О дохлой кошке и живых котятах - Марина Бутовская

– Эти традиционные культуры вообще к женщинам несправедливы, – заметила Аля. – Это мне папа сказал. Наверное, просто мужчинам жалко отдавать женщинам вкусную еду. Ну и не надо. – И Аля отодвинула тарелку с сосиской.

– Возьмем с собой. Захочется есть – съедим. – И Михи, завернув сосиску в салфетку, сунула ее в карман. Туда же пошел и хлеб, оставшийся от завтрака. – Михи подмигнула: – Папуасы не оставляют еду!

Родители Михи и Алин отчим были увлечены каким-то научным разговором.

– Пап, можно на речку? – вмешалась Аля.

– Да, но не забудьте вернуться к обеду! – Отчим поцеловал Алю в макушку, и все разошлись: взрослые в конференц-зал, а девочки – к реке. Михи понеслась не по центральной аллее, которая вела к маленькому песчаному пляжу, а напрямик через кусты. Аля помчалась за ней. Неожиданно Михи остановилась:

– Аля! Мертвое животное!

– Где?

Михи принюхалась. Действительно, под кустом лежала мертвая кошка. Вид ее был ужасен. Аля никогда прежде не видела мертвых животных. Каждый человек помнит, как страшна эта минута, когда впервые открывается картина смерти.

Даже если это всего лишь воробей или кошка. Аля оцепенела.

– Надо ее зарыть, – решительно сказала Михи и тут же голыми руками очень ловко начала рыть яму.

Потом взяла труп кошки – Аля ни за что бы к нему не прикоснулась! – положила в ямку и засыпала землей и травой.

– Эта та кошка, которую загрызла собака. Мать наших котят. Наверное, собака утащила ее в кусты и бросила, – тихо сказала Аля.

– Все. Зарыли и пошли. – Михи обтирала руки о траву. – Ну, что ты стоишь?

И Михи понеслась к реке, а Аля поплелась за ней. Кошка не выходила у нее из головы.

– Давай поплывем на остров! – предложила Михи на берегу. Аля ни разу так далеко не плавала, но с Михи ей не было страшно. Та, хотя ростом была невелика, плавала отлично.

На острове Михи нашла пустое птичье гнездо, сказала, что птенцы уже вывелись. Потом девочки вернулись на берег и решили, что пора съесть сосиску.

– Мы ее пожарим на костре! – предложила Михи.

– Надо за спичками в пансионат сходить, я сбегаю! – И Аля встала, чтобы сбегать в номер за спичками. Но Михи ее остановила:

– Не надо. Я сама. А ты собери сухих веток.

Глава 6

Дикая культура и культурная дикость

Михи достала из кармана мешочек из грубой ткани. В нем лежало несколько плоских щепок с углублениями и гладкий колышек. Михи вставила колышек в углубление и стала быстро крутить его в ладонях. У Али дух захватило от изумления: это был древнейший способ разведения огня, которым пользовались первобытные люди! Неужели у Михи получится?

Довольно скоро от щепки начал подниматься дымок. Михи помогала огню разгореться, дуя на тлеющую щепку. Через минуту-другую Аля увидела язычки пламени. Михи ловко подкладывала в огонь сухую траву, мох и тоненькие прутики. Костер разгорелся, и девочки сели рядом на поваленное дерево. Аля совершенно забыла про сосиску. Но Михи не забыла. Она наколола сосиску и хлеб на тонкую веточку и обжарила. И все это она делала так умело, что Аля даже позавидовала. Хорошо быть папуаской!

В этот момент Аля забыла, что еще недавно она мечтала быть девочкой из племени масаи. Сегодня ей хотелось быть папуаской – она бы тоже умела разжечь огонь без спичек!

Они быстро съели свой «шашлык». Михи посмотрела на догорающий, почти не видимый на солнце огонь и сказала Але:

– Папуасы очень уважают огонь.

– Уважают? Как это? – спросила Аля.

Понизив голос до шепота, Михи сообщила:

– Когда у папуасов кто-нибудь умирает, его тело сжигают, а пепел родственники добавляют в специальную поминальную еду.

– Врешь! – изумилась Аля.

– Нет, я была на похоронах и ела такую еду с пеплом.

Михи не шутила, лицо ее было серьезным и даже строгим.

– Но это отвратительно! Это противно! – воскликнула Аля. Ей показалось, что ее сейчас вырвет только что съеденной жареной сосиской.

Михи укоризненно посмотрела на Алю:

– Нисколько не противно. Так выражают уважение умершим родственникам, принимают в себя частичку их тела.

