Под крылом мотылька - Вячеслав Морочко

13. Когда поздно вечером, возвратившись из института, Ирина услышала о визите Парасковьи Филипповны, она так смеялась, так давилась от смеха, что, казалось, вот-вот... разрыдается. - Ну что здесь смешного!? - спрашивала Ольга Сергеевна. - Мамуля, милая, - смеясь, отвечала девочка, - я же Володьку-то ихнего знаю... Он ведь дурак дураком! Понимаешь? Просто чурбан! Без оттенков! - Ври, да не завирайся! - сердилась мать. - Ишь ты, умница выискалась! Да он не чета тебе - уже аспирант! - Мамочка, разве среди аспирантов не бывает тупиц? Сколько хочешь! Дня через три, в воскресенье, Ольге Сергеевне показали молодого Ничипуренко с собакой. Володя был мужественно красив. Кошко подумалось, что ради такого "принца", любая мать разобьется в лепешку. Кто-то рядом завистливо процедил сквозь зубы: "Пацан! Еще на губах не обсохло, а уж на "Жигуленке" раскатывает!" На работе Ольга Сергеевна выяснила, что фамилия Ничипуренко - не безызвестная. И, хотя в точности положения Платона Петровича никто ей определить не сумел, все сходились на том, что Визиту Прасковьи Филипповны удивляться не следует: скорее всего они занимают одну из тех ниш, где семьи живут "своим кругом".

14. Пришла весна. Зелень пробилась за каких-нибудь несколько дней, и Леопольда потянуло во двор. Он с тоскою глядел на разгуливающих за окном голубков и голубок. И хозяева начали понемногу его выпускать на крыльцо. В первое время котенок сидел у подъезда, трусливо озираясь по сторонам. Взрослые кошки презрительно фыркали на него, пробегая мимо. Голуби не давали к себе приблизиться, и, гоняясь за ними, малыш иногда забегал далеко от подъезда, но опомнившись, стремглав возвращался. Набираясь уверенности, - шаг за шагом исследовал двор. Прежде всего он увидел кота-патриарха, возлежащего на металлической крышке от "подземного мира" и глядевшего осоловело на все сквозь курившийся по ободу люка туман. Потом была встреча со старым калекой. Одна нога его росла коленкою вспять, как у самого Леопольда. Он шел, весь извиваясь, опираясь на палку, и пьяно ругался. Увидев котенка, старик замахнулся. Малыш отскочил и присел. Калека брызгал слюною, топал здоровой ногой, а затем, вдруг, стал плакаться и рассказывать про свою бедную "бабу", которую "схватил паралич". "Она целых три года - все под себя, под себя! Уже сил моих нету! Зашился совсем!" Леопольд по привычке смотрел с таким видом, точно и впрямь понимал. Он чувствовал: этому деду - "так худо, так худо, - просто беда"! В майские праздники Леопольд пережил во дворе чрезвычайное потрясение. Перекатываясь с боку на бок в свежей траве, он вскочил на четыре лапы, услышав знакомый лай с леденящими душу взвывами. Наперерез ему, взмахивая ушами как крыльями, мчался, безумный от ярости хищник из зимних кошмаров. Сначала котенок оцепенел, потом рванулся бежать, и уж не помнил, как очутился на дереве. Цепляясь когтями, он забирался все выше, пока не увидел, что лезть дальше некуда. Малыш распластался на тоненькой веточке возле макушки и горько заплакал. Даже когда прибежал молодой человек в бурой кожанке и, подобрав поводок, увел за собой исходившего яростью "Птусика", Леопольд, продолжая дрожать, мысленно снова и снова переживая случившееся. Привыкший видеть двор с подоконника, - тосковал по земле. Попытавшись слезать головою вперед, он едва не сорвался и, судорожно цепляясь когтями, попятился. Соседи позвали хозяйку. Ольга Сергеевна прибежала, ахнула, стала звать: "Лепушка! Лепушка! Я здесь! Ну, спускайся! Иди