Зачарованные - Инбали Изерлес

Я пошла по траве, вдыхая запах земли.

И тут же насторожила уши. Давно, когда я была еще совсем юной, когда мои глаза только-только открылись, а уши болтались, я услыхала прекрасную песню. Голос выводил жизнерадостную мелодию, сверкающую, как лед в миг холодного рассвета. Я была уверена, что певец такой же большой, как лисица, иначе как бы он справился с такой яркой музыкой? Я обшарила всю нашу территорию, заглядывая в траву и под ветки, но так и не нашла хозяина того голоса.

И вот теперь та же самая красивая мелодия прилетела с ветром. Хотя было темно и поблизости шумели манглеры, пленительные звуки прорвались ко мне. Я огляделась по сторонам, но ничего не увидела.

Какая-то бабочка закружилась у меня перед носом, примостившись на падающем листе.

Я мгновенно поймала ее лапами. И с удовольствием сжевала ее жесткие крылья. Проглотив бабочку, я снова принюхалась к ночному воздуху. Лисица! На этот раз я не сомневалась, хотя это была и не та лиса, которую я учуяла раньше. И я тут же поняла, что это не бабушка, мама или папа. И это был не лисенок: я чуяла, что это старая лисица, возможно не совсем здоровая. Было в ее запахе нечто затхлое. И все равно мое сердце слегка подпрыгнуло. После манглеров, бесшерстных и волка я отчаянно хотела встретить кого-нибудь своего.

Прекрасная песня затихла, когда лисица вышла из-за дерева. Она была старой, как бабушка, и я почувствовала облегчение. Как и бабушка, она должна быть мудрой; она должна понять, должна помочь мне найти моих родных. Ее тело было худым и жилистым, мех на плечах торчал клочьями. Я с радостным визгом прыгнула навстречу ей, подняв нос, чтобы прикоснуться к ней, но она шарахнулась в сторону. Шерсть на ее загривке встала дыбом, хвост резко дернулся. Она низко зарычала и отвернула морду в сторону, оскалившись.

Я застыла на месте.

– Что ты тут делаешь? – Старая лисица подошла ближе, неловко переставляя лапы по траве.

В том, как она двигалась, было что-то неправильное, какая-то напряженность в бедрах. Я заметила слизь в уголках ее глаз, один из них был открыт лишь наполовину.

– Ты болеешь? – спросила я.

Старая лисица прищурилась, глядя на меня:

– А тебе какое дело?

Неподалеку взвизгнул манглер, какой-то бесшерстный завыл песню, лишенную мелодии.

– Я просто… – Слова застыли у меня на языке.

Я с трудом скрывала разочарование. Я думала, она будет поласковее.

Старая лисица развела широкие уши в стороны:

– Ну так что тебе нужно?

Я хотела сделать шаг вперед, но передумала.

– Меня зовут Айла, и я ищу своих родных. Моих маму, папу и брата Пайри.

Мои слова почему-то разозлили ее.

– Пайри? – рыкнула она. – Я уже сказала тебе, что не знаю его. Убирайся отсюда!

Я все так же стояла на месте, но все мое тело приготовилось бежать. Волка, сидевшего в клетке, переполняла сила, но в глазах этой старой лисицы я видела нечто куда более тревожащее. За ее дряхлостью таилась злоба.

Что говорила мне мама? «Никогда не охоться на кошку – кошка будет драться».

«Но они же такие маленькие! – возразила я тогда. – Они слабее лисиц».

Мама посмотрела на меня строго: «Дело не в силе существа, не в его возрасте или размере. Если ты видишь в его глазах готовность сражаться, оставь его в покое. Лисья охота не груба и не жестока. Злобные когти проливают кровь».

Я припомнила этот разговор и почувствовала легкое беспокойство. С этой старой лисицей я не была в безопасности. Наверное, я могла убежать от нее, даже с поврежденной лапой, но если она меня поймает, то будет очень жестокой.

«Злобные когти проливают кровь».

Я постаралась не выдать своего страха, когда ответила старой лисице:

– Вообще-то, ты мне ничего не говорила. И я не уйду, пока не уйдешь ты.

Она посмотрела на меня с изумлением, выставив клыки. Резкий запах достиг моего носа. Я вспомнила, как однажды нашла миску с белой водой во дворе около норы бесшерстных. Когда я захотела попробовать ее, мама остановила меня. «Это молоко, – пояснила она, – но оно уже нехорошее». На жидкости выступали пузырьки, похожие на шарики жира. Мой нюх подтвердил, что мама была права. От запаха у меня даже усы съежились, а к горлу подступила тошнота.

Тот же самый запах прилип к старой лисице – запах прокисшего молока.

– Оставь меня в покое, детеныш!

