Чуффеттино - Энрико Новелли

Но зловещий гул, разносившийся по лесу всякий раз, когда волк начинал зевать, заставил его вздрогнуть и вернул его к окружавшей его невеселой действительности.

Начинала уже заниматься заря. В ветвях дерев просыпались птицы и с веселым чириканьем встряхивали свои мокрые от ночной росы крылышки…

— Господин волк, — прошептал наш мальчуган, протирая глаза. — Господин волк, не будете ли вы любезны дать мне хотя бы самый маленький сухарик… У меня в желудке совсем пусто…

— И ты это говоришь… мне!? — многозначительным тоном переспросил его волк и прибавил: — На счастье, мы сейчас у дома.

— Дома? Т.-е. где это «дома»?

— В моем доме, конечно… у меня.

— Но я вовсе не хочу итти к вам в дом.

— Хочешь, но хочешь, а итти придется.

— Ни за что! Если даже вы подарите мне целый килограмм шоколада.

— Ты пойдешь, — повторил волк, и голос его был теперь похож на раскаты близкого грома.

В эту минуту они были уже у входа в хижину, совсем черную и покривившуюся, прислоненную к стволам двух гигантских деревьев.

Глава седьмая, в которой Чуффеттино ловко проводит волка и его супругу

Едва волк со своей ношей подошел к двери своей хижины и вложил ключ в замочную скважину, как изнутри раздайся ворчливый, негодующий голос:

— Опять возвращаешься так поздно!.. Бродяга! Подожди, подожди у меня! Будешь проучен, как следует.

Волк весь трясся от страха, точно его била лихорадка. Жены своей он боялся, как огня. Осторожно, стараясь не шуметь, повернул он ключ, открыл дверь и вошел с низко опущенной головой и волоча ноги, как волк, приговоренный к смерти. Страшная мегера, в образе его супруги, уперев огромные, лохматые кулаки в свои толстые бока, встретила его градом упреков:

— Отвечай, где ты шатался со вчерашнего вечера, а?.. Скверная морда, — свирепо кричала она. — Опять болтался без толку! Опять ничего не принес?! Недаром говорила мне моя бедная мама, когда я была невестой: не выходи за него, милочка, — не выходи! Он лентяй! Он никогда не научится ничего делать.

— Успокойся, успокойся, женушка моя ненаглядная! Красавица моя, — вкрадчиво сладким голосом говорил волк, — уверяю тебя, что на этот раз ты ошибаешься. Если бы ты только знала, что я тебе принес.

Косые глаза волчихи сверкнули:

— Что-нибудь хорошее — да? Ну, покажи-ка, покажи, разбойник! — проговорила она более мягко.

— Вот! Смотри, — торжествующим тоном произнес волк, развязав мешок и схватив за шиворот полуживого от страха Чуффеттино.

Он поднес его жене, и та пришла в такой восторг при виде мальчика, что расцеловала мужа и сделала несколько пируэтов по комнате, радостно хлопая в ладоши, как это делают дети, когда им показывают новую игрушку.

— Какой очаровательный ребенок! — воскликнула она и, схватив на руки нашего героя, осыпала его поцелуями.

— Молодец муженек! Прощаю тебя за то, что так поздно вернулся. Ты приготовил мне, правда, редкий сюрприз!.. А что? — скажи, ты верно очень голоден?

— Очень. Я только что хотел тебе это сказать.

— Я приготовила тебе макароны с бобами, но ты так долго не шел, что они превратились в кашу, и тебе придется удовольствоваться на сегодня только полпоросенком. Но зато уже завтра… И при этих словах волчиха многозначительно подмигнула мужу — завтра мы с тобой угостимся, как следует!

Чуффеттино побледнел, как полотно, и едва не потерял сознание, но пересилил себя и пробормотал слабым голосом:

— Я тоже очень, очень голоден.

— Он голоден! Бедный малютка! — нежным голосом проговорила волчиха, лаская мальчика. — Нужно поскорее накормить его, бедняжечку… О, да какой он милашка!.. И какой хохолок!.. Хохолок-то лучше будет остричь… — прибавила она, снова многозначительно подмигивая мужу.

— Нет, нет, — громко, с ужасом воскликнул Чуффеттино. — Госпожа волчиха, не надо остригать хохол, пожалуйста не надо! Я умру от горя. Оставьте меня таким, как я есть… И еще я хотел попросить вас: не могли ли бы вы отослать меня домой…

— А где же твой дом?

— Этот мальчик из Коччапелато, — ответил за него волк и прибавил:

— Что же, женушка милая, будем мы сегодня ужинать или нет?

Стол был уже накрыт, и они все втроем уселись за него. Волк ел с огромным аппетитом. Наш Чуффеттино, несмотря на весь свай страх, тоже уплетал за обе щеки. А, между тем, волчиха бросала на него по временам такие красноречивые взгляды, которые могли бы отнять аппетит у самого графа Уголино.

