Черные крылья тайны - Елена Артамонова

Приехав в Колываново, Дэн отчаянно заскучал, но потом, неожиданно для себя нашел достойное времяпровождение. Его колоритная фигура привлекла внимание сельских мальчишек, и заезжий москвич сразу стал звездой местного масштаба. Парень не жалел данных отцом на карманные расходы денег, сорил ими, одаривая сладостями и жвачкой своих новых приятелей и вскоре стал их лидером. Конечно, командовать малолетками было не слишком престижно, но, по правде говоря, приятно. Мальчишки безоговорочно слушали своего вожака, и вскоре он организовал из них «стаю» — команду из десятка подростков, основным занятием которой вроде бы были посиделки у костра. Многим родителям не нравилось, что их сыновья пропадали непонятно где до глубокой ночи, но члены «стаи» подчинялись только своему вожаку, а потому и не думали слушать советов взрослых. С появлением Дэна в Колываново возникло множество семейных конфликтов, но это его только забавляло.

Что же касается Кэт, то она оставалась единственной девчонкой в «стае», часто тусовалась с ребятами, но иногда оставалась дома, проводя время за книгой. Чтение казалось ей старомодным, почти постыдным занятием, однако Кэт не могла от него отказаться. Как ни странно, такая крутая особа обожала книжки про любовь, путешествия и романтических героев, приходящих на помощь в трудную минуту. Вот и сегодня, проснувшись где-то около полудня, она почти до обеда валялась в постели, читая очередной авантюрный роман.

Громко хлопнула калитка. Похоже, домой вернулся Дэн, вопреки обыкновению пропадавший где-то спозаранку. Настроение у него было паршивым — оттолкнув путавшуюся под ногами курицу, он проследовал в дом, а вскоре Кэт услышала, как брат плюхнулся на кровать в своей комнате. Слышимость в доме была потрясающая, словно помещения не разделяли перегородки.

Встретились все за обедом. Брат и сестра удобно устроились за столом, в то время как бабушка Серафима хлопотливо расставляла тарелки. Трапеза проходила в молчании. Насытившись, раздумывавший о чем-то своем Дэн, повертел в руках ложку, оглядел скромную, обставленную старой мебелью кухню, а потом задал довольно неожиданный вопрос:

— Бабушка, а в твоей семье в Бога верили?

— А что?

Бабушка Серафима с подозрением посмотрела на парня, ожидая от него какого-нибудь подвоха. Но вид у Дэна был невинный, он пригладил собранные в «хвост» волосы и изобразил на лице доброжелательное любопытство:

— Мне, правда, интересно.

— До революции все в церковь ходили, а потом настали новые времена, большевики сказали, что Бога нет. Некоторые им поверили, некоторые — при своем мнении остались. Молодежь иконы ногами топтала, с предрассудками боролась. Моя мама комсомолкой была, со своей мамой ссорилась, все свою новую веру в атеизм отстаивала. А бабушка домашние иконы на поругание ей не отдала и здорово за косы оттаскала. Но случилось все это еще до моего рождения. Потом война началась, и тут уж все неверующие верующими стали. Кого еще кроме Бога о спасении молить, когда над твоей головой фашистские бомбардировщики кружат, смерть сеют? Ну а после победы кто как: кто постарше, в церковь ходил, а кто помоложе снова атеистом сделался, — закончила рассказывать бабушка Серафима и посмотрела на очень внимательного, вопреки обыкновению, Дэна. — И почему только, Даня, тебя это так заинтересовало?

— Э… корни семейные и все такое. Я подумал, может, в доме иконы сохранились старые, намоленные.

— Ты, никак в монастырь собрался, братец, — хихикнула Кэт. — И откуда ты словечко такое знаешь: «намоленные»?

Дэн бросил на грозный взгляд, однако девчонка была не из пугливых и брата не боялась. Ссора могла вспыхнуть в любую минуту, но тут заговорила бабушка Серафима:

— Сестра у меня была верующая, да только не уберегла ее Богородица от беды. Как-то все нелепо, странно получилась и обидно. Вроде бы у человека целая жизнь впереди, а он скомкает ее, выбросит и все — нету ни будущего, ни надежды. Все мимо прошло, одна боль осталась. Да кто ж знает, как судьба сложиться? Молодость наша пришлась на послевоенное время. Трудно тогда было, но радостно. Страшные испытания остались позади, мы выжили, все дороги для нас были открыты. Сестра моя Аграфена первой красавицей на деревне слыла, всех местных парней с ума сводила. А уж как пела! До сих пор голос ее помню — звонкий, будто серебряный. Нашла она себе мужа, всем на зависть — лучшей пары во всей округе не сыщешь, и стали они жить весело да счастливо.

