Любовь и зеркало (рассказы) - Виктор Голявкин

— И я вместе со всеми.

— А мыть пол будешь?

— Не буду.

— А ходить будешь?

— Буду.

И потихоньку хихикает. Ждет, когда мы вымоем пол. Кривляется. Он ведет себя так отвратительно — просто ужас!

Тогда мы ему говорим:

— Вот ты сидишь? Он говорит:

— Сижу.

Мы ему говорим:

— И сиди. Он говорит:

— И сижу.

Мы ему говорим:

— Но слезать уже не вздумай. Мы тебе не позволим слезть на пол. Двое из нас все фронты прошли. Ни один фронт не пропустили. Мы таких много видали. Ишь какой! Пол мыли мы, а ты пол не мыл, и мы будем ходить по полу, а не ты.

— А как же гулять я пойду? — спросил он.

Он видит, дела его очень плохие. Ему ни за что не позволят слезть на пол. Несмотря на то, что он хочет гулять.

Тогда он что делает?

Он перестает хихикать. Берет в руки тряпку. И начинает мыть пол. Сначала он мыл его возмутительно. Он просто слегка водил тряпкой по полу. Он корчил ужасные рожи. Брезгливо морщился. Как-то странно щурился. На всех косился. Фыркал. Дулся. Специально кашлял. Но постепенно он изменялся в лице. Оно у него прояснялось. Его лицо становилось нормальным. Я бы даже сказал, симпатичным. Он перестал строить рожи. Стал энергично макать в ведро тряпку. На него стало просто приятно смотреть! К концу он спел бравую песню. Попросил даже всех отдохнуть. И закончил сам всю работу.

Потом он гордо выпрямился. Поднял голову. Слегка крякнул. И прошелся по чистому полу.

На душе у него было празднично. Он сам нам сказал об этом.

А КАК ТЫ ДУМАЛ?

Он мне с самого начала заявил: «Денег, — говорит, — у меня никогда не бывает». В этом смысле он честно поступил, сказал, как есть. Не в деньгах счастье, а в человеке, в дружбе, в порядочности, вот в чем счастье. А денег у меня у самого никогда не бывает, велика важность!

Ну раз так, думаю, раз все так, подумаешь, разные мелочи, стоит ли считаться, копошиться, разбираться, за все сам заплачу. Экая важность, тем более важности у меня никакой нет. Человек я простой, и порядочности во мне хватает, соседи подтвердят. А если у соседей что беру, то тут же отдаю.

Неплохо, леший, зарабатывает, в два раза больше меня. Да только денег у него действительно не бывает — все как есть разлетаются неизвестно куда. Как не посочувствовать человеку, если у него кроме новой жены три старых в разных городах обитают, и он для них из последних сил выбивается. Он, по своей порядочности, может быть, не желает, чтобы его прежние подруги кое-как существовали на свое скудное жалованье. Ничего в этом удивительного, я считаю, нет. Нужно только приветствовать благородные порывы и отмечать.

Или он какую-нибудь вещь в кредит приобрел и теперь за нее выплачивает каждый месяц? И ничего не

будет предосудительного, если он снова потом в кредит вступит, когда за эту вещь окончательно рассчитается.

А может быть, он деньги копит на всякий пожарный, случай? Хорошая черта в человеке, и больше ничего!

После работы он меня дожидается или я его дожидаюсь. С пива, само собой, на вино переходим. Долги у меня набираются, форменная чертовщина. Завяз в долгах, как в трясине, но духа не теряю. Ничего, не пропадем, все перемелется — подумаешь: долги! Пушкин вон всю жизнь в долгах сидел, а зато какой поэт! Отдам как-нибудь долги, заработаю на сверхурочной.

За спиртное долги не считаются, а то не по-товарищески получится.

Пять рационализаторских предложений внес, пять премий получил, но что они, эти премии, двоим таким здоровым мужикам!

А если мы соревноваться начинаем, кто больше выпьет, то изумительное количество в нас вмещается, трудно даже подсчитать.

Вступаю в кассу взаимопомощи, беру ссуду — продерживаемся некоторое время.

Ссуда кончается, долги набираются, я ему как-то сказал:

— Слушай, — говорю, — Саша, ты иногда-то хоть плати, хоть в месяц раз, я совсем, понимаешь ли, выбился из сил.

А он на меня удивленно посмотрел и говорит:

— Ты ведь знаешь, у меня нет денег.

— Нет-то нет, — я ему говорю, — да только у меня самого сейчас тоже нет.

— Да ты что, — говорит, — серьезно или шутишь?

— Долги, понимаешь, у меня крупные набрались, — я ему отвечаю.

— А ты займи, — говорит, — у одних, а другим верни, так до смерти можно продержаться.

Поблагодарил его, как-никак дельную мысль подал, действительно, так можно продержаться. С таким товарищем, думаю, не пропадешь.

Бегаю с утра до вечера в воскресный день: у одних занимаю, другим отдаю, перезанимаю, перебиваюсь, выкручиваюсь, зубы заговариваю… Этим — половину, тем — полностью, одним — четверть, другим — ничего, выхожу из положения с трудом.

Чувствую, однако, подобная ситуация не есть выход из положения.

Размышляю о новом рационализаторском предложении. Некоторым попросту не нравится, что ихние трудовые сбережения так долго находятся в чужих руках, а другие, не имея сбережений, остаются на бобах.

Одна особа, очень неприятная на вид, заявляет, что хочет купить рояль и чтобы я ей долг поскорее вернул. Я очень деликатно говорю:

— Зачем вам рояль, не понимаю? Бросьте, даже не думайте разной мебелью квартиру загромождать, пройти будет негде с вашей комплекцией, шишек себе набьете.

Она мне заявляет, что внучка подросла и ей незамедлительно нужно учиться на фортепьяно. Сколько детей обходятся без рояля, а ее внучка — особенный экземпляр! Я так ей и сказал.

— Не ваше дело, — говорит. — Вы у меня взяли и потрудитесь отдать. Возвратите в срок по-хорошему.

Я ей очень просто отвечаю:

— У меня денег нет.

— Вы неблагодарная свинья. Я вам деньги дала как порядочному человеку, а вы скотина!

— Сами вы, — говорю, — скотина, в таком случае! Она в плач. Факт неприятный.

— Берите, — говорю, — с меня часы, рубашку, больше у меня ничего не осталось, все берите, грабьте, ешьте свои деньги! — и начинаю скидывать с себя одежду, а она мне мое барахлишко обратно швыряет, да с такой силой — неприличная вышла сцена, и разные другие вышли сцены, неохота вспоминать.

Как они понять не могут, что не в деньгах счастье, не в них скрыт философский смысл, не деньги делают человека, а наоборот. Неужели они понять не могут, что, поступая таким образом, они обедняют свою душу, падают морально неимоверно низко. Неужели они не чувствуют ничего?

Я все это рассказываю своему другу, мы с ним возмущаемся, удивляемся тем людям, которые требуют с нас деньги, когда у нас их нет, ругаем их, выпиваем, энергично себя чувствуем, снова выпиваем, и у нас появляется желание попариться в бане.

Предложение здравое. Я покупаю две мочалки, два банных мыла, два банных билета, добавляю туда же две майки, двое трусов и две пары носков. Идем в баню и отлично паримся, по-русски, как в деревне.

В предбаннике пьем пиво.

Он идет в парикмахерскую, садится в кресло, бреется и стрижется.

Он заходит в спортивный магазин и выбирает себе спиннинг.

Я спрашиваю его:

— Послушай, а за спиннинг тоже я должен платить?

Он повернулся ко мне, уставился на меня своим изумленным светлым взглядом и сказал:

— А ты как думаешь?

НОВАЯ ШАПКА

— О! У вас новая шапка! — удивился я, столкнувшись со своим соседом на лестничной площадке. — А где ваша фуражка с блестящим козырьком? Сегодня я не сразу вас узнал, а раньше, бывало, издали в толпе по фуражечке отличал. Отчего такая перемена? Всю жизнь, можно сказать, в ней топали при любой погоде.

— Да, да… — он с чувством вспоминал, — и летом, и зимой, и когда в техникум пробивался…

— Техникум давно окончили?

— Да не пробился… — он махнул рукой.

— Неужели из-за этого фуражку сменили?

— Да нет… — он вздохнул, — столько всего передумал, пока решил расстаться с фуражкой, но другого выхода у меня не было.

— Отменная была фуражечка, — сказал я.

— Хлопот она мне много доставляла, возникали ситуации и вообще… Ах, вы ужасно расстроили напоминанием!

Мы спускались по лестнице, а он рассказывал:

— Первая ситуация: летел я самолетом из командировки. Два часа летели, а приземлились в том же городе, откуда вылетели. Спускаюсь по трапу впереди всех пассажиров. Внизу возле трапа летчик вытирает платком потный лоб. Возмущенно спрашиваю, почему я опять здесь очутился. «Пришлось, — говорит, — вернуться, потому что в грозу попали». — «Очень некрасиво, — говорю, — попадать куда не следует, безобразие, и больше ничего!» — «Скажите лучше спасибо, — он мне говорит, — что благополучно вышли из грозы». — «Зачем же вы туда входили? — говорю. — Этого еще не хватало, чтобы мы оттуда не вышли!» Слово за слово. «Сойдите лучше с трапа, — говорит, — и дайте людям спуститься». А сзади напирают и галдят, чтобы я посторонился. А я, пока не выясню ситуацию, никогда на посторонних не реагирую. Вцепился в поручень намертво двумя руками. Стиснул зубы. Как вдруг… Вы не поверите: какой-то тип нахлобучивает мне фуражку на глаза до самого кончика носа!