Одиночество Новы - Джессика Соренсен

– Ну, блин, зашибись – какие люди!

Дилан, приятель Тристана, который живет в этом же трейлере, выходит из-за занавески в дальнем конце комнаты, смеется, а за ним высовывается какая-то блондинка. Дилана я раньше видел пару раз, когда мои родители приезжали в Мейпл-Гров к родителям Тристана. Дилан изменился: лицо погрубело, голова бритая, руки все в татуировках, и еще он раньше был заметно плотнее, должно быть, от наркотиков так похудел.

– Привет, Куинтон! – Блондинка машет рукой, затем обходит Дилана и направляется ко мне. Руки она держит плотно прижатыми к бокам, чтобы грудь выделялась, и ее буфера только что не выскакивают из выреза майки. Она-то меня, похоже, знает, а вот я убей не помню, кто она такая. – Давно не виделись.

Я роюсь в мозгах, стараясь припомнить что-нибудь с ней связанное, но от травки в башке туман, я уже добился, чего хотел, и теперь сижу весь деревянный и отупевший.

Девушка подходит, кладет мне руку на грудь и прижимается своими буферами.

– Когда я тебя видела в последний раз, ты был тощим двенадцатилетним мальчишкой в очках и брекетах. Подумать только, как ты изменился. – Она проводит ладонью по моей груди вниз, к животу. – Теперь ты просто сногсшибательный красавчик.

– А, так ты Ники? – Теперь я кое-что припоминаю. Что-то такое из детства, тогда еще все соседи собирались в бейсбол играть. Но это смутное воспоминание, да и его лучше бы не было. Тяжело вспоминать о том, что уже никогда не вернется. – Ты… – я меряю взглядом ее фигуру, хотя и так уже, в общем-то, все видел, – …изменилась.

Ники принимает это за комплимент, хотя я ничего такого не имел в виду.

– Спасибо, – улыбается она и двигает бедрами. – Я всегда стараюсь выглядеть как можно лучше.

Косяк все еще у меня в руке, и я делаю еще затяжку, держу дым в легких, пока не начинает казаться, что они вот-вот лопнут, а затем выпускаю дым изо рта и стряхиваю пепел на коричневый, весь в подпалинах ковер. Протягиваю косяк Тристану и жду, пока все тело онемеет.

– Куда мне свои шмотки тащить? – спрашиваю я.

Дилан показывает пальцем в коридор:

– Там в конце еще одна комната. Тесновато, правда, но кровать и прочее есть.

Я поднимаю с пола свою сумку и, обогнув Ники, иду в коридор:

– Мне главное – другим не мешать.

Дилан кивает, обращаясь к Ники:

– Не покажешь Куинтону его комнату?

– Конечно. – Она преувеличенно радостно улыбается мне и выхватывает у Тристана косяк. Сует в рот, затягивается, выдыхает. Отдает ему обратно и идет вперед по коридору так, чтобы я хорошенько разглядел ее задницу.

– Ты с ней встречаешься? – спрашиваю я Дилана, который отходит в маленькую, заваленную всяким барахлом кухню в углу.

– Не-а, я ни с кем не встречаюсь, – отвечает он, безразлично пожимая плечами, и засовывает руки в карманы джинсов. – Кстати, ко мне сегодня бывшая подружка зайдет.

– Делайла? – спрашивает с дивана Тристан, и Дилан кивает. – А Нова тоже приехала? Она с ней будет?

– Нова? – переспрашиваю я. – Это что, ее машина?

Тристан качает головой и смеется:

– Девчонка это, дубина.

– Интересное имя, – говорю я.

Мне любопытно, что за девчонка такая, которую назвали в честь моей любимой машины, но, в общем-то, какая разница? Никакой. С девушками покончено, и с чувствами тоже.

– Когда ты наконец выбросишь ее из головы? – Дилан берет стоящий рядом с раковиной пластиковый стаканчик, и Тристан пригибается – стаканчик пролетает у него над головой. – Ты же с ней как-то обжимался уже, она тогда еще напилась в сиську.

– Ну и что, – отвечает Тристан и тянется через подлокотник кресла, чтобы достать стаканчик. Выпрямляется и швыряет его в Дилана, но не попадает – стакан шмякается об пол в нескольких дюймах от цели. – Сам-то Делайлу к себе зовешь, через восемь месяцев.

Дилан поддает стаканчик ногой и рывком открывает холодильник.

– У Новы столько проблем, тебе это не надо.

– Много ты знаешь, что мне надо, – бормочет Тристан, не поднимая глаз от коричневато-оранжевого ковра.

Пора уходить, я ему мешаю. Иду за Ники, на душе дерьмово: прошлое никак не отпускает. Но я смотрю на ступеньки, ведущие в комнату, и понимаю, что сейчас будет – ясно же, чего хочет Ники, да и мне, правду сказать, нужно как-то отвлечься. День был тяжелый, особенно если вспомнить, как папаша высадил меня в аэропорту. Я понимал, что ему это все ни к чему, но он считает себя обязанным – вроде как долг перед матерью, что ли.