– И нельзя отказаться? – ужаснулась Аля. Ей уже не хотелось быть папуаской.

– Нельзя. Предки обидятся и не будут помогать.

Аля задумалась. Костер догорел. Михи взяла горстку золы.

– Ты в это веришь? Что предки помогают после смерти? – спросила Аля.

– Папуасы все так считают, – пожала плечами Михи.

Культ умерших

Похороны в каждой культуре отражают представления людей о загробной жизни, о посмертном существовании, о возможности прихода умершего человека вновь на Землю в новом качестве. Отношение к покойнику часто оказывается двойственным: о нем скорбят, продолжая горячо любить и желая постоянно ощущать его присутствие рядом, и одновременно могут отчаянно его бояться. Поэтому в большинстве культур в древние времена кладбища даже выносились за пределы города. Однако в традиционной абхазской культуре, например, близких родственников могут хоронить прямо в саду около дома. По традиционным представлениям абхазов, душа умершего окончательно покидает наш мир лишь через год после смерти. Тогда устраивают пышные поминки – считается, что именно в этот день душа покойного окончательно прощается с близкими. На поминках собираются его родственники и друзья. Им полагается много шутить и смеяться, чтобы устроить душе усопшего приятные проводы, а в конце поминок разыгрывается особое шуточное представление.

В традиционных обществах привязанность между родственниками проявлялась при жизни в том, что они стремились селиться поблизости друг от друга, а после смерти желали и лежать рядом. Так возникали родовые погребения. Родовые усыпальницы порой достигали колоссальных размеров и соперничали по роскоши убранства с домами живых, а иногда были даже роскошнее. Быть захороненными вместе считалось преимуществом – только близкие родственники могли претендовать на это право. У малагасийцев, жителей Мадагаскара, по этому поводу имелось специальное выражение, указывающее на близкое родство: «Мы с тобой люди одной могилы».

У везу, одной из народностей Мадагаскара, когда кто-нибудь умирал, родственники начинали шумно его оплакивать. На этот плач приходили соседи. Когда у дома собиралась большая толпа, покойника выносили из хижины, при этом хлопали в ладоши и пели хвалебные песни в его честь. Многие танцевали под барабаны. Пение и танцы продолжались всю ночь. Мужчины тем временем выдалбливали в двух стволах деревьев углубления для тела покойного. Утром труп помещали в один из стволов, накрывали другим и несли хоронить под плач и горестные вопли родственников. В день похорон сжигали хижину, где умер покойный, и его личные вещи, поскольку считалось, что усопшему будет неприятно, если кто-то станет пользоваться его имуществом. В знак траура через неделю после похорон родственники усопшего одевались во все черное и расплетали волосы. Мужчины не могли бриться или остригать волосы на протяжении всего траура, который мог длиться годами, если умер самый близкий родственник или супруг.

Некоторые народы далекого прошлого, к примеру, неолитическое население лесной полосы Восточной Европы, по-видимому, очень боялись усопших. Чтобы те не смогли воскреснуть и выйти из могил, их связывали или перед захоронением отсекали им стопы.

Похоронные обряды и ритуалы у многих народов исключительно сложны и требуют огромных затрат. В Древнем Риме похороны стоили целых состояний, а иногда и человеческих жизней.

Древние римляне верили, что, умирая, люди превращаются в божества. Они называли покойников богами Манами, Ларами или Гениями. Могилы, в сущности, являлись храмами погребенных божеств. Не случайно на них часто встречалась надпись «царство Манов». Перед могилами всегда воздвигались алтари для жертвоприношений. Считалось, что покойник является божеством-покровителем для своих близких. Представлялось, что умерший принимает деятельное участие во всех мирских делах. К нему обращались за помощью и защитой, а усопший, как полагали, любил тех, кто приносил ему на могилу пищу и напитки. Если же родственники по каким-либо причинам переставали «кормить» умерших, те вскоре выходили из могил, и в ночной тиши люди слышали наводящие ужас вопли. Голодные духи насылали на родственников болезни и бедствия и не оставляли живых в покое до тех пор, пока те не начинали вновь носить пищу и возлияния на могилы.

Вечером Аля рассказала отчиму все то, что поведала Михи о папуасских похоронах. Аля немного надеялась, что отчим рассмеется и скажет, что все это чушь – ее надули как маленькую.

Он кивнул:

– Михи сказала правду. Она нисколько не старалась тебя разыграть. У многих племен Новой Гвинеи культ почитания усопших включает в себя и ритуