Щит убийцы - Уоррен Мерфи

Римо застыл на месте, вытянувшись в струну.

«Безупречно, – подумал Римо. – На сей раз все сделано великолепно. Даже Чиун не сможет этого отрицать. Получилось не хуже, чем у любого корейца. И даже у самого Чиуна, потому что не было допущено ни малейших погрешностей».

Римо не спеша приблизился к старому корейцу, облаченному в широкое белое а золотой каймой кимоно.

– Думаю, получилось совсем неплохо, – сказал он с напускной небрежностью.

– Ты о чем? – спросил Чиун.

– Ну не об очередной же серии этом шедевра «Пока Земля вертится»! О чем я только что говорил?

– Ах, это!

– Да, это!

– Ну, это лишь подтверждает тот факт, что, имея такого наставника, как Мастер Синанджу, ученик иногда способен продемонстрировать относительно приличный результат. Даже если он – белый.

– Приличный? – вскипел Римо. – Приличный? Мое исполнение было безукоризненным! Я добился совершенства! Если это не так, объясни, почему! Какие я допустил огрехи?

– Что-то холодновато здесь. Пойдем отсюда.

– Нет, ты мне сначала назови хотя бы один элемент, который я исполнил хуже любого Мастера Синанджу!

– Умерь гордыню, ибо гордыня – порок.

– Я имею в виду то, что проделал сейчас на трапеции, – не унимался Римо.

– Посмотри, наш приятель уже шевелится. Как видишь, я сдержал обещание – он жив.

– Чиун, признайся, сегодня я достиг совершенства.

– Разве оттого что я назову то или иное исполнение совершенным, оно действительно станет совершенным? Если исходить из этого, то исполнение нельзя назвать идеальным. Поэтому, – заключил Чиун с явным удовольствием, – я должен сказать, что оно было не совсем идеальным.

Владелец цирка застонал и поднялся на ноги.

– Я решил оставить эту затею с трапецией в темноте и спустился вниз, – ответил Римо.

– Но вы не получите своих денег назад! Вы сняли помещение, а если решили не использовать трапецию, то я тут ни при чем. В любом случае, можете считать, что вам повезло. Еще никто и никогда не делал четырехкратное сальто-мортале. Никто!

– Думаю, вы правы, – согласился Римо.

Владелец цирка потряс головой:

– А что случилось со мной?

– Под вами сломалось кресло, – сказал Римо.

– Какое кресло? Где? Кажется, они все были крепкие.

– Да вот же, посмотрите сюда! – сказал Римо, нажимая снизу на металлическое сиденье ближнего к Чиуну кресла.

Когда владелец цирка увидел появившуюся на глазах трещину в металлическом сиденье, он уверовал в то, то все было именно так, как сказал Римо. Иначе ему пришлось бы поверить, что этот сумасшедший, дрожавший от страха там наверху, и в самом деле проломил одной рукой железное сиденье! Да разве такое кому-нибудь вообще под силу!

Римо надел поверх темного трико синие расклешенные фланелевые брюки и синюю же рубашку с небольшим воротничком, придававшим некоторый шарм его излишне банальному костюму. У него были коротко подстриженные волосы, а лицо с резковатыми чертами вполне сгодилось бы для – звезды экрана. Однако у кинозвезд не бывает таких глаз. В них невозможно было ничего прочесть, и некоторые люди испытывали даже некий страх, как если бы заглянули в темную пещеру. В его телосложении не было ничего необычного, и только широкие запястья выдавали незаурядную силу рук.

– Вы не забыли надеть часы? – спросил владелец цирка.

– Нет, – ответил Римо. – Я их вообще перестал носить.

– Скверно, – с сожалением сказал владелец цирка. – Мои сломались, а у меня назначена встреча.

– Сейчас три сорок семь и тридцать секунд, – в один голос сообщили Римо и Чиун.

Владелец удивленно посмотрел на них.

– Шутите, ребята?

– Шутим, – сказал Римо.

Спустя минуту, уже на улице, взглянув на попавшиеся ему по дороге часы, владелец цирка был потрясен: они показывали три часа сорок восемь минут. К сожалению его арендаторов не было рядом, и он не мог спросить, как это им удалось, не имея часов, точно определить время.

А те уже мчались в машине к мотелю на окраине Форт Уорта штат Техас. Чем дальше на юг, тем грязнее становилось шоссе: банки из-под пива, трупы собак – жертвы техасских водителей, считающих лобовые столкновения всего лишь одним из способов торможения.

– Тебя что-то беспокоит, сын мой? – спросил Чиун.

Римо кивнул:

– Боюсь, что я окажусь не на той стороне.

Узкое пергаментное лицо Чиуна выражало недоумение.

– Не на той стороне?

