Широкий Дол - Филиппа Грегори

– Почему бы тебе сегодня не остаться дома, Беатрис? – спросила мама как-то утром за завтраком своим ласково-плаксивым голосом. Отец уже поел и ушел, и мама старалась не смотреть в сторону его тарелки, на которой красовалась огромная мозговая кость, самым вульгарным образом дочиста обглоданная, и россыпи крошек на скатерти.

– Я лучше с папочкой поеду, – буркнула я невнятно, потому что и у меня рот был самым вульгарным образом набит вкусным хрустящим домашним хлебом и ветчиной.

– Мне известно о ваших планах, – резким тоном сказала мать. – Но я прошу тебя: сегодня останься дома. Останься дома со мной. После завтрака я собиралась нарезать в саду цветов, а ты могла бы помочь мне и красиво расставить их в наших голубых вазах. Ну а днем можно было бы поехать покататься. Например, навестить Хейверингов. Тебе ведь наверняка было бы приятно поболтать с Селией?

– Извините меня, – сказала я с уверенностью избалованного семилетнего ребенка, кладя конец этим увещеваниям, – но я уже пообещала папе проверить, как там наши овцы на верхних лугах, и на это у меня уйдет целый день. Так что я прямо сейчас отправлюсь на западные склоны и домой приеду, только чтобы перекусить, а потом мне еще нужно будет навестить восточные склоны, так что до чая я точно не вернусь.

Мать поджала губы и уставилась в стол, и я, наверное, не сумела заметить закипавшее в ней раздражение, так что для меня было полной неожиданностью, когда она вдруг взорвалась.

– Беатрис, я просто не могу понять, что с тобой такое! – воскликнула она с болью и гневом. – Я без конца прошу тебя провести со мной хотя бы один день, хотя бы полдня, но у тебя каждый раз находятся какие-то отговорки, какие-то чрезвычайно важные дела! Пойми, мне это больно и неприятно; меня очень огорчает твое вечное нежелание побыть дома. Кроме того, тебе вообще не следовало бы никуда ездить одной. Твое заявление просто возмутительно – ведь сегодня я специально попросила тебя составить мне компанию!

Я тупо смотрела на нее, так и не донеся до рта вилку с куском ветчины.

– Тебя удивляет мое возмущение, Беатрис? – сердито продолжала мать. – Но в любом приличном доме такую маленькую девочку, как ты, ни в коем случае не стали бы учить ездить верхом. Ты получила такое разрешение только потому, что вы с твоим отцом оба сумасшедшие; он с ума сходит по лошадям, а ты – по этому поместью. Но я долее этого терпеть не стану! Я не допущу, чтобы мою дочь воспитывали подобным образом!

Я испугалась. Если мама действительно вздумает пойти против отца и запретит мне ежедневные поездки верхом, то это будет означать, что меня вернут к традиционным занятиям юной леди. А это, с моей точки зрения, довольно-таки жалкая судьба для кого угодно, тем более для такого человека, как я. Я же просто изведусь, если меня станут удерживать в доме во время пахоты или во время уборки урожая, когда в поле выходят целые команды жнецов. Но тут в холле раздались гулкие шаги отца, и дверь с грохотом распахнулась. Мать недовольно поморщилась – ее всегда раздражали подобные звуки, – а я тут же вскинула голову, точно охотничий пес, услышавший шум крыльев пролетевшей птицы, и увидела ясные глаза отца и его веселую улыбку.

– Что, все еще кормишься, маленький поросенок? – Его громогласный рев вновь заставил маму поморщиться. – Поздно закончишь завтрак, значит, поздно выедешь из дома и поздно примешься за работу. А ты, если помнишь, должна успеть до обеда съездить на западный склон и вернуться. Так что придется тебе поторопиться.

Я колебалась, глядя то на мать, то на отца. Мама сидела молча, потупившись, но я сразу, в одну секунду, догадалась, что она задумала. Ей удалось поставить меня в такое положение, когда мое и без того откровенное неповиновение станет абсолютным, если я сейчас встану и уеду вместе с отцом. Но если я скажу, что предпочла бы остаться дома, она сумеет оценить мою покорность и преданность. Вот только у меня не было ни малейшего желания позволить ей управлять мною с помощью подобных салонных хитростей. Я быстренько проглотила то, что еще оставалось у меня во рту, и тут же выложила отцу все мамины секреты.

– Мама говорит, что я сегодня должна остаться дома, – с невинным видом сказала я. – Что же мне делать?

Я смотрела то на одного, то на другого, всем своим видом изображая полную покорность и готовность послушно принять любое их решение, хотя в душе, разумеется, сделала ставку на отца.

– Мне нужно, чтобы сегодня Беатрис поехала на холмы, – напрямик заявил он. – А дома она может остаться и завтра. Я хочу, чтобы она именно сегодня осмотрела наши стада, поскольку нам предстоит отделить часть животных на продажу, а у меня все люди заняты, и больше туда поехать некому. Кроме того, именно суждениям Беатрис я могу в данном случае полностью доверять.

– Но юным леди не годится весь день проводить в седле. Я опасаюсь за здоровье Беатрис, – робко возразила мать.

Отец усмехнулся и воскликнул:

– Какая чушь, мэм! Да она столь же крепка и мускулиста, как скаковая лошадка! И ни разу в жизни не болела! Ни одного дня в постели не провела! Почему бы тебе прямо не сказать, чего ты, собственно, от нее хочешь?

Мать сдержалась. Чересчур прямо высказывать свои претензии она, истинная леди, сочла недопустимым.

– Такое воспитание совершенно не годится для девочки, – сказала она. – Беатрис целыми днями общается и разговаривает с какими-то грубыми мужланами! Она знакома с каждым нашим арендатором, с каждым жителем деревни. И без сопровождения ездит повсюду верхом!

Голубые глаза отца вспыхнули гневом.

– Между прочим, именно благодаря этим грубым мужланам мы имеем свой хлеб с маслом! – сказал он. – Это наши арендаторы и крестьяне оплачивают и лошадку Беатрис, и то красивое платьице, что на ней, и даже нарядные туфельки у нее на ногах. Какую утонченную и прелестную маленькую горожанку ты сумела бы из нее вырастить, будь твоя воля! Но, к счастью, моя дочь знает, где куется наше благополучие и кто здесь занимается настоящим делом.

Мама, которая в девичестве была именно такой «утонченной и прелестной маленькой горожанкой», этакой столичной штучкой, оторвала взгляд от столешницы и вскинула голову, опасно приблизившись к тому, чтобы нарушить традиционные представления о том, что истинные леди никогда не повышают голос, никогда не вступают в споры со своими мужьями и всегда тщательно скрывают свой гнев.

– Беатрис следовало бы воспитывать должным образом, подходящим для юной леди, – дрожащим голосом сказала она. – В будущем она будет не управляющим в твоем поместье, а юной леди. А тому, как полагается вести себя истинной леди, нужно учиться с детства.