– Ну, пока, – вот и все, что он мне сказал, и сразу же ушел, оставив меня у входа в аэропорт.

Мне бы по идее должно быть пофиг, что он меня не обнял на прощание и все такое, но меня уже год никто не обнимал, и иногда мне этого не хватает – близости, ощущения, что ты кому-то нужен.

– А кровать-то какая мягкая. – Ники плюхается на тощий матрас и покачивается, скрестив ноги.

Я бросаю сумку на пол в комнатке размером с кладовку, стою перед ней и смотрю на грязный матрас:

– Мягкая, значит?

Ники обольстительно улыбается:

– Еще какая. – Приподнимается, хватает меня за рубашку и притягивает мое лицо к своим губам.

Губы у нее сухие и пахнут травкой, но я закрываю глаза, отвечаю на ее поцелуй, стараясь ни о чем не думать, склоняюсь над ней, и мы валимся на постель. Я знаю, что так нельзя. Нам обоим плевать друг на друга. Никакого смысла в этом нет. Это глупо, как все на свете, и так же ничего не значит. Но другого я не заслуживаю, и в ту минуту, когда я все-таки найду смысл, найду хоть какое-то удовольствие и радость с другой женщиной, в ту самую минуту я нарушу слово, данное Лекси.

Глава 3

Нова

В тишине есть какая-то странная безмятежность. Может быть, так кажется потому, что она почти недостижима. Нужно ведь не только отключиться от посторонних звуков, но и внутри звуки отключить – все те мысли, что потихоньку нашептывают, кто я, что я должна чувствовать, а чего не должна, что я сделала и чего не сделала, в чем ошиблась. Иногда, просыпаясь посреди ночи, я пытаюсь погрузиться в блаженную безмятежность тишины, но несмолкающий шепот в голове не дает этого. «Ты должна была его спасти». Я думаю: может быть, Лэндону удалось достичь такой безмятежности, может быть, потому он это и сделал. Вероятно, он уже ничего не слышал и решил, что пришло время положить конец всему.

– Как я выгляжу? – Делайла подкрашивает губы перед зеркалом заднего вида, сидя в своем стареньком пикапе – она на нем ездила еще до того, как мы с ней уехали в колледж. Мажет губы помадой, ослепительно мне улыбаясь.

– Отлично выглядишь. – А вот я даже причесываться не стала – не перед кем мне красоваться. Я иду с Делайлой только потому, что она так хочет. Ни больше ни меньше.

Подруга надувает губы, а затем поправляет грудь под малиновым топиком с глубоким вырезом, чтобы казалась попышнее. Я чуть-чуть улыбаюсь, однако слабая искорка жизни тут же гаснет, когда я начинаю считать ступеньки, ведущие к двери трейлера, и сложенные перед ним покрышки. «Четыре, восемь».

Делайла придирчиво оглядывает мое короткое платье в цветочек и сережки с перьями.

– Хорошо выглядишь, – говорит она с обличительной ноткой в голосе. – Надеешься, что…

Я качаю головой и наставляю на нее палец:

– Я знаю, что ты сейчас скажешь. Так вот, лучше помолчи. С Тристаном – это было один раз и уже в прошлом.

Ко всему прочему я была очень пьяна тогда, и в голове у меня был полный разброд, потому что в то утро к нам неожиданно пришли родители Лэндона. Хотели отдать мне его рисунки, которые нашли в чемодане наверху, – мои портреты. Я кое-как удержалась от слез, взяла их и убежала, чтобы напиться и забыть о рисунках, о Лэндоне, о своей боли – обо всем, о том, что его со мной нет. Тристан, лучший друг Дилана и сосед по трейлеру, был первым, кто подвернулся мне под руку после нескольких лишних рюмок «Бакарди». Я начала с ним обниматься, даже не сказав «привет». Это был первый парень, с которым я была после Лэндона, и потом всю ночь проплакала, сидя на полу в ванной, раскачиваясь, считая трещины в кафеле, стараясь успокоиться и перестать винить себя за то, что целовала другого. Ведь Лэндона больше нет, и он не вернется, что бы я ни делала и ни говорила. И меня тоже больше нет, потому что, когда он умер, какая-то частица меня умерла вместе с ним.

– Ну, смотри, – недоверчиво поднимает брови Делайла. Я вздыхаю и начинаю выбираться из пикапа, но тут она хватает меня за руку. – Погоди. Ты должна снять это для своего видео.

Я окидываю взглядом парковку, где стоит трейлер, собак, гавкающих из-за соседского забора, машину у дома неподалеку – ржавую, без колес, стоящую на шлакоблоках.

– Вот это все снимать?

Делайла шлепает меня по руке, хохочет:

– Да не это, меня! Давай я расскажу, о чем сейчас думаю, или еще что-нибудь. Ну, в смысле, тебе же такое как раз и нужно? Понять, чту люди чувствуют и как смотрят на жизнь.

Я пожимаю плечами, ноги у меня уже висят наружу – я готовлюсь спрыгнуть.