Пленники хрустального мира - Мария Кущиди

Среди непроглядного мрака, овеянного ледяным холодом и таинственным перешептыванием каких-то скользящих по кирпичным стенам отрешенных от всего мира домов, я увидел ребенка, стоящего прямо передо мной. Его пустые серые глаза вопрошающе смотрели на меня, прожигая своим хладнокровием и какой-то скрытой насмешкой. Он долго смотрел на меня, не сводя своих холодных глаз, и лишь спустя пару минут он колко улыбнулся, оживленно всплеснув руками.

– Твое тело сгнило, – сказав это каким-то неестественным призрачным голосом, он растворился в кромешной темноте, представ передо мной в недвижной черной фигуре, окутанной лозами дикого терновника.

В глазах разом все помутнело и ничего, кроме резкой, разъедающей боли в груди, я не мог почувствовать.

Когда глаза мои распахнулись от яркого утреннего света, я механически поднялся с постели, почувствовав какой-то неприятный покалывающий холод в груди. Это чувство было настолько неприятно, что я едва мог собраться с мыслями, чтобы наконец-то вернуться к окружающей меня жизни, которая без конца требовала этого.

По привычке окинув темную комнату обыскивающим взглядом, я заметил на прикроватной тумбочке Сэма, которого не было в комнате, его книгу в потрепанной черной обложке, без которой он не мог провести ни один свой свободный вечер. Не знаю, что меня тогда заставило притронуться к ней, хотя, быть может, я просто был заинтригован привязанностью Сэма к ней.

Я непонимающе пробежал глазами по ее пустым страницам, пытаясь понять, что же не так с этой книгой. Внезапное чувство, вторгшееся незваным гостем в мое сердце, заставило его немного приостановиться. Дыхание мое замедлилось, слившись с окружающей немой тишиной. Что-то во мне резко изменилось, ворвалось с неизведанным прежде кошмаром. Не зная, как с этим бороться, я бросил книгу на пол, сам повалившись рядом с ней. Перед глазами медленно расплылась холодная тьма, окутав каждую клеточку моего сознания.

Я чувствовал, как чьи-то руки изнутри вырывали мою душу, заменяя ее на что-то очень холодное, безвольное и давно забытое мною. Я спал или все происходило на самом деле?.. Внутри была болезненная пустота, которая, уживаясь со мной, внезапно заменила все, что ранее было внутри меня.

– Энгис, – раздался ровный голос директора Вальмонта, который смог наконец-то разбудить меня, вернув к прежней жизни, – как ты себя чувствуешь? Неважно выглядишь.

Прислонив ладонь ко лбу, я присел на край кровати, пытаясь разглядеть перед собой расплывчатую фигуру, ядовито-зеленые глаза которой, казалось, светились в этом легком тумане.

– Что со мной произошло? – Я практически не помнил того, что со мной случилось пару часов назад.

Расплывчатая фигура присела на деревянный стул, обитый кожаным настилом, и задумчиво прищурила глаза.

– Тебе приснился кошмар. Неужели не помнишь?

Голова неистово пульсировала, принимая всю окружающую меня реальность как за какой-то вымысел. Однако детали жуткого сна медленно вырисовывались в моей памяти.

– Да, помню, – пытаясь сконцентрироваться на фигуре, ответил я, но она то и дело то расплывалась по комнате, точно ночной туман, то снова соединялась в одно целое, хоть и непонятное изображение. – В этом кошмаре я видел самого себя, но в образе ребенка. Вот только что-то чужое было в этих глазах. Что-то, чего никогда не было во мне.

Сидящая передо мной фигура пошатнулась, приблизившись ко мне. Ее ядовито-зеленые глаза казались одним общим пятном, существующим на фоне размытого, потерянного мною мира.

– Энгис, ты так же, как и остальные, веришь в то, что все кошмары посылает Лореил? – Этот вопрос был почему-то очень важен для него.

– А как иначе можно объяснить это безумие? Мы все зависим от Лореила, а он… Я не думаю, что это милостивый бог, которому можно доверять. Постоянные кошмары, ужасы на улицах города, страх, от которого застыло здесь даже время. Милостивый бог так не поступает.

Фигура с минуту сохранила томительное молчание и после нашла слова, которые я никак не ожидал услышать.

