Десять/Двадцать. Рассказы - Олег Игоревич Якушевич

пельменя, не помню…», – смущённо потупив взор, пророкотал студент и опять взглянул в глаза (не будем скрывать) Софьи Тагировны.

Вы, конечно, поняли, что полоумная старуха Софье Тагировне, откровенно говоря, опостылела более, чем всем остальным, взятым вместе, а тут как гром среди ясного неба с освежающим после дождём – вот он, долгожданный дон Кихано гарцует на своём Росинанте.

Так вот, прошло пять лет и Иннокентий Владимирович (кажется, я до этого момента не назвал по имени-отчеству главного персонажа), освободившись по УДО, неспешно прогуливался по залитому весенним солнцем Невскому проспекту. Все эти годы Софья Тагировна не забывала Кешу: посылала ему передачи с тёплым бельём и съестными продуктами, писала письма с тонким подтекстом и недомолвками, а под конец хлопотала о досрочном освобождении, своём разводе, решении других неприятностей, чего в конце концов и добилась. И вот они встречаются в «катькином сквере». Он пришёл первым, согнал со скамейки каких-то странных мужиков в кожаных штанах и сел ровно напротив Гаврилы Романовича Державина, который глядел с постамента отстранённо в пространство и, разведя руки, похоже, что декламировал по книжке свои стихи. Иннокентий Владимирович же погрузился в чтение газеты «Работа для вас».

Минут через семь-восемь подошла и Софья Тагировна в пуховой красной куртке-«коламбиа», чёрных джинсах, замшевых сапожках и без головного убора. Каштановые волосы развевались и искрились на солнце, и она их пыталась рукою закинуть назад. Сперва Софья начала очень смущаться, проглатывала слова, пытаясь наверстать несказанное за этот долгий промежуток времени, но когда ввечеру за окном загорались фонари, уже теребила в квартире на Гороховой волосатую грудь Иннокентия Владимировича и рассказывала какую-то чепуху под его посткоитальные сигареты «оптима» и читаемую им газету про работу.

«Нашёл…» – отвлечённо сказал он.

«Кого нашёл?» – спросила она, подразумевая саму себя.

«Ж.д. ст. Предпортовая. Грузчик мельничного комбината. Опыт работы не требуется, без в/п, зарплата от… Комбинат производит оладьи, блины, пельмени, выпечку…».

А ещё они после ужина любили играть «в дурака» на раздевание.

Иннокентию Владимировичу всегда либо везло, либо он просто умел лучше играть в карты, поэтому у Софьи Тагировны постоянно на кону была если не честь, то возможность остаться полностью раздетой донага. Иннокентий Владимирович в эту же очередь, лишившись только носков и свитера и предвкушая победу, всегда потирал руки, но тут полез добирать карты и… да-да, в пиковой даме он увидел свою старуху. Та усмехалась, ела пельмени из Предпортовой, поправляла несуществующий парик на плотно остриженной голове и как будто грозилась в беззубой усмешке: «Ужо тебе!..».

Длилось это всего мгновение, но так прожгло психику Иннокентия Владимировича, что в его желудке стало холодно и легко, словно в склепе, он привстал со стула, сказал: «Вроде не пил, но мне как-то очень нехорошо», и, чуть склонившись, посеменил до кушетки. А когда ему уже казалось, что вроде бы обошлось, и он остался один в комнате, то даже, кажется, задремал. Но вдруг, сердце его как-то неправильно заходило за грудиной, и он услышал, как отворилась входная дверь, и раздались тихие, тяжёлые шаги. Они приближались. Стены в его глазах начали менять свою геометрию, месторасположение, то сдвигались, то увеличивали пространство, потом сверху, как штукатурка, посыпались с шелестящим звуком какие-то целлофановые мешки, превращающиеся в деньги, много денег, и свет погас…

Остался только женский голос Софии Тагировны, она тихо разговаривала в прихожей со своим бывшим мужем, пришедшим забрать свой походный рюкзак и резиновые сапоги.

Александр Петрович

Про то, как Встречают по одёжке

У Александра Петровича были сандалии, которые его жена давно хотела выбросить. Но поскольку он в них ходил до ПУХТО, берегла. А однажды он их по ошибке надел, поехав на работу, и стал директором.

Про Утюг

Александр Петрович не гладил штаны, у него перегорел утюг. Как-то с месяц назад он только его включил в электрическую сеть, и тот весь расплавился по гладильной доске. С тех пор Александр Петрович в штанах спал и считал, что они разглаживаются сами собой. А в один неудачный день решил протопить печь, присел, и штаны порвались на самом неприличном месте. Александр Петрович плохо выругался и не пошёл на работу.

Про Печь, Александра Петровича и сожженные документы Александра Петровича

Александр Петрович начал топить печь и по ошибке сжёг все свои документы, остался только годовой абонемент для прохода в бассейн и свидетельство о разводе.

Про Куру

Александр Петрович сходил в магазин за курой. Кура была телосложения, как в советском прошлом. Ещё её называли «синей птицей»». Где он её достал, я не знаю. Разогрел сковородку, начал резать, а та оказалась живая.

Про Карельский лес, карельскую ягоду и карелскую мошку-1

Александр Петрович пошёл в карельские леса за ягодой, и его съела мошка.

Про Карельский лес, карельскую ягоду и карелскую мошку-2

Александр Петрович вернулся из карельских лесов и сообщил, что истребил всю мошку. Как именно, не уточнил. Но вид был усталый.

Дом над озером

Когда он вышел из зимнего леса и увидел перед собой заснеженное озеро, то понял, что он окончательно заплутал. Сколько раз, да что там раз: сколько лет, десятилетий он ходил по этим окрестностям, но никогда не видел этого озера. Откуда же оно взялось и почему так далеко тянулось теперь и вправо, и влево, теряясь в густых лиловых сумерках? Впереди, тоже не близко, на другом берегу чернели редкие сгустки деревьев, густой кустарник, и в одном месте, чуть выше, казалось, что слабо горел огонёк. Мерещилось ли заблудившемуся человеку этот слабый свет или нет, но выхода не было, он решил идти через замёрзшее озеро вперёд.

Всю свою поклажу, как она была ему и не дорога, он постепенно бросил в лесу, оставил лишь остатки от обеда, топор да спички в обвисшем рюкзаке. Прежде чем продолжить путь, человек присел на берегу в сугроб, кое-как стянул со спины рюкзак, пошарился в нём, вынул половину бутерброда и термос с кофе. Откусив четверть и запив тепловатыми остатками кофейного напитка, он сложил всё обратно и двинулся в путь. Наст снега на озере был толщиной сантиметров тридцать, кругом ни звука, ни души, ни следа пребывания рыбаков. Мгла и девственный снег…

Как же он очутился здесь? Закончив днём работу, человек попрощался с коллегами, переоделся и решил срезать дорогу через лес, заодно нарубить сухостоя хотя бы для протопки. Так пробирался он от одного поваленного дерева до другого, нарубил себе на одну хорошую ношу и побрёл, как он полагал, напрямую к дому. Навскидку – рукой подать, с километр, ну, чутка побольше. Но дорога всё тянулась и тянулась, а просвета до автомобильной трассы, шедшей вдоль леса, видно не было. Он присел под елью и задремал. Потом встряхнулся, сбросил дрова,