ко мне маленький' Никто тебя больше не тронет!" Но тут заявилась нетрезвая баба с крикливой собачкой и пристала к хозяйке: "Знаю я этих усатых: влезут на дерево, а потом их оттуда ничем не достать. Вцепятся намертво, мявкают, пока воронье им глаза не повыклюет. Так и сдохнут на ветке - весь двор обвоняют!" Песик тявкал кидаясь на дерево, и Леопольд снова плакал, вспоминая страшную пасть. - Гражданочка, - попросила Ольга Сергеевна, - увели бы вы что ли собаку. Котенок боится? - Тоже мне, цаца нашлась! - закричала "гражданочка". - Это кошка твоя маво Бимчика сердит! Нашла кого заводить! Они ж всюду шатаются! продолжая кричать, она, тем не менее, пса увела. Леопольд замолчал и печально глядел на хозяйку. - Лепушка, миленький, ну спускайся! - просила Ольга Сергеевна, и манила руками. - Ну иди. Тебя больше никто не обидит. Котенок подался на зов. Стал спускаться вниз головою и снова чуть не сорвался, но успел зацепиться, перевернувшись ушками вверх: только так коготки не соскальзывали. Ольга Сергеевна успокаивала, когда от отчаяния и усталости малыш всплакивал, а каждый удачный шаг поощряла словами: "Молодец, Лепушка! Умненький мальчик! А теперь отдохни". Спускаясь по гладкому месту, он пятился, ближе к развилке двигался вниз головой, срывался и плюхался в разветвление, где можно было перевести дух. До следующей развилки Леопольд снова пятился. Постепенно в нем просыпался инстинкт древолаза. Хозяйка ждала внизу, и когда оставалось около метра, котенок прыгнул ей на плечо, не успев убрать когти. Не чувствуя боли, осыпая ласковыми словами, Ольга Сергеевна взяла его на руки и еще не дошла до подъезда, как малыш перестал дрожать. Всего за несколько дней котенок освоил лазание по деревьям. Высота уже не пугала. Замечая его лежащим на ветке, Ирина грозила пальчиком: "Лепка-негодник, смотри, чебурахнешься!" Но главным убежищем от собак и мальчишек был удивительный мир, таившийся под домами и связанный с улицей дырами окон-отдушин. Здесь было сколько угодно теплых и темных углов, чтобы сладко дремать. Трубы напоминали поваленные деревья. Внутри них происходило что-то загадочное, возбуждающее воображение. А вокруг в темноте обитали посвистывающие, постукивающие и нашептывающие звуковые фантомы. В обширных пространствах удобно было устраивать "свадьбы", конгрессы, кошачьи концерты, выводить молодняк, выбегая на улицу только затем, чтобы запастись провиантом. Леопольд больше не ходил в плошку: для этого было много местечек вне дома. Утром, когда только-только начинало светать, он бежал по ногам хозяев к окну. Ольга Сергеевна отворяла раму, и малыш сигал с подоконника в травку, и сразу - в ближайшую щель подвала. Зевать было некогда: в это время как раз выводили собак. Переждав "комендантский час", Леопольд вылезал порезвиться, а затем появлялся перед окном, чтобы люди заметили и впустили. На кухне его ожидала еда, но он не спешил к ней, даже если был голоден. Малыш торопился узнать, как там люди и не случилось ли с ними чего, пока он отсутствовал? Возвращаясь домой, первым делом он "утолял беспокойство души" - спешил обежать всех, потыкаться каждому в щеку, о каждого потереться бочком и лишь после этого позволял себе прикоснуться к еде. Леопольд боялся собак... и одновременно завидовал: они были не только страшны, но и счастливы. Безграничная преданность Господину превращала их жизнь в "вечный праздник". Тогда как "свободомыслие" кошек обрекало их на тревожную жизнь.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});