Ястреб халифа - Ксения Медведевич

В ответ на непонимающий взгляд командующего халиф пояснил:

— Самийа связан словом. Он не может их убивать. И на нем долг повиновения — на время пути. Прикажи им забрать у нерегиля меч — и замотать ему голову накидкой.

— Замотать… голову? — ошалело переспросил Сардар аль-Масуди.

— Да, — прищурился Аммар. — Чтобы крыльями больше не хлопал.

Разворачивая коня, халиф увидел: тварь остановилась как вкопанная.

Я тебя не боюсь.

На таком расстоянии Аммар не мог разглядеть лица. Но в груди сдавило так, что он был уверен: нерегиль злобно, паскудно улыбается.

Жди!

Ну что ж, вот оно, место их поединка. Смаргивая капли дождя, Аммар запрокинул голову, разглядывая все, словно в первый раз. Или в последний — непрошено свистнуло в голове, но молодой халиф прогнал эту мысль.

В Масджид[2]-Ширвани вела лестница из четырех высоченных ступеней. Лестница поднималась между двух каменных стен — идущему к бронзовым дверям приходилось углубляться в тоннель из тесаного камня. В проходе могли разъехаться два всадника, но сейчас между булыжниками кипела дождевая вода, скользили листья из разоренных ветром садов. Казалось, что стены сдвинулись и между ними стемнело.

Черно-фиолетовое небо лежало прямо на низком тяжелом куполе, с остроконечной арки портала потоком лилась вода. Серый камень стен лиловел в мрачных отсветах неба, струи и разбивающиеся о карнизы капли дождя стерли для человеческого глаза резьбу над входом. В сгущающейся гулкой тьме ливня плиты под ногами казались черными. Большой вход уходил в небо отвесной стеной, с которой на ступени хлестала вода.

Вытерев лицо и опустив голову в тяжелой мокрой чалме, халиф вошел в каменный коридор.

Оба мага ожидали Аммара внутри дома молитвы: два бледных профиля над золотой парчой раскинувшихся по полу мантий, — а между ними на высоком каменном столе вместо Книги Али лежал свиток Договора. Деревянные ручки держали его развернутым. Рядом виднелась рукоять большой государственной печати — и красный шелковый шнур, который должен был скрепить сургучный оттиск.

Первым заговорил лаонец:

— Мы знаем, что нерегиль не дал своего согласия на клятву верности. Сегодня ночью вы вступите в поединок.

Стены и ведущие из Двора Звездочета выходы маги уже опечатали своими колдовскими бумажками, сплошь изрисованными хвостатыми буквами и жутковато глядящими изображениями широко открытого глаза. Теперь, войдя во двор перед масджид, нерегиль не сможет его покинуть — даже если захочет.

Сейчас Дворе Звездочета не осталось ни души — Яхья потребовал выставить оттуда всех его обитателей: картографов, писцов, своих домочадцев — всех до последнего невольника. Даже страже было велено стоять на стенах — но ни в коем случае не спускаться вниз. И, конечно, ни под каким предлогом не подходить к дому астронома с куполом обсерватории. И уж тем более держаться подальше от Масджид-Ширвани. Не спускаться, не подходить, не ступать на камни — что бы они ни услышали и ни увидели.

— У нерегиля есть три ночи, до первых петухов, — кивнул Аммар. — Вы мне уже рассказывали.

— Это… тяжелый Договор. Плохой. Потому что бессрочный, — снова покачал золотистой головой лаонец.

Тяжелое навершие заколки у него на затылке заискрилось, переливаясь под огоньком ближайшего светильника.

— К делу, Морврин, — металлически звякнул голос аураннца.

Аммар внутренне подобрался: сумеречник явно не мог решить, кого он больше ненавидит, людей или своих лаонских сородичей — такая в этом голосе звенела ненависть. Впрочем, ему говорили, что эти двое не убили друг друга лишь по чистой случайности.

Однако лаонец, словно ничего не заметив, согласно кивнул. И сказал:

— Я обязан повторить тебе снова. У нерегиля есть три ночи. По условиям магического поединка ты должен выйти и встретиться с ним лицом к лицу. Твой противник не имеет права отводить глаза и захватывать разум. Но он имеет право запугивать тебя. Словами. Видениями. Вопросами. Кроме того, нерегиль имеет право вызвать любых союзников — правда, они тоже должны соблюдать условия поединка. А еще он не имеет права врать. Все, что ты услышишь в эти три ночи, есть чистая правда. Ты сможешь задать любые вопросы — и получишь на них нелживые ответы. Это плата за то, что тебе придется открыть двери и выйти к нему. А он будет рваться сюда, чтобы дотронуться до этого свитка, — лаонец постучал длинным, покрытым золотой краской ногтем по пергаменту Договора.

Аммар кивнул, показывая, что все понимает. Золотоволосый маг продолжил:

— Тебя защищают три печати Али — перед входом в каменный коридор, перед ступенями лестницы и перед дверью. А нерегилю нужно преодолеть их, чтобы войти. Помни — отступив за охраняемую печатью черту, ты приглашаешь его за собой. Он пойдет на любые уловки, чтобы заставить тебя сделать этот шаг назад. Помни, что последний шаг может оказаться для тебя гибельным.

Аммар снова кивнул. Лаонец продолжил все тем же бесстрастным металлическим голосом:

— Помни — он не должен дотрагиваться до свитка с Договором. Как только он наложит руку на свиток — ты проиграл. Но если на третью ночь, ко времени, как закричит первый петух, Договор не попадет к нему в руки, — он твой.

Затем оба мага поклонились — одновременно, как это они умели. Подобрав длинные парчовые полы, сумеречники неспешно удалились в черноту михраба[3] — под золотой стрелой, указывающей направление молитвы, за стены масджид уводил тайный ход.

Заскрипели, распахиваясь, наружные двери, вошел мокрый и несчастный Яхья.

Аммар молча сел на пол.

Его старый наставник горько вздохнул и отдал земной поклон.

— Помнишь, ты рассказывал мне сказку о рабе, который раз в год говорил большую ложь? Помнишь, о Яхья? — тихо спросил Аммар.

Астроном лишь снова вздохнул в ответ.

— Почему ты не сказал мне правду? Почему не сказал, какое это чудовище?

Яхья улыбнулся и сказал:

— Мое молчание было не целой ложью, о мой халиф. Это была половина лжи — как в той сказке. Какой смысл в правде, о мой повелитель, если в эти три ночи нерегиль все равно не сможет пользоваться своей волшебной силой в полной мере?

— Ты помнишь, что сказал хозяин тому рабу в ответ?

— «Это не половина лжи, это бедствие из бедствий», — вздохнул Яхья.

Аммар поежился — внутри масджид холодало. На стенах горели плошки светильников — окна потухли с началом ливня, их щели затянуло серой пеленой неурочной непогоды. Снаружи шипел, бурлил и стучал дождь.

— Скоро ночь… — пробормотал он.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});