Егерь - Евгений Астахов

в её руках револьвер. Массивный грёбаный револьвер.

Еле успеваю отшатнуться, потому что перед лицом свистит пуля, вдребезги разнося деревянную бочку с дождевой водой.

Бой вокруг дома не стихает, но им не до меня. Спасение рук утопающих…

От поилки до входа в конюшню чуть меньше десяти метров. С той позиции, откуда в меня стреляли, это место прекрасно видно. За исключением парковки, где бросает свой пикап Хейли — дочка владельца ранчо. Тому обмудку с револьвером придётся пройти мимо машины, и на несколько секунд она скроет меня.

Выглядываю одним глазом, фиксируя угрозу. Пять секунд.

Они тянутся неимоверно долго, я даже успеваю занырнуть обратно в пучину боли. От развороченного плеча распространяется противная слабость. Потерял много крови.

Пора.

Срываюсь и бегу так быстро, что ноги почти не касаются земли. Спасительное нутро конюшни так близко. Слева проносится металлический фонарь, и от него идёт звонкий грохот. Что-то бьёт меня со всей дури в бок. Сносит. Скольжу по сену, устилающему деревянный пол.

В недоумении рассматриваю сквозную дыру в боку. Из неё пробивается фонтанчик крови. Запоздалая боль, как мешком, шарашит по голове. В глазах пляшут алые круги. Не могу вдохнуть. Сломано ребро. Возможно несколько. Я чувствую, как ворочаются осколки в ране.

Ползу, пытаясь скрыться за любой преградой, а позади мерный стук шагов.

И голос. Знакомый ублюдочный голос с хрипотцей.

— Ты же приглашал меня на танец, русский. И я пришёл.

Крепыш подходит слегка вальяжно, раскручивая на указательном пальце чёрный револьвер.

Пижон драный.

Оружие имеет какую-то необъяснимую странность, но мне некогда на нём концентрироваться.

Никогда у него такой пушки не видел. Обновка? Или из запасов Кормака?

— Какого хрена? — выдыхаю я. — Мы не были друзьями, но ты совсем крышей поехал? Или это из-за Хейли?

При имени рыжеволосой красотки Джейк морщится.

— Нет, Джордж, — тянет Говнюк. — Или мне лучше сказать Егор?

Откуда?!

— Ты у нас крутая шишка, да? Весь мир знает сурового Егеря! — передразнивая, произносит он.

И снова моё лицо вытягивается в удивлении.

— Весь мир? Что за хрень ты несёшь?

Но Джейк уже сорвался с резьбы. Он не слышит меня. Ходит на месте и почти выкрикивает каждую фразу.

— Мы не жили, а выживали! Ели насекомых. Боялись каждого шороха! — его зрачки расширяются, как у наркомана, а голос скачет. — На нас охотились! Моего отца сожрали живьём у меня на глазах! И где был наш всемогущий Егерь? — слова вылетают изо рта вперемешку со слюнями и рыком. — Играл в шерифа! В политика! Ты не достоин этой силы!

— Ты под крэком, что ли? — даже сквозь боль от двух пулевых ран, меня не покидает ощущение сюрреалистичности происходящего, какой-то дикости.

Вместо ответа его сапог вбивает моё лицо в землю. Чувствую, как ломается нос, сворачиваясь набок. В ушах белый шум, а рот наполняется кровью. Она стекает в горло, и я начинаю задыхаться. Моя левая ладонь касается чего-то холодного, промораживая пальцы. Отплёвываю юшку, с трудом разлепляя глаза.

Говнюк остановился, а дуло его чёрного револьвера уставилось мне меж глаз.

— Ты делал много громких заявлений, Егерь, но в конце так и не выполнил их, — теперь он звучит глухо, безжизненно. — А раз не справился ты, кому-то другому придётся взять силу в свои руки. Почему бы не мне?

В глазах двоится, и мне кажется, что тень Джейка обретает плотность, множится. Мои пальцы обхватывают нечто холодное и металлическое. Если суждено сдохнуть, я сделаю это в бою, как Олли, а не на коленях, моля о пощаде.

Взводимый курок щёлкает, как кнут. Резко и оглушающе.

— Ты мне никогда не нравился. Скажешь что-нибудь на прощание? — лёд промораживает слова Говнюка.

В его глазах ненависть, и я наконец понимаю, что это что-то личное.

Ощерившись, облизываю кровь на зубах, и отвечаю:

— Да. Приятного аппетита.

Джейк ловит моё мимолётное движение глаз, уставившихся ему за спину, и начинает разворот, но монстр быстрее. Шрам на его харе мелькает в тусклом свете качающегося фонаря.

Огромная пасть захлопывается, как капкан, на молниеносно подставленной левой руке. Блондинчик жертвует ей без колебаний, и за это я даже начинаю его уважать. Хрустят сминаемые кости, но револьвер уже выплёвывает два выстрела в упор. Пули раздирают плоть твари, оставляя в ней страшные раны. Отбрасывают её прочь.

Револьвер дёргается назад — в мою сторону, но я уже подхватил неизвестный предмет и со всей оставшейся силы бью по его руке. В поле моего зрения возникают клещи. Обычные клещи, которые используют конюхи для обрезки копыт.

Со смачным чавканьем они встречаются с кистью Джейка, сжимающей оружие. Трещат кости. Пороховые газы бьют по лицу, а огромная пуля скользит по моей щеке, оставляя за собой настоящий ров. Отрывает кусок уха, но мне плевать на боль.

Говнюк испускает мучительный вопль. Левая рука откушена по предплечье убитым монстром. Правая сломана и качается на запястье. Револьвер стучит по полу. Противник дезориентирован, и я использую это на всю катушку.

В рывке сбиваю его наземь, оказываясь сверху. С криком ненависти впечатываю свой лоб в его лицо. Сочный хруст сминаемой плоти. Зуб за зуб. Нос за нос. Мы обмениваемся ударами. Его локоть о мою челюсть. Мой кулак о его разбитое лицо.

Удар. И ещё один. И ещё.

Говнюк плавает в алом мареве. Безупречная белозубая улыбка превратилась в неровный частокол, зияющий провалами. Заношу кулак для очередного удара и натыкаюсь на насмешливый взгляд. Полопавшиеся капилляры глаз придают ему вид конченого алкоголика.

— У тебя… кишка тонка, — выплёвывает он. — Ты ещё не хлад… хладнокровный убийца.

Я опускаю занесённый кулак. Шарю слепым взглядом по конюшне вокруг себя.

Джейк хрипит и улыбается.

— Говорил же.

Вместо ответа я подхватываю с полу развязку.

Длинная цепь в пластиковой оплётке свивает узел вокруг его горла. Глаза Говнюка пытаются вылезть из орбит. Ноги стучат канкан о деревянный пол. Искалеченные руки бессильно шлёпают по моей груди.

— Я тебе никогда не нравился? Это чувство взаимно, мудила, — выдыхаю с ненавистью.

Культя втыкается в рану на боку, заставляя меня скривиться от боли, но я лишь бью локтем в подставленное лицо. Туже затягиваю удавку, хоть та и скользит во вспотевших окровавленных руках.

— Ты нихрена обо мне не знаешь, малыш Джейки, — сухо чеканю я.

Потому что это не первый раз, когда мне приходится убивать человека.

Еле слышное журчанье, и я брезгливо вскакиваю. Покойник обмочился. Силы, израсходованы полностью. Многочисленные раны берут своё. Не замечаю, как оказываюсь на дощатом полу. Свет вокруг становится тусклым, а звуки глухими. Вот и всё.

Сужающееся поле зрения натыкается на