Ранним воскресным утром. Пёрл-Харбор. 1941 - Барри Дененберг

По мне, так лучше бы он кричал «ВЫЙДИ ВОН». Папа относится к тому типу людей, которые могут убить вас своей добротой.

Его статьи всегда выглядят красиво и аккуратно, когда он только начинает писать. Ко второму дню он исписывает все поля неразборчивым почерком; к третьему дню вычеркивает одно, обводит другое и рисует стрелки, показывающие, где, по его мнению, должны быть разные фразы. Когда никто, кроме него, не может разобрать, что он написал, пора читать статью маме (он всегда меняет то, что, по маминому мнению, звучит неправильно). После этого статья готова к окончательной перепечатке (папа печатает ужасно, двумя пальцами), и это значит, что он утонет в море скомканных листов белой бумаги на следующие двадцать четыре часа (по меньше мере) и не будет есть и пить ничего, кроме кофе.

Понедельник, 17 ноября 1941 года

Оаху, Гавайи

Первый раз в жизни мне нужна помощь в школе. Каждый раз, когда мы переезжаем, становится все труднее, потому что я много пропускаю, и теперь, когда я в шестом классе, учиться становится очень тяжело. (В прошлом году был первый раз, когда я не стала круглой отличницей из-за этой глупой пятерки с минусом по естественным наукам, благодаря мистеру Гулду, лучше известному как мистер Упырь.)

С естественными науками у меня беда. С историей, математикой, английским и социальными занятиями все в порядке. Но естественные науки, которые здесь проходят, отличаются от того, что я изучала раньше, и мне действительно нужна помощь.

Кейм сказала, что в среду после школы мы можем вместе пойти к ней домой, а потом моя мама забрала бы меня после обеда.

Мама сказала, это значит, что Кейм приглашает меня на обед и было бы грубо отказаться.

Одна из мам в классе позвонила маме и спросила, не хочет ли она вступить в союз родителей и учителей. Мама ответила, что мы все еще устраиваемся на новом месте, и как только мы «распакуем вещи», она «вернется к этому вопросу». Мама говорит одно и то же в каждом городе, куда мы приезжаем.

Вторник, 18 ноября 1941 года

Оаху, Гавайи

Мама забрала нас после школы, как обычно, но сюрпризом оказалось то, что мы с папой ехали в «Гавайский книгообмен» (мама везла Энди на его первое собрание бойскаутов).

Папа праздновал, потому что закончил свою статью. Почти все события папа празднует, покупая новые книги. Он неуютно себя чувствует в новом городе до тех пор, пока не найдет «приличный» магазин, где перепродают старые книги. В одном таком магазине он познакомился с мамой. Когда папа учился в колледже, он работал часть дня в магазине, где продавали старые книги. Мама пришла туда в форме медсестры — она была медсестрой, пока не родился Энди, — и, стоя на цыпочках, пыталась достать кулинарную книгу с очень, очень высокой полки — мама довольно маленькая. Тогда-то папа и начал охотиться на свою добычу. Он быстро достал книгу с полки, сдул воображаемую пыль и сказал: «Эл Биллоуз, к вашим услугам». (Вот почему меня назвали Эмбер, а Энди назвали Энди. Маму зовут Энн, и поскольку папу зовут Эл, то всем нужно было дать инициалы Э. Б.) Потом он торжественно вручил ей книгу, и они говорят, что все остальное — история.

«Гавайский книгообмен» мистера Пула — очень пыльный и темный магазин; это именно то, что папа имеет в виду под словом «приличный». В магазине должно быть не меньше миллиона книг, и чем больший там беспорядок, тем лучше. Должно быть, не меньше миллиона книг было только на одном балконе. Хотя я не поднималась туда, потому что мне показалось, что он вот-вот обрушится.

Папа и хозяин магазина действительно понравились друг другу. У хозяина были растрепанные седые волосы, которые торчали во все стороны и выглядели так, будто он их никогда в жизни не расчесывал; на его шее на шнурке висели очки, которые он никогда не надевал; он курил сигару, которую никогда не зажигал. Но его голос был полной противоположностью его виду. Он казался таким интеллигентным, был таким успокаивающим и мягким, что звучал тихо, как шепот.

От одного звука его голоса можно было поверить, что все будет хорошо.

Обычно папа любит, чтобы говорил кто-то другой, но в этот раз папа говорил сам. Владелец магазина хотел знать, что люди «на большой земле» думают о войне, особенно люди в Вашингтоне.

Мистер Пул спросил, люблю ли я читать, и выглядел довольным, когда я ответила, что очень люблю. Он сказал, что в этом случае у него есть для меня приятный сюрприз, и исчез в одном из длинных, тускло освещенных проходов, разделявших бесконечные ряды книжных полок, которые высились от пола до потолка. Вернувшись, он вручил мне книгу «Секретный сад» и пожелал, чтобы она понравилась мне хотя бы наполовину так сильно, как понравилась ему.