Дэн зевнул. Его мало интересовали бабкины россказни, а она, похоже, разговорилась по полной программе. В отличие от брата Кэт внимательно слушала рассказ, поскольку обожала всевозможные истории — выдуманные и реальные.

— Все было хорошо у Груши и Сергея, да вот только детишки никак не появлялись. Год живут супруги, второй, третий, а детей нет, как нет. Груша и в райцентр к врачам ездила и к знахарке ходила, ничего не помогало. Вот тогда-то и решила моя сестра отправиться на богомолье. Косо на нее наши бабы смотрели, мол, как комсомолка, ударница труда в такие глупости верит, но Аграфену никто не мог остановить, уж очень она дитё родить хотела. Отправилась она вместе с мужем в один из монастырей, целый месяц отсутствовала, а когда вернулось, лицо у нее стало другое — словно светом изнутри озаренное. С той поры Груша в Бога и поверила. В церковь, правда, редко ходила, а вот дома перед иконой каждый вечер молилась, детей вымаливала.

— Иконой? — встрепенулся Дэн. — Старинной?

— Старая икона. Сколько себя помню, она всегда в нашем доме была. Потемнела так, что лик Богородицы почти неразличим стал.

— А дорогая?

— Дэн, умолкни! — возмутилась Кэт.

— Помолчи, когда взрослые говорят! — огрызнулся он. — Дорогая икона-то?

— Разве образ божий деньгами оценивают? — укоризненно произнесла бабушка Серафима. — Может и дорогая. Оклад у нее был, как сейчас помню, позолоченный, с камушками блестящими, или со стеклышками, пойди, разбери.

— Бабушка, а что с Грушей было? Родила она ребенка?

— Я думала, Катерина, вам это не интересно.

— Лично мне очень даже интересно! Просто Дэн бесчувственный, словно Терминатор, он только про деньги думает.

— Тогда слушай. Не знаю, помогли Груше молитвы, или просто с самого начала так было предначертано, но однажды почувствовала она, что носит под сердцем ребенка. То-то обрадовалась! Да только недолгим счастье оказалось. Не успел ребеночек на свет божий появиться, как сиротой стал. Груша на седьмом месяце беременности ходила, когда муж ее Сергей погиб. Пропал парень ни за что, ни про что — он комбайнером был, в поле работал, а тут вдруг гроза непонятно откуда налетела. Никто ничего понять не успел — ударила молния в комбайн и все, нет человека. Аграфена едва руки на себя от отчаянья не наложила, да только на этом свете ее долг удерживал — должна она была родить ребенка, их с Сергеем продолжение рода. И родила. Радость горе потеснила, жизнь потихонечку налаживаться начала, но, видно Аграфену злой рок преследовал или проклятие, не смогла она уберечь свою любимую дочурку. Шесть лет они прожили душа в душу, а потом беда грянула. Девочка в огороде копалась и руку поранила. Ссадина вроде бы пустячной была, никто на нее внимания не обратил, но малышка заболела столбняком и умерла.

— Умерла?! Насовсем? — по-детски переспросила Кэт, тараща глаза, чтобы сдержать столь неуместные (поскольку, с ее точки зрения они являлись проявлением слабости) слезы.

— Насовсем. Аграфена сочла, что она одна виновата в смерти своего ребенка, поскольку случилось все по ее недосмотру. Хотела в монастырь уйти, но передумала, иначе поступила. Как-то поутру взяла она с собой икону, вышла из дома и зашагала в сторону леса, ни на кого внимания не обращая. Больше ее не видели.

— И куда же она делась? — вновь оживился Дэн.

— Все думают, что Груша на болота пошла и утопилась. Места это гиблые, уж больно коварна топь. Много людей там погибло — иные за клюквой пошли, иные заблудились, но все в трясине сгинули. Так и исчезла сестренка моя на веки вечные.

— С иконой? — невозмутимо уточнил Дэн.

— С иконой, — сухо откликнулась бабушка Серафима, и первой поднялась из-за стола, давая понять, что разговор окончен.

Небо над темной полосой леса порозовело, а облака сделались фантастическими островами, разбросанными по спокойной глади воздушного океана. Изогнувшаяся в виде подковы речка, тихонько плескалась у самых ног, нежно лаская песчаный берег. Старая ива склонилась к воде, рассматривая свое отражение. Димка мрачно посмотрел на всю эту красоту — каждые ночные посиделки оборачивались для него семейным скандалом. Отцу было на все наплевать, даже когда он не пил, а мама всякий раз драла непутевого сына за уши, ругалась, но ничего не могла изменить. Почти каждый вечер Димка все равно садился на свой старенький велосипед и ехал к месту сбора «стаи» — поляне в излучине реки, протекавшей неподалеку от Колываново.