– Да, думаю, что на сей раз я ввязываюсь в драку не на той стороне, – грустно сказал Римо.

– Какая такая не та сторона? Ты прекращаешь работать на доктора Смита?

– Послушай, ты же знаешь, что я не могу сказать тебе, на кого мы в действительности работаем.

– А мне никогда это и не было интересно, возразил Чиун. – Какая разница?

– Есть, черт возьми, разница! Почему, ты думаешь, я занимаюсь тем, чем занимаюсь?

– Потому что ты – ученик Мастера Синанджу и демонстрируешь свое искусство убивать, потому что ты убийца. Цветок отдает свой сок пчелке, а пчелка делает мед. Река течет, а горы спокойно стоят на месте и иногда осыпаются. Каждый занимается тем, что ему определено судьбой. А ты, Римо, – воспитанник Дома Синанджу несмотря на то, что ты белый.

– Черт возьми, Чиун, я прежде всего американец, и то, что я делаю, я делая по иным мотивам. Так вот, на этот раз мне велели продемонстрировать высшую степень своего мастерства, а потом я узнаю, что меня посылают убивать хороших парней.

– Хороших парней… Плохих парней – ты, сын мой, в сказке, что ли, живешь? Ты рассуждаешь, как капризный ребенок или как ваш президент, обращающийся к народу по цветному ящику. Ты так и не усвоил наше учение? Хорошие парни! Плохие парни! У всех парней на теле одни и те же точки, воздействуя на которые можно вызвать их смерть или повлиять на нервную систему, сердце, легкие, глаза, ноги, руки или равновесие. Нет ни хороших, ни плохих парней! Если бы они были, разве пришлось бы армиям разных стран носить различное обмундирование, чтобы отличаться друг от друга?

– Ты этого не поймешь Чиун.

– Я отлично понимаю, что у бедняков деревни Синанджу есть еда потому, что Мастер Синанджу служит хозяину, который за это платит. А ты в свою очередь зарабатываешь себе на жизнь тем, чему я тебя обучаю. Пока ты еще не постиг мою науку в полном объеме, но непременно постигнешь. – Чиун печально покачал головой. – Ты достиг совершенства, которое продемонстрировал сегодня, а сейчас ведешь себя, как заурядный белый человек.

– Так ты признаешь, что мое исполнение было безупречным?

– Что толку от совершенства, если им овладел дурак? Это все равно что драгоценный изумруд в куче навоза.

Чиун умолк, погрузившись в раздумье. Римо не обращал на него внимания. Он был вне себя от гнева, так же, как десять лет назад, когда он пришел в себя после публичной казни и обнаружил, что находится в санатории Фолкрофта на берегу залива Лонг-Айленд.

Римо Уильямса обвинили в убийстве, которого он не совершал, а потом публично казнили на электрическом стуле, который не сработал. Когда он пришел в себя, ему сказали, что им как раз нужен такой человек как он, дня выполнения заданий специального агентства, созданного вне конституционных рамок с целью защиты конституции от опасности, которую представляют собой организованная преступность, революционеры и все те, кто хотели бы погубить страну. Эта организация по борьбе с преступностью называлась КЮРЕ, и о ней знали только четверо: президент Соединенных Штатов, возглавлявший КЮРЕ доктор Харолд Смит, вербовщик, а теперь еще и Римо. Вербовщик покончил с собой, гарантируя тем самым, что уже никогда не проговорится. «Америка стоит того, чтобы положить за нее жизнь», сказал Смит тогда Римо. После этого о КЮРЕ знали только трое.

Римо решил тогда согласиться.

«Прошло много лет, иногда думал он, – с тех пор как умер тот Римо Уильямс, которым я был когда-то простой, с усталой походкой рядовой патрульный полиции Нью-Йорка. Да, этот полицейский умер на электрическом стуле»

Так думал Римо прежде… А сегодня он вдруг осознал, что тот полицейский вовсе не умер тогда на электрическом стуле. Патрульный Римо Уильямс жив. Он чувствовал это нутром. У него вскипала душа при одной только мысли о новом задании, о том, что ему придется убивать таких же, как он, полицейских.

Глава 3

С захоронением тела Френсиса К.Даффи, члена палаты представителей от 13-го избирательном округа штата Нью-Йорк, возникли определенные трудности. Святая церковь относится к самоубийцам с явным неодобрением, поскольку лишение себя жизни является тяжким прегрешением перед Богом, который эту жизнь даровал. Поэтому хоронить самоубийц на освященных церковью кладбищах не разрешается. Строго следуя своим принципам, церковь тем не менее считает необходимым убедиться, что принимаемые ею в таких случаях решения основываются на достоверных фактах. Такая позиция церкви в данном случае объясняется реалистической оценкой человеческого восприятия, как не безусловно истинного.