Шерсть зашевелилась у меня на спине. Одна из задних лап слегка задрожала, и я крепче прижала ее к земле.

– Нет, пока я не найду их.

– Здесь никого нет. Это моя территория. Все, что ты здесь видишь, – мое. Вечно у меня пытаются что-то украсть, забрать мою еду. Сколько раз тебе повторять? Убирайся!

Мои уши прижались к голове. Уже второй раз за эту ночь меня обвиняли в воровстве!

– Мне не нужна твоя еда! Я хочу найти Пайри и родителей. У моего брата необычный мех, с серебристыми и золотистыми пятнами.

Старая лисица мрачно уставилась на меня. Ее хвост бессильно повис, перестав нервно крутиться. Язык рассеянно устремился к полузакрытому глазу, но не дотянулся до него. Она хрипло пробормотала:

– Ты приходишь. Ты спрашиваешь о Пайри. Ты уходишь. Ты приходишь. Когда ты оставишь меня в покое?

Я начала подозревать, что из-за возраста и плохого здоровья в голове у старой лисицы все перемешалось. Я вдохнула запахи ночи: трава, земля, ядовитое облако над дорогой смерти, нездоровое дыхание несущихся по ней манглеров… В воздухе не было запахов Пайри, не было ничего напоминающего о маме, папе или бабушке.

Я отступила назад на несколько шагов. Старая лисица зарычала, может быть предвкушая победу. Она как будто раздулась, ее клочкастая спина выгнулась дугой.

Я скользнула на берег дороги смерти. Лисица не стала меня преследовать. Она победным тоном крикнула мне вслед:

– Если у тебя есть хоть капля здравого смысла, забудь о своих родных! Ноша лис тяжела, кто сможет вынести больше?

Мои уши дернулись, поворачиваясь в ее сторону.

Но было совсем неважно, что там она думала.

Я обогнула угол и вышла на тихое ответвление дороги смерти. Страдая от одиночества, я заползла под куст, чтобы немножко отдохнуть. Всматриваясь сквозь ветви, я с трудом сумела различить огороженные строения наверху Путаницы, где за решетками скрывались темные логова. Я ничего не видела внутри тех клеток. Я помнила только запах живых существ и ужасающего волка с луной в глазах.

Первая холодная капля упала мне на нос, вторая – на ухо.

Я моргнула и высунула голову из-под куста, испуганная и сонная. Бабушка оказалась права: с первыми лучами рассвета пришел дождь.

Воздух был тяжелым – вот-вот должен был начаться ливень. Я выбралась из-под куста и стала искать место, где могла бы спрятаться и проспать весь день. Сзади что-то застучало – клик-клик-клик, – и я резко повернулась. Я прижалась животом к земле, ловя ушами звуки, но там никого не была. Шерсть на моем загривке встала дыбом.

У стены, рядом с кучей сухих колючих веток, я нашла маленькую деревянную нору, в которой были навалены кусочки древесины. Я заползла внутрь сквозь дыру в стенке норы и забралась на деревяшки, шатающиеся под моими лапами. Я лизнула переднюю лапу. Боль уже почти прошла, но как я ни укладывалась, все равно не чувствовала себя удобно. Я никогда не спала одна, не ощущая под боком брата. Я обернула хвост вокруг тела, притворяясь, что это Пайри. Потом закрыла глаза и попробовала представить тепло нашей норы. Но вместо этого вспомнила, какой я видела ее в последний раз, заполненной клубами дыма…

И еще одна картина возникла в моем уме: гигантская бесшерстная с крыльями как у птицы. Как такое могло прийти мне на ум? Что это означало?

У меня все болело от изнеможения.

Я старалась не думать о безумной старой лисице, но ее слова все равно звучали у меня в голове: «Ты приходишь. Ты спрашиваешь о Пайри. Ты уходишь. Ты приходишь».

Солнце начало подниматься. Усики света проникали сквозь доски норы.

Большая Путаница уже гудела и стучала, когда я засыпала.

И еще один звук – клик-клик-клик. Как будто длинные неровные когти постукивали по твердым камням.

Клик-клик-клик.

4

Мышь! Она метнулась вдоль ряда нор бесшерстных, остановившись на берегу реки смерти, чтобы осмотреть свой длинный хвост.

Я наблюдала за ней из тени, отбрасываемой спящим манглером. День уже кончался, и тусклый солнечный свет постепенно превращался в сумерки. В животе у меня бурчало от голода: с тех пор как исчезли мои родные, я съела одну только бабочку, да и это было вчера вечером. Мышей ловить трудно: они быстры, хитры и намного умнее бабочек. Но зато они вкуснее, в них больше мяса.

Пайри был более умелым охотником, чем я. Он старался учить меня во время холодных рассветов, когда бесшерстные еще спали.