, полученной в таких кругах, куда обладателю журналистской карточки попасть было легче, чем сотруднику полиции.

Пытаясь ничем не выдать своего волнения, Сара вяло махнула рукой полицейскому в форме, охранявшему вход в здание. Тот бросил беглый взгляд на удостоверение — она позаботилась о том, чтобы оно выглядывало из кармана куртки.

Фотография, сделанная при поступлении на работу в полицию, запечатлела хрупкую женщину с правильными чертами лица. С тех пор Сара очень изменилась. Ее с трудом можно было узнать. Она нарастила мышцы и подстригла волосы. Она ожесточилась. Ее тело и ее разум приспособились к ужасам повседневной работы. И тем не менее она не сочла нужным заменить этот снимок на более поздний. Напротив, ей хотелось сохранить это свидетельство своей прошлой жизни.

Когда она пришла в полицию, в конце восьмидесятых, то сделала это по политическим соображениям. Она не принимала пассивности своих друзей, видевших, как нарастают неравенство и несправедливость, но не осмеливавшихся перейти к действиям. Сара хотела оказаться как можно ближе к проблемам человечества, к тому рубежу, за которым решалось будущее.