Фантом - Гребёнкин Александр Тарасович

Сломленный и морально и физически всем произошедшим со мной, я вынужден был согласиться на это предложение.

Потом был долгий переезд в холодном, грязном и тряском вагоне.

Нас высадили на одной из станций, далее необходимо было добираться пешком.

- Шаг влево, шаг вправо, считается побегом! Огонь будет открыт без предупреждения! - строго объявил сопровождающий нас офицер.

Запомнились почти сказочные деревья, припорошенные снегом. Снежнобелый лес, лениво раскинувшись, уходил вдаль. Но любоваться его ослепительной красотой мешал постоянно донимавший холод, да и неизвестность.

Сначала мы шли и много говорили. Над колонной идущих поднимались вверх струйки пара. Рядом со мной шли, в основном, представители интеллигенции. Конвоиры не запрещали говорить, лишь посмеивались. Затем разговоры сами по себе прекратились. Горло обжигало холодными морозными иглами, и люди боялись застудиться. Заболеешь – пропадешь, это со временем поняли все зэки. Кроме того, надо было беречь силы.

Я шел, стойко держась, и пытаясь осмыслить свою жизнь. Признаюсь, иной раз охватывало малодушие, и я хотел броситься в сторону укрытых снежными шапками елей, и попасть под автоматную очередь. Но, все же что-то удерживало меня от безумного поступка.

Поздним вечером мы подошли к воротам лагеря и выстроились.

Под желтым фонарным светом стояло лагерное начальство. Началась перекличка. Легкие пушинки снега мягко ложились на наши плечи, холод не отпускал, и, казалось, что прием заключенных будет длиться вечно!

Но самое приятное было потом – санобработка… Кусочек мыла и горячая вода казались пределом счастья!

Затем распределились по баракам. Так началась моя лагерная жизнь.

Не буду описывать подробности. Не так давно публикации на эту ранее запрещенную тему, некоторые мемуары несправедливо арестованных стали появляться.

Скажу лишь, что я старался держаться с группой интеллигенции, подальше от уголовников, у которых была своя жизнь, и от издевательств которых мы здорово страдали. Моим другом стал скромный учитель словесности Титович, к сожалению, позже скончавшийся от болезни. Во время заключения мы старались во всем помогать друг другу.

Ранним утром наша колонна, в сопровождении конвоя, брела на трудовую вахту.

Поначалу работа эта наша казалась мне странной.

В глубине густого леса располагался большой покинутый город. Что случилось с его жителями, почему город, не носивший видимых следов разрушений, был брошен – оставалось тайной. Об этом ходило множество слухов и догадок!

Нашей задачей было разбирать постройки, очищать кирпичи от остатков раствора, сортировать, грузить на машины.

Вечером, утомленные работой, мы отдыхали, а я приглядывался к своим товарищам по несчастью, надеясь среди них различить того, кто мне был нужен, а именно – писателя Щедрова.

Как-то поздним вечером меня вызвали в оперативную часть. Старший майор (фамилия его была Кузнецов) долго и внимательно разглядывал меня, направив свет лампы, потом открыл портсигар, предложил закурить и напомнил о задании.

- Прошло уже две недели, как вы в лагере. Мы пока вас держали на обычных работах, чтобы не возникло никаких подозрений о вашей особой миссии.

Но, на днях, мы вас перебросим на другой объект. Там будет тот, кто вам нужен – писатель Щедров. Вы помните свою задачу? Вы должны сделать все, чтобы он доверял вам…

Стояли уже робкие весенние деньки, когда вокруг журчала, звенела талая вода, и природа бережно, и нежно просыпалась ото сна.

Меня и еще нескольких зэков откомандировали в бригаду, которая ехала расчищать теплотрассу ремонта.

Прибыв на объект, я внимательно оглядывал работающих. Все одинаковые, в серых ватниках, они энергично махали кирками и лопатами.

Я присоединился к работающим, как вдруг среди зэков стал гулять удивленный шепоток. Они поглядывали куда-то в сторону.

Посмотрел туда и я. И вот, что увидел. Неподалеку находилась полуразрушенная невысокая башня. На ней сидел человек в одежде заключенного, с блокнотом в руках.

