Весёлый Пушкин, или Прошла любовь, явилась муза… - Лора Мягкова

В Кишиневе Пушкин жил в маленьких комнатках, не отличавшихся изысканной обстановкой. Постель его была всегда измята, а потолок разукрашен замысловатым узором из каких-то странных пятен. Их загадочное происхождение объяснялось просто: поэт любил лежать в постели и стрелять из пистолета в потолок хлебным мякишем, но не стихийно, а эстетически, пытаясь воссоздать какой-либо замысловатый орнамент.

* * *

Во время южной ссылки Пушкин вставал на рассвете, брал с собой карандаш, записную книжечку и долго гулял в саду, иногда уходил далеко в поля. Во время прогулки Александр Сергеевич несколько раз останавливался и интенсивно делал записи в свою книжку. Если он работал дома, то приказывал с утра жарко растопить печь и ходил по комнате, шлепая турецкими туфлями по полу весь день, изредка прерываясь на записи. В такое время он находился в особом состоянии и не любил, когда его отвлекали. Однажды к нему отправили какого-то молодого человека с поручением, тот вошел некстати, и Пушкин бросился на него со сжатыми кулаками. Наверняка побил бы, если бы тот стремглав не убежал. С тех пор если прислугу посылали за Александром Сергеевичем, то ей необходимо было вначале подсмотреть в окно, чем он занят. Если он работал, никто не смел перешагнуть порог его комнаты. В один из таких моментов экономка, по самоуверенности пренебрегшая опытом прислуги, вошла к Пушкину. Поэт скомкал бумагу, на которой писал, и в сердцах швырнул ей в лицо. Женщина городского сословия Катерина оторопела, испугалась, убежала и потом несколько дней дулась на Пушкина. Александр Сергеевич не переставал искренне перед ней извиняться, объясняя столь эмоциональные поступки тем, что это на него «находит», когда он пишет.

* * *

Любимым занятием Пушкина была верховая езда, порой поэт мог целый день провести в седле. Проезжая однажды по одной из многолюдных улиц Кишинева, Александр Сергеевич увидел в окне хорошенькое личико, пришпорил коня и въехал на самое крыльцо, дабы произвести неизгладимое впечатление. И ему это удалось – девушка упала в обморок. Родители пожаловались наместнику Бессарабской области Ивану Никитичу Инзову, который в назидание незамедлительно отобрал у Пушкина сапоги на два дня для неукоснительного соблюдения домашнего ареста.

* * *

В Кишиневе Пушкин любил гулять в самых разнообразных костюмах. В костюме турка, в широчайших шароварах, в сандалиях, с феской на голове, важно покуривая трубку, а то вдруг появлялся греком, евреем, цыганом. Разгуливая в праздничные дни в своих оригинальных, ярких костюмах, Александр Сергеевич присоединялся к молдавским хороводам, не стесняясь зрителей, которые приходили специально «смотреть Пушкина». Разгоряченный после плясок, он переходил в общество наблюдателей из образованного круга, которым принимался с восторгом рассказывать, как весело отплясывать «джок» под звук молдавской «кобзы».

* * *

Одна молдавская барыня любила снимать свою обувь, садясь в гостях на широкий молдавский диван. Пушкин-шутник заметил эту привычку и однажды стащил ее туфли, аккуратно вытаскав по одной с помощью трости. Барыня поднялась уйти, не нашла своих башмаков и, к веселью окружающих, смущенно прошлась в одних чулках до дверей, где Александр Сергеевич вернул ей обувь и озорно извинился в «нечаянно» совершенной оплошности.

* * *

Фамилию Пушкина молдаванам трудно было произносить, и они прозвали поэта «куконаш Пушка» (паныч Пушкин). Его самобытные ухаживания за молдаванками вынуждали родителей и женихов жаловаться Ивану Никитичу Инзову на смущение нравов ввиду чрезвычайной ветрености и дерзости его чиновника. Инзов разбирал обращения всенародно, приглашал жалобщиков и заставлял их в присутствии «куконаша Пушки» излагать свои претензии.

* * *

Кишинев в азартной жизни Пушкина сыграл особую роль, именно в этом городе молодой поэт пристрастился играть в карты. Одно из самых пагубных развлечений стало для Пушкина настоящей страстью. Риск, быстрая смена событий, безоглядность и надежда на крупный выигрыш манили Александра Сергеевича за карточный стол всю его жизнь. В кишиневский период материальное положение молодого поэта было весьма незавидно. За сочинения он еще ничего не получал, родительская помощь была скудна, жалованье мизерным. Зеленый стол стал для поэта источником множества эмоций и иногда решением финансовых проблем.

Однажды во время игры с неким Зубовым, офицером генерального штаба, вышла крупная ссора. Зубов вызвал Пушкина на дуэль после обвинений в свой адрес в карточном мошенничестве.

Храброго молодого поэта было трудно испугать, он явился на дуэль с пакетиком черешни и аппетитно поедал ягоды, небрежно выплевывая косточки, пока противник стрелял.

Зубов промахнулся. Пришла очередь поэта, и вдруг вместо выстрела Александр Сергеевич невозмутимо спросил:

– Довольны ли вы?

Зубов радостно бросился к противнику с дружескими объятиями.

– Это лишнее, – произнес Пушкин, холодно отстранил Зубова и ушел.

* * *

Молодой Пушкин слыл отчаянным дуэлянтом, и в Кишиневе поводов для укрепления подобной репутации находилось более чем достаточно.

На этот раз противником его был человек достойный во всех отношениях и всеми уважаемый – командир егерского полка Семен Никитич Старов, прославивший свое имя в ряде военных компаний редким мужеством и храбростью.

В казино шли танцы. Пушкин с приятелями условились начать мазурку. В это время молодой офицерик-егерь из полка Старова скомандовал оркестру играть кадриль.

Пушкин настойчиво потребовал:

– Мазурку!

Офицер решительно:

– Играй кадриль!

Пушкин с торжествующим смехом:

– Мазурку!

Музыканты, давно знакомые с затейником Пушкиным, несмотря на военный мундир, выполнили рекомендации поэта, а не офицера.

Подполковник Старов пришел в раздражение, подозвал офицера и предложил ему потребовать у Пушкина объяснений. Офицер смешался.

– Господин полковник, как я буду требовать объяснений? Я его не знаю…

– Так-с. Не знаете? – сухо уточнил Старов. – Что ж, я пойду! – решительно заявил пожилой солидный человек и направился к Пушкину защитить «честь мундира» в борьбе за кадриль. Пушкин жизнерадостно согласился дать объяснения по всем правилам и продолжал отплясывать мазурку.

Дуэль состоялась на следующий день в девять часов утра. Секундантом Пушкина был приятель Н. С. Алексеев. Однако погода смешала все карты – метель, холод, плохая видимость. Расстояние первого поединка – шестнадцать шагов. Пушкин промахнулся, Старов промахнулся. Секунданты предложили помириться. Оба отказались. Одеревеневшими от холода пальцами секунданты снова зарядили пистолеты, сдвинули барьер на 12 шагов. Опять промах с двух сторон. И опять примирение невозможно. Противники потребовали сдвинуть барьер еще ближе. Секунданты решительно воспротивились. Решено было отложить дуэль на более благоприятную погоду. На обратном пути Пушкин заехал к приятелю А. П. Полторацкому, не застал его дома и оставил экспромт, который стал известен в свете каждому:

Я жив.СтаровЗдоров,Дуэль не кончен.

Усилиями Полторацкого и тактичного Алексеева непримиримых противников удалось свести в ресторации Ни колетти, и отчаянные противники превратились в друзей.

– Я всегда уважал вас, полковник, и потому принял ваш вызов, – сказал Пушкин полковнику.

– И хорошо сделали, Александр Сергеевич, – ответил в свою очередь Старов. – Я должен сказать по правде, что вы так же хорошо стоите под пулями, как хорошо пишете.

Такой отзыв храброго человека, участника войны, не только обезоружил Пушкина, но привел его в восторг. Он кинулся обнимать Старова и с этих пор считал долгом отзываться о нем с большим уважением. Полковник же под старость сознавался, что его дуэль с поэтом – одна из величайших глупостей в его жизни.

* * *

Не все поединки поэта были столь героическими, как в случае с полковником Старовым, случались и нелепые и смешные стычки. В том же Кишиневе в 1822 году с Пушкиным случилась небольшая история. За карточным столом поэт повздорил с кем-то из провинциальной молодежи из-за мошенничества за картами, отбросил всякие церемонии, снял сапог и стукнул им противника по голове. Благородные последствия в виде честной дуэли не наступили.

* * *

Рисование всегда и забавляло Пушкина, и настраивало на нужный поэтический лад. Более того, его художественные способности развлекали светскую публику во время званых вечеров.

Пушкина веселило сходство собственного лица с восточным типом лица госпожи Крупянской, жены вице-губернатора.

Одной из его шуток на эту тему была изобразительная импровизация. «Бывало, – рассказывает близкий друг поэта Владимир Петрович Горчаков, – нарисует Крупянскую – похожа; расчертит ей вокруг лица волоса – выйдет сам он; на ту же голову накинет карандашом чепчик – опять Крупянская».