– Здесь нет прихоти Лореила, Энгис. Все кошмары, ужасы и страх создаем мы сами внутри себя, заражая этим все вокруг. Безумие заразно, а иногда оно даже смертельно.

Я не мог сдвинуться с места, точно загипнотизированный каким-то очень сильным заклинанием, что внутри меня начало медленно разъедать сложившееся некогда мировоззрение. Директор Вальмонт никогда ранее не говорил об этом, не пытался дать новую истину, в которую очень сложно поверить, но я уже не знаю, чему здесь можно доверять, а чему нельзя. В чем-то он прав, но что-то все же не дает мне покоя, неприятным осадком давно осев на моей душе.

– Ты помнишь, как попал сюда? – Его глаза на миг потупились, отстранясь от меня.

– Это была холодная январская ночь, – тихо ответил я, не раздумывая.

Вальмонт качнул головой.

– А то, что предшествовало этой холодной январской ночи?

Я отвел взгляд в сторону, болезненно вздохнув.

Глаза директора еще никогда не были такими печальными, как в эту минуту.

– И прошлое к нам возвращается, Энгис. Нужно лишь быть терпеливыми и стойкими к его ударам. А они ведь часто бывают болезненными. – Поднявшись со стула, Вальмонт поспешил оставить меня одного, незаметно исчезнув за дверью.

Повалившись на кровать без капли каких-либо сил, я долго думал над его словами и крайне странном визите, в котором было далеко не простое желание увидеть одного из сотни студентов. Но в чем же кроются его намерения? Вальмонт не так прост, как кажется. Он и сам представляет из себя тайну, сложную загадку, решить которую не дано никому.

Глава 4

Когда силы наконец-то вернулись ко мне, на часах было ровно три часа дня. Я проспал весь день, пропустив, возможно, одну из важных глав собственной жизни. И что только так легко смогло отключить меня от окружающей действительности? Усталость, нежданно свалившаяся на меня, как многотонный груз, в одно усилие переломивший мой позвоночник.

Подойдя к окну, я освободил его от тяжелых штор, от которых веяло прохладой. По ту сторону академии хмурилось и без того печальное небо, готовясь с минуты на минуту окропить бренную землю своими холодными слезами. На узких улочках городка не было ни единой души и только изредка на горизонте появлялись студенты «Кёрс-Роуз», нарушая сложившуюся гармонию вокруг. Сегодняшний день не предвещает хорошей погоды, собственно, как и всегда.

Правая часть комнаты, принадлежавшая Сэму, пустовала, видимо, с самого его ухода. На душе у меня было неспокойно от вчерашних сказанных нами слов, но эти слова, обращенные в сторону Вейн, были для меня пределом. Я мог закрыть глаза на все, что угодно, но сердце мое прожигали горькая злость и досада, против которых я всегда был бессилен.

Бессмысленно блуждая по коридору, по которому без конца сновали толпы студентов, я был предельно озабочен кошмаром, недавно вторгшимся в мою обыденную, ничем не притягательную жизнь. Мне казалось, что в воздухе витал тлетворный запах гнили, исходящий от разлагающегося тела, который без конца преследовал меня буквально на каждом шагу. Но откуда было взяться этому мерзкому запаху? Уверен, это все было в моей собственной голове. Разговоры студентов, раскатами грома набрасывающиеся на меня, сводили каждую клеточку мозга с ума, забирая у меня последние частички ориентации в пространстве.

Все вокруг меня начало медленно превращаться в страшную иллюзию жизни, в которой я утопал без единой капли веры.

Не в силах продолжать свой путь, я рывком остановился, закрыв глаза руками, которые без конца выедал жгучий свет, внезапно взявшийся из ниоткуда. В эту минуту мне казалось, будто моя душа вырывается из этого бренного тела, не в силах больше держаться на тоненьких веревочках, что уже давно стерли в кровь ее запястья. Едкий шепот, разъедающий мое сознание, лишил меня последних жизненных сил, отделив от той реальности, в которой я находился долгие годы.

Едва колющий холодок скользящего тумана, цепляющего меня своими тоненькими ручками, молчаливо укутал собой весь призрачный лес, в который не проникал даже самый отчаянный солнечный луч. Сухая листва под моими ногами, скрывающая вязкую глинистую почву, переговаривалась с гигантскими хвоями, далеко ушедшими своими мощными макушками в черное непроглядное небо. Этот тлетворный запах сырости и гнили, припорошенный ароматом