Нежные сети страсти - Изобел Карр

Лицо ирландца приняло озабоченное выражение. Оно ему совсем не шло. Нолан постучал в потолок, и карета остановилась. Подавшись вперед, навстречу Нолану, и пристально глядя в глаза своему похитителю, Боу сказала:

– Возможно – повторяю, возможно, – они всего лишь заставят вас навсегда уехать в Ирландию. Но вряд ли ограничатся этим, после того как вы похитили меня средь бела дня.

Не сказав ни слова, он спрыгнул с подножки и, захлопнув дверь, со скрежетом задвинул засов.

– Им придется вас убить, понимаете? – крикнула она вслед, для эффекта стукнув ногой в дверь.

Боу обхватила себя руками. Нолан еще не был готов ее отпустить, но, если не удастся его вразумить, придется применить те же меры, что и к двум предшественникам.

Ее репутация уже была погублена, и они оба об этом знали. Но он не знал, что ее отец предоставит ей выбор. Если она не захочет жить со своим похитителем, то сможет уехать за границу и тихо жить там. И Боу не откажется от второго варианта. В мире столько славных мест – Париж, Вена, Флоренция, возможно, даже Санкт-Петербург или Танжер в Марокко…

Прошло еще несколько часов. Боу дремала, когда карету резко тряхнуло. Экипаж накренился и остановился.

С облучков донеслась брань. Боу улыбнулась. Очевидно, что-то случилось с колесом. На ремонт уйдет время. И Нолану придется выпустить ее из экипажа. Боу расправила складки на юбке и поправила прическу.

Чуть позже карета возобновила движение, но двигалась толчками и со скрипом – проблема не только не была устранена, но еще и усугублялась. Час тянулся мучительно долго. Наконец они заехали на постоялый двор какого-то крохотного городка.

Потянулись минуты. Боу уже начала опасаться, что Нолан оставит ее запертой в экипаже, пока будут чинить колесо, когда дверь в салон распахнулась.

– Даже не думай никому морочить голову своими небылицами, – громко заявил похититель, пока тащил ее через обеденный зал. – Я уже рассказал им о нашем маленьком приключении.

Боу бросила на него злобный взгляд. Мартин тоже так делал – плеснул яду в колодец, чтобы ни у кого не возникло желания ей помочь. Нолан затолкал ее в отдельный кабинет и ногой захлопнул за ними дверь.

– Простой народ, знаете ли, недолюбливает жен, которые бросают своих мужей и маленьких деток.

– А вы, надо полагать, и есть тот незлобивый муж, что решил вернуть меня в лоно семьи?

– Именно так. Твой любящий муж. Был им и останусь. И даже не думай ни о чем дурном. Садись и поешь чего-нибудь.

Нолан кивнул на тарелку с холодным мясом и куском пирога. Рядом на столе стояла кружка с шапкой пены – очевидно, эль. Столовых приборов не было.

– Вижу, вы не забыли историю с вилкой.

Нолан засмеялся, и на щеках его заиграли ямочки, так легко вводившие в заблуждение относительно его истиной натуры.

– Ни вилок, ни ножей, ни подсвечников. Полагаю, вы могли бы ударить меня стулом, но тогда придется есть стоя, – сказал Нолан и, отвесив ей насмешливый поклон, вышел за дверь.

С трудом сдерживая гнев, Боу села за стол. Кроме куска черствого хлеба, она ничего не ела почти сутки. Придется принять что дают. Сняв перчатки, она принялась за трапезу.

Поев, Боу отодвинула пустую тарелку, поднялась и осмотрела комнату. Из мебели, кроме стола и стула, в комнате был только маленький комод. В нем нашелся лишь ночной горшок, несколько стаканов и огарков свечей.

Горшок был тяжелый, совсем не такой, какими она пользовалась дома – из тонкого фарфора, украшенными нарядным цветочным орнаментом. Пригодится, решила Боу.

Возможно, она и не добьется поставленной цели, если огреет Нолана этим горшком, но по крайней мере хуже от этого не станет. Если ей удастся причинить ему хотя бы незначительные увечья, такие, чтобы понадобился врач, придется незадачливому похитителю здесь задержаться.

Боу на безопасном расстоянии стала за дверью и принялась ждать.

Через пару минут дверь распахнулась, и Нолан, в чистой одежде, свежевыбритый, вошел в комнату. Запах одеколона бежал впереди него словно пес перед тележкой.

Ее охватила ярость. Себе-то он в комфорте не отказывал: и помылся, и побрился, и переоделся в чистое, – а ей даже кувшина воды не дал, чтобы руки помыть.

Боу подняла горшок над головой на высоту, которую позволяли узкие рукава ее жакета, и опустила, вложив в удар всю накопившуюся обиду. Нолан пригнулся, стремительно повернувшись на каблуках к ней лицом. Горшок лишь едва задел его голову.

Зарычав, он схватил ее за запястья. Ночной горшок выпал и, ударившись об пол, с треском раскололся.

Боу, изловчившись, высвободила одну руку. Нолан выпустил вторую и, размахнувшись, ударил ее наотмашь по лицу с такой силой, что она отлетела к стене.

Чувствуя привкус крови во рту, Боу медленно опустилась по стене на пол. Нолан не сводил с нее глаз, когда она, пошарив рукой по полу, схватила черепок. Края у него были острые, с зазубринами. Она представила, как ему будет больно, когда черепок воткнется в его красивое лицо.

– Положи на место, детка, или, клянусь святым Патриком, сильно поколочу.

Боу крепче сжала черепок в руке, за что получила удар ногой в живот. Вскрикнув, она согнулась пополам. Перед глазами поплыла кровавая пелена. От удара на корсете сломалась деревянная планшетка и впилась ей в тело, мешая вдохнуть полной грудью.

Грязным сапогом Нолан наступил ей на запястье, и пальцы разжались, выпустив черепок. Рывком подняв на ноги, впиваясь пальцами в предплечья, он, глядя ей в глаза, сказал:

– На тот свет не терпится? В мои планы это не входит, и будет трудно объяснить, почему я тебя убил, но задать хорошую трепку я могу. Обещаю, в жизни тебя так не били. Мы уходим, и советую вести себя смирно, а то пожалеешь. Уловила?

Боу подняла глаза. Во взгляде его даже гнева не было – одна только мрачная решимость. От привкуса крови во рту ее подташнивало. Сломанная планшетка больно впивалась в тело. Она отвернулась и сплюнула.

– Вижу, что доходит, – сказал Нолан и ослепительно улыбнулся, играя ямочками. – Хорошо.

Туман густел. Воздух был пронизан холодной сыростью. Гарет поднял воротник пальто и отпустил поводья верного коня. Маунтинбэк сам знал дорогу. Конь затрусил, не меньше хозяина мечтая о сухом и теплом пристанище.

Через несколько миль пути показались первые признаки близкого жилья. А где деревня, там и постоялый двор.

Его Гарет заметил сразу. От строения только что отъехала почтовая карета; другой экипаж, изрядно потрепанный, стоял у входа в гостиницу. Кучер проверял упряжь. Кони выглядели свежими и отдохнувшими – похоже, их только что сменили. Гарет стегнул вожжами. Монти тряхнул головой, словно пес после купания, рассыпая брызги во все стороны.