Он внимательно смотрел перед собою в небо, с краю покрытое пепельными тучами, и что-то записывал.

Стоящие вертухаи воспринимали эти наблюдательные действия человека, как должное, привычное, и лишь один из них, спустя время, проявил волнение.

- Эй, спускайтесь, хватит! - велел он и для острастки щелкнул оружием.

- Сию минуту - прозвучал ответ, и с башни по лесенке спустился ловкий и подвижный, чуть выше среднего роста человек с небольшой клиновидной бородкой.

Ему было лет за пятьдесят. В фигуре его было что-то военное. В его широких плечах и налитом теле чувствовалась большая физическая сила.

Казалось, что здесь к его манере поведения уже привыкли.

Он что-то спокойно объяснил охране и направился к нам. Молча взяв кирку, он начал интенсивно долбить еще мерзлый грунт, и казалось, что эта работа не доставляла ему особых усилий, что земля сама разлеталась в стороны, при соприкосновении с его орудием.

Это и был писатель и ученый Рихард Константинович Щедров.

Общеизвестно как тяжела, а порою просто невыносима жизнь в лагере. И охрана, и лагерное начальство, и уголовники так и норовили поиздеваться над политическими, всячески их унизить, выбить их них дух противоречия, непокорности. Мне об этом писать не хочется, об этом очень неприятно писать, хотя все мы ощутили на себе жестокость этой жизни.

Но многое из того, что сказано выше, менее всего касалось Щедрова.

Этот серьезный, очень сдержанный человек одинаково уважительно и ровно общался со всеми, и даже самые наглые, жестокие мерзавцы останавливались под взглядом его миндалевидных глаз на широкоскулом, почти монгольском лице. От всей его фигуры веяло добротой и ясностью, мудростью и простотой.

От него будто исходило сияние, которое ослепляло каждого, кто хотел занести над ним руку.

Держался Щедров практически со всеми ровно и дружелюбно, но одновременно, независимо, был, как говорится, сам по себе.

Я не решался подойти к нему близко и познакомиться, а он бывало окидывал меня внимательным взором, словно приглядывался, мог приветливо улыбнуться, но не заговаривал.

Сблизились мы после одного происшествия.

Нас отправили трудиться на отдаленный участок покинутого города, путь к которому лежал через бурелом и болото. Видимо ранее здесь была речушка, но теперь местность заболотилась, и только маленький деревянный мостик вел с одного берега на другой.

И один из переходов мостика, от опоры до опоры, возьми, да и подломись под моими ногами! Наверное, доски сгнили из-за дождей и снегов.

Я оказался по пояс в трясине, и она мгновенно засасывала меня.

Первым подскочил на помощь именно Щедров! Он протянул мне свою кирку и могучими рывками стал вытаскивать из вязкой жижи.

Вечером, после работы, я подошел к нему. Он держал в руке маленькую книжицу, тут же захлопнул ее и улыбнулся.

- Спасибо вам большое, - искренне сказал я ему.

- За что? – улыбнулся он.

- Еще немного, и я бы погиб!

- Ну, что вы, я просто выполнил свой долг, - сказал он. – А разве вы не сделали бы этого, случись подобное с мной?

Я кивнул и представился. Он назвал себя и стоял, помалкивая, поглядывая на меня, продолжая дружелюбно улыбаться.

Чтобы как-то заполнить паузу, я спросил:

- Вы не курите?

Сам не знаю, зачем я задал этот нелепый вопрос.

- Нет, я никогда не курил. А вы судя по всему начали?

- Начал здесь, в лагере. Потому, что перекуры.

Он вновь улыбнулся одними уголками губ.

- Ну вот, значит вы курите, а я вот предпочитаю читать.

И он протянул маленькую книжицу в синеватой обложке. На ней значилось:

Гете «Фауст».

- Не читали?

- Название знакомое. Честно говоря, не помню…

- Если не помните, забыли – перечитайте! Очень глубокое произведение. И вообще, я советую вам использовать любую возможность, чтобы читать, пополнять свои знания, а самое главное – облегчать душу! Ведь часто книга рождает отклик в душе и служит целебным, драгоценным бальзамом.