Ветер умирает в полдень - Мишель Гельдлин

Дюжина мужчин с горящими фонарями на лбу уже ждет начала спуска в кабине грузоподъемника. Дэвид тоже включает свой маленький прожектор. Входят еще трое шахтеров.

Один из них, лет пятидесяти, весь какой-то узловатый, с иссиня-черным подбородком, в упор разглядывает Дэвида, ослепляя его своим фонарем, затем поворачивается к Джо. Обычно шахтеры стараются смотреть друг на друга сбоку, чтобы резкий свет не бил в глаза.

– Эй, инженер, чего тут надо этому типу? Разве его дело не стеречь вход?

Джо Гаррет смущается. Он получил эту работу – первую в своей жизни – недавно, еще и месяца не прошло. Он читает на каске имя шахтера.

– Не беспокойтесь, Хаски, он со мной, ему же нужно знать, что он охраняет.

– Не нравится мне это, – свирепо бурчит тот. – Пусть этот легавый сидит в своей будке.

"Вот хам, – думает Дэвид, продолжая улыбаться. – Не слишком приветливый здесь народ. Надо с ними потверже, иначе дела не сделаешь."

Больше ни слова, лишь грохот да ветер из глубины шахты.

Лязганье решетки, короткий звонок; кабина медленно трогается. Через пару секунд она набирает скорость. Дэвид теряет равновесие, ноги слабеют, в груди колет. Сквозь стальную решетку пола, прямо под собой он видит бездонный черный колодец, мимо тянутся стены, а Дэвид все падает и падает вниз, как подбитая птица. Едкие, влажные, удушливые испарения отравляют покой подземной ночи. В глубине мерцает свет, Дэвид падает, свет округляется, усиливается, мчится ему навстречу. Наконец кабина резко тормозит – словно тяжкий груз придавливает тело к полу. За одну минуту пролетели три тысячи футов.

Охота курить, но нельзя.

На пересечении галерей Дэвид и Джо отделяются от остальных. По огороженным проспектам под электрическими солнцами оживленно двигаются тягачи, конвейеры, вагонетки, суетятся люди. Дэвид ожидал увидеть тесные проходы, темные и сырые, но здесь просторно, сухо и очень светло.

Дэвид тяжело дышит, грудь сдавило, на лбу выступила ледяная испарина. Несмотря на всю современную технику и меры безопасности, в нем вдруг просыпается дикий страх, который извечно преследует шахтеров: а что если обвал, рудничный газ?

У него бешено разыгрывается воображение.

"Ройте мать-землю, копайте, вгрызайтесь в ее плоть, выворачивайте ей внутренности! Но бойтесь возмездия, шахтеры! Берегитесь: случится обвал, взрыв коварного газа, пожар, и вот вы медленно умираете в неприступной тюрьме, вас мучает жажда, меркнет свет фонарей, трудно дышать, кровь стучит в висках, барабанные перепонки лопаются, жар усиливается, и слабеют отчаянные вопли тех, кого раздавила скала.

Беспомощные пленники чувствуют, что их время истекает.

Снаружи товарищи яростно набрасываются на стену из беспорядочно нагроможденных камней, ведь и они могли оказаться замурованными там, в этом подземном туннеле; они пускают в ход сталь и динамит, но как бы не навредить раненым, которые стонут, словно умирающие животные; по рации шахтеры ободряют своих братьев: мы идем к вам на помощь! А сами думают: успеем ли? Что победит: безумное упорство людей или песчинки, неумолимо отсчитывающие минуты? А безжалостная смерть терпеливо ждет своего часа.

Дэвид молча страдает от своего наваждения.

"Джо Гаррет, наверное, все время живет с этим страхом. Но… Мне-то чего бояться? Ведь я уже давно только и думаю, что об этой шахте. Все стараюсь себе представить, какая она, огромная и таинственная? Только я уже запутался: то ли я попал в шахту, то ли это шахта вжилась в меня?"

Дэвид недолго находится под землей. Джип на электрических батареях бесшумно везет его по подземным автострадам. Джо ведет машину. Изредка они минуют перекрестки. Им встречаются тележки с металлическими брусками и медными трубами; водонепроницаемые фонари; широкие резиновые конвейеры, которые вращаются на полированных стальных цилиндрах и несут к вагонеткам глыбы рыхлой сероватой породы.

Дэвид с трудом вдыхает кисловатый воздух. В неразработанных участках еще темнее, и фонари на касках сияют, как светлячки.

За поворотом показывается ненасытное чудовище – жаркое сердце шахты.

Оно заполняет весь проход, до потолка, до глухих стен. Точнее, прокладывает его по своим размерам в твердой породе. Его стальные челюсти, отшлифованные алмазом, грызут и кромсают скалу, отхватывая от нее все новые куски. Затем они опускаются позади желтого щита, выплевывают свою добычу на движущуюся ленту конвейера, со вздохами сжатого воздуха поворачиваются вокруг своей оси и возвращаются к неистовому пиршеству.

Два часа спустя Дэвид уже снова дышит ледяным воздухом голой пустыни.

Какое облегчение!

Он расправляет смятую сигарету и несколько раз с наслаждением затягивается. В мотеле надо будет зайти в бар и пропустить стаканчик, чтобы забыть пережитый страх и выбросить из головы этого Хаски.

Глава 8

Понедельник, 4 июня

Адриан Рэндал любит Рок-Ривер. Однообразный глянец прогресса, который покрыл всю страну, местами дает трещины. И тогда оказывается, что под этим внешним лоском по-прежнему живут грубые обычаи, но и незабытая учтивость старого Запада. Им верны и в Рок-Ривере. Люди, которых случайно заносит в город, как правило, тащат с собой грязь из джунглей внешнего мира. Мало кто остается в городе навсегда. Большинство, отправляясь в дальнейшие странствия, оставляет после себя муть и нечистоты так называемой цивилизации.

"Неужели эти заезжие чужаки в самом деле полагают, что они лучше нас, местных? – раздумывает Адриан. – Ну, ладно, ночная жизнь Рок-Ривера – тут мы, конечно, подражаем большим городам. Те же завсегдатаи баров, те же ночные бабочки, азартные игры – лишь бы хоть ненадолго забыть будни, которые уходят на то, чтобы заработать на пропитание и наплодить детей – вот только неизвестно, зачем. Вся разница в том, что все здесь знают друг друга наперечет."

Городок цепляется за скудную землю, как и сто лет назад, когда его основали. Он рос, благодаря шахтам, сражался с бесконечными зимами; снег сковывал дома с законопаченными щелями, а мороз убивал все запахи.

Лето в Рок-Ривере не легче зимы: сухое и короткое, словно взрыв.

В жаркой, живописной и шумной жизни родного городка журналисту больше всего нравится утренняя суматоха. В другое время суток он любит прогуляться по главной улице города, поболтать с торговцами, поджидающими покупателей на порогах лавок, побродить по старому базару мамаши Фелтон, заглянуть в кафе "Мустанг" или "Большой отрог", собирая сплетни для рубрики местных новостей своей "Стар". Он давно уже не следит за ночной жизнью нижней пристанционной улицы.

Сегодня в Рок-Ривере ничего не осталось от того городка, каким он был когда-то, – кроме давней мечты о странствиях, которая воплотилась в длинной, прямой улице, пересекающей весь город и обрывающейся в пустыне. Постройки, возведенные на скорую руку, одна за другой сменились однотипными домами, которые в Соединенных Штатах встречаются повсюду, от одного побережья до другого. Кирпич, один – два этажа, удручающее однообразие. Белые филенки, беседки на лужайках с подстриженной и выгоревшей травой. Дерево для строительства привозят издалека.

Банк вытеснил последний салун, сохранившийся со времен основания городка, – простое кубическое здание из бревен, обтесанных топором, где не пахло роскошью, но веселились от души. Адриан помнит все так, словно это было вчера; когда ему исполнилось двадцать лет, салун еще процветал.

На границе с пустыней бережно, как местную достопримечательность, сохранили четыре угловых столба, кусок изгороди и желоб для водопоя – все, что осталось от конторы, где Арчи Блэр вел меновую торговлю с индейцами и трапперами, и его конюшен, где он держал перекладных лошадей для дилижансов; в ту пору Междуштатная, она же Большая Дорога, называлась еще Долгий Путь, и легенды об этой дороге вдохновили многие вестерны Голливуда.

Старая тюрьма в Йеллоустоне, дощатая, с коваными решетками, вконец обветшала. Чуть ли не каждый день из нее кто-нибудь бежал; потом вместо нее построили Каунти-Центр, где стали собираться на свои заседания местные женские клубы, там же разместили историко-этнографический музей, куда перенесли тщательно очищенные от пыли груды разного хлама и где чучела антилоп и окаменевшие стволы деревьев расположились по соседству с тотемом и индейскими курительными трубками; пять лет спустя после открытия центра на его верхнем этаже уже едва хватало места для зала суда, канцелярии шерифа и новых тюремных камер – вполне надежных и отвечающих федеральным нормам. Эта громада из розового бетона тяжело нависает над улицей.

Адриан Рэндал любит иногда выбраться за город на три – четыре часа.

Вторая половина дня проходит спокойно. Побег из тюрьмы двух преступников, которым явно кто-то помог удрать, – единственная местная новость. Неожиданное продолжение она получит только в том случае, если охота на этих людей, лениво направляемая помощниками шерифа, даст какие-нибудь результаты. Но Адриан не слишком верит в это. Вряд ли сегодня произойдет что-то, достойное упоминания в рубрике "В последний час". Завтрашний номер газеты уже сверстан и готов к печати.