Table-Talks на Ордынке - Борис Ардов

— И тут, — говорил мне Каплер, — он всплеснул руками и произнес фразу, которую я не могу забыть. Этот еврей воскликнул по-польски:

«Целый вагон писажи!!»

В этом самом вагоне ехала и Ахматова. Вот ее рассказ:

— Гитлер сказал: «Возьму Москву — всех сталинских писак перевешаю». После этого сейчас же вышел приказ эвакуировать всех писателей. Нас посадили в один поезд. Лебедев-Кумач взял с собою столько вещей, что сломался пикап. С нами ехал польский поэт Леон Пастернак. Я спросила Бориса, знает ли он об этом, а он ответил: «Я стараюсь об этом не думать».

То, что большевики в свое время согнали всех литераторов в стадо, дело отнюдь не случайное, а вполне обдуманное. Так было легче понукать, а при случае и стравливать писателей друг с другом. Подумать только, в Америке Фолкнер и Хэмингуэй даже не были знакомы, как, впрочем, в России Достоевский и Толстой, а Ахматова, Зощенко, Платонов, Булгаков были обязаны сидеть вместе на собраниях.

Кто-то назвал Союз писателей — министерством, где все на «ты». Но это скорее было не министерство, а фабрика-кухня, которая занималась изготовлением «социалистического реализма».

Кстати сказать, этот термин в свое время расшифровывали так:

— Социалистический реализм это — восхваление начальства в доступных для начальства формах.

На диване в столовой на Ордынке сидит довольно развязный человек и с характерной интонацией произносит:

— Он меня боится, как Маяковский «Англетера»…

Это — эстрадный администратор Лавут. Тот самый, кого Маяковский отчасти прославил в поэме «Хорошо»:

Мне рассказывал тихий еврейПавел Ильич Лавут…

При Маяковском, быть может, он и был тихим, но вообще же о нем этого никак нельзя было сказать. Что же касается упоминаемого «страха», то он возник у Маяковского после того, как в «Англетере» самоубился Есенин. Лавут свидетельствовал, что Маяковский боялся жить даже в гостинице «Астория», которая соседствует с «Англетером».

Три поэта «лефовца» — Маяковский, Асеев и Кирсанов — вошли в Дом литераторов. Они увидели писателя Льва Кассиля и каждый из них произнес экспромт:

Мы пахали,Мы косили,Мы — нахалы,Мы — Кассили.

Бедному Кассилю умЗаменил консилиум.Сильного не осилили,Напали на Кассиля вы.

Слова Сталина «Маяковский был и остается лучшим и талантливейшим…» мы все знали с детства. Но вот откуда взялась эта цитата, не знал почти никто. А между тем это — резолюция, которую «вождь и мучитель» изволил начертать на письме Л. Ю. Брик, где содержалась просьба увековечить память Маяковского и предлагались конкретные для того меры.

В свое время О. М. Брик показал моему отцу копию этого письма. Там шла речь об издании собрания сочинений, установке памятника, и о переименовании Триумфальной площади в Москве в площадь Маяковского. Ардов бумагу одобрил, но задал такой вопрос:

— Осип Максимович, а почему вы просите переименовать именно Триумфальную площадь?

Брик по-купечески прищурился, потер руки и сказал:

— А все остальные приличные площади уже переименованы.

В Москве жил такой поэт Павел Герман. Его перу принадлежат несколько известных текстов — например, «Кирпичики», в свое время популярнейшая песня, а так же марш авиаторов — «Все выше, и выше, и выше…» У этого Германа было одно пристрастие — похороны. Во время этих церемоний он расцветал и почти всегда брал на себя роль распорядителя. Как-то, наблюдая его в этой роли, Маяковский сказал:

— Этого на мои похороны не пускать.

И тем не менее во время прощания с поэтом Герман раздавал траурные повязки тем, кто становился в почетный караул. Подойдя с такой повязкой к Алексею Толстому, Герман почтительно осведомился:

— Вы где хотите стать — у ног покойного или в головах?

Толстой посмотрел на него и заорал:

— Вон отсюда, мерзавец!

А. Н. Толстой при всей своей продажности и, я бы сказал, вульгарном жизнелюбии был человеком живым и остроумным. Когда он один из первых в стране получил Сталинскую премию, Ардов отправил ему такую телеграмму:

«Поздравляю получением премии прошу десять тысяч взаймы».

При встрече Толстой сказал:

— Молодец. Один только ты меня остроумно поздравил.

В конце тридцатых годов было отменено отчисление сценаристам от дохода при прокате фильмов. У Толстого как раз в это время должна была выйти на экран картина в нескольких сериях «Петр I». Свое огорчение граф выражал так:

— Подобных убытков наша семья не терпела со времен отмены крепостного права.

Толстой был в Грузии. На каком-то банкете в его честь провозглашался тост.

— Мы очень рады приветствовать вас на нашей земле, — говорил человек с бокалом в руке. — Мы все ценим и любим ваш роман «Война и мир»…

— А я и «Мертвые души» написал, — перебил его Толстой.

— Вот этого я еще не читал, — честно признался грузин.

В свое время Михаилу Кольцову довелось сопровождать А. И. Рыкова, когда тот в качестве новоназначенного председателя Совнаркома совершал на пароходе поездку по волжским городам. Кольцов был при нем чем-то вроде начальника пресс-службы.

Дело было летом, в самую жару. Пароход стоял у причала то ли в Саратове, то ли в Самаре. В знойный полдень Кольцов лежал обнаженный в своей каюте, а Рыков пребывал в подобном положении в соседней. Окна, разумеется, были открыты.

Вдруг послышались шаги, и к Кольцову постучался помощник капитана.

— Пришел сотрудник местной газеты, — объяснил он, — хочет взять интервью у председателя Совнаркома.

Так как это программой поездки не предусматривалось, Кольцов сказал:

— Дай ему два раза по шее… И вдруг из соседней каюты послышался голос самого Рыкова:

— Один раз — достаточно.

Кольцов в свое время возглавлял целое объединение печатных изданий «Жургаз». Там устраивались званные вечера, куда приглашались знаменитости. Никаких кулис не было, все гости — в зрительном зале. И вот ведущий объявляет:

— Дорогие друзья! Среди нас присутствует замечательный пианист Эмиль Гилельс. Попросим его сыграть…

Раздаются аплодисменты, Гилельс встает со своего места, поднимается на эстраду и садится за рояль.

Затем ведущий говорит:

— Среди нас присутствует Иван Семенович Козловский. Попросим его спеть…

И так далее…

И вот во время какой-то паузы с места вскочил пьяный Валентин Катаев и провозгласил:

— Дорогие друзья! Среди нас присутствует начальник главреперткома товарищ Волин. Попросим его что-нибудь запретить…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});