Папа заплатил за свои книги, но мистер Пул не позволил заплатить за мою, показав на табличку, висевшую над его головой: «ДЕТИ ЧИТАЮТ БЕСПЛАТНО».

Папе так понравился хозяин магазина, что он спросил, не возражаю ли я, если мистер Пул пойдет с нами обедать. Я не возражала, я даже не знала, что мы собираемся обедать не дома.

Когда мы уходили, мистер Пул просто перевернул на двери табличку, у которой с одной стороны было написано «Открыто», а с другой «Закрыто», и мы отправились в город. Он предложил на трамвае поехать в его любимый ресторан, и там оказалось очень хорошо. Я съела две порции вкуснейших свиных ребрышек.

Нам было так весело вместе (когда папе по-настоящему нравится какой-то человек, что бывает крайне редко, то он ему очень нравится), что мистер Пул пошел с нами в кино.

Папа любит ходить в кино, и я тоже. (Мама предпочитает читать, а Энди предпочитает играть в бейсбол.) И папа любит Чарли Чаплина, поэтому мы пошли на «Великого диктатора» в «Княжеский театр».

Мы с папой предпочитаем ходить в кино днем, и оказалось, что мистер Пул тоже. Мистер Пул сказал, что ходить в кино днем лучше, потому что в зале не так много людей, чтобы они могли испортить удовольствие своими разговорами. А еще он сказал, что забавнее ходить в кино днем потому, что «это так классно», — он подмигнул мне, когда говорил это.

Чарли Чаплин был очень, очень смешным, особенно когда изображал Гитлера. Хотя я не понимаю, как все могут смеяться над человеком, которого считают таким ужасным.

Среда, 19 ноября 1941 года

Оаху, Гавайи

У Кейм очень красивый дом. По саду гуляли два павлина.

Стены увешаны фотографиями и разными предметами. В гостиной висит портрет человека, который выглядит, как король Японии, и еще два меча, один длинный и один короткий. Кейм сказала, что это мечи самураев и что ее предки в Японии были воинами-самураями.

Когда мы сели ужинать, я с удивлением обнаружила, что вилок нет, а есть только палочки для еды. Я понятия не имела, что с ними делать. Все, включая двух младших братьев Кейм, смотрели на меня так, будто ждали, что я совершу какое-то чудо, — то есть возьму эти палочки и буду ими есть.

Кейм поняла, в чем проблема, и достала из ящика вилку и ложку. Теперь у меня оказались приборы, которыми я могла пользоваться, и, казалось, это послужило неким сигналом к началу ужина, все начали передавать по кругу еду.

Передавали миски с дымящейся лапшой, большие плоские блюда с рисовыми лепешками, маленькие тарелочки с сушеными кальмарами, темпурой и тофу, о которых я даже не слышала раньше. Тофу, японский творог, оказался вкуснее, чем я ожидала, мягкий и бархатистый, как заварной крем, хотя далеко не такой вкусный.

Кейм объяснила, что тофу делают из молотых соевых бобов, видимо надеясь, что мне это о чем-нибудь скажет.

Мистер Арата спросил, как мне нравится на Гавайях, и я ответила, что, хотя я здесь совсем недолго, мне тут вполне хорошо. (Ненавижу, когда говорят «вполне хорошо».) Он сказал, что Гавайи это tenjiku, что значит «восхитительное место». Мистер Арата — владелец компании, которая импортирует чай.

После ужина он играл на самисен — трехструнной японской гитаре, и все (кроме меня, конечно) пели японские песни. Хотя я и не могла петь вместе с ними, мне было хорошо, потому что у Кейм очень милая семья.

Потом мы с Кейм сидели в ее комнате и ждали, когда меня заберет мама, и Кейм сказала, что ее мать не говорила за ужином, потому что в традиционной японской семье женщина всегда должна подчиняться мужчине.

Она сказала, что у японцев есть поговорка: «Нет благополучия в той семье, где курица кукарекает». Это значит, что женщины молчат, а мужчины командуют.

Кейм так говорила, будто считала, что должна мне это объяснить.

Она спросила, какая у меня семья — традиционная или современная. Я никогда об этом не думала. Не сомневаюсь в одном: папа не командует в нашей семье, но не знаю, говорит ли это о том, что наша семья традиционная или, наоборот, современная. Одно я точно знаю о нашей семье: мы сильно отличаемся от большинства семей.

Кейм сказала, что в ее семье больше заботятся о ее братьях, потому что японские родители хотят, чтобы у них рождались только мальчики.