— А какая вы красивая, — проговорил вдруг наш герой, покончив со второй порцией вареной свинины и обращаясь к старой ведьме:

— У вас удивительный цвет лица!.. А нос! знаете, — вы редкая красавица! Я это говорю не для того, чтобы сказать вам комплимент, но мне, правда, кажется, что красивее вас нет никого на свете.

Волчиха жеманно улыбнулась. Она всегда мечтала быть красивой.

— Вот видишь, — тоном упрека обратилась она к мужу: — ты все говоришь, что я старею, а, между тем, этот милый молодой человек находит, что я очень красива. Молодец! Видно, что ты умный мальчик. Как тебя зовут?

— Чуффеттино.

— Молодец Чуффеттино! Ты на редкость умный, правдивый мальчик, который, когда находится в обществе действительно красивой женщины, не стыдится сказать ей, что она красавица.

— И вы, должно быть, добрая.

— Да… И это правда: я не злая…

— Словом вы, просто жемчужина!

— Какой прелестный мальчик! Подожди, я сейчас принесу тебе изюму. Увидишь — какой он вкусный!

— Хитрец этот Чуффеттино, большой хитрец, — насмешливым тоном заметил волк.

— Знаешь что, — сказала волчиха, обращаясь к мужу. — Отправим Чуффеттино сейчас на чердак. Там у нас целая гора изюма. Поди, поди, мой дорогой, — вот по этой лестнице — и полакомься всласть… Чем больше, тем лучше. Только не медли, голубчик, иди: уже рассветает…

Чуффеттино, поднявшись по деревянной лесенке на чердак, быстро снял там башмаки и в одних чулках неслышно снова спустился вниз, и, затаив дыханье, стал слушать у двери, что говорилось в комнате.

— Да, — говорила волчиха, старательно перегрызая кость, которая под ее острыми зубами превращалась в мелкий порошок — это она делала, чтобы помогать своему пищеварению, — я должна признаться, что этот мальчик мне очень симпатичен.

— Это потому, что он сказал тебе, что ты красавица, — насмешливо улыбаясь, проговорил волк.

— Ты всегда был очень глуп, таким и остался. Не понимаю, как я могла полюбить тебя настолько, чтобы выйти за тебя замуж, — с раздражением заметила волчиха.

— Скажи лучше, как мы его завтра приготовим, этого мальчика? — спросил ее супруг, желая переменить разговор.

— Сейчас скажу: мы его зажарим в духовой печке вместе с грибами. Он для этого как нельзя больше подходит: и нежен и есть жирок. Выйдет замечательно вкусно.

При этих словах Чуффеттино задрожал, как осиновый лист, и едва не лишился сознания.

— Ты думаешь? — глубокомысленно спросил волк, зажигая трубку и что-то, видимо, соображая. — Нет, по-моему его лучше будет поджарить на вертеле, — сказал он.

— Ты ровно ничего не понимаешь в кулинарном искусстве! Форменный осел.

— Нет, извини, — я волк.

— Хорошо. Слушай же: мы поставим его в духовку…

— Опять в духовку! Я сказал, что предпочитаю изжарить его на вертеле и подать со шпинатом.

— Не со шпинатом, а с грибами.

— Со шпинатом!

— Тише, тише! Как бы он не услышал! Он не должен ничего знать, бедняжка.

— Ну, узнать-то ему придется!..

— Нет, я знаю, как сделать: мы дадим ему выпить вина, которое, помнишь, тебе давали от бессонницы? Знаешь, из той бутылки…

— С желтым ярлыком? Что ж, хорошо. Стакан этого вина усыпит его на целые сутки, если не больше.

— Вот этого-то я и хочу.

— Мы позовем его сюда, сделаем вид, что хотим выпить с ним вместе…

— Да, да… Кстати и я тоже вылью — настоящего вина, конечно, — мне страшно пить сейчас хочется.

— Отлично. Чуффеттино, Чуффеттино!

Чуффеттино с быстротой молнии взбежал на лестницу и, перевесившись через перила, спросил:

— Что угодно, госпожа волчиха?

— Принеси-ка сюда пару бутылок. Мы хотим кутнуть с тобой немножко.

— А где их взять, эти бутылки?

— Около ящика с изюмом — ты увидишь.

— Понимаю.

— Принеси две. Одну с желтым ярлыком, другую — с красным.

— Сейчас. Только плохо видно. Подождите немного.

Чуффеттино, схватив наугад две бутылки, бросился к окошку, откуда брезжил слабый свет зари. Оказалось, что ему попались как раз те бутылки, которые были нужны: одна с желтым ярлыком, другая — с красным. Тогда, отклеив ярлыки — они держались еле-еле, — он, при помощи разжеванного мякиша хлеба, который нашел в кармане, переклеил их с одной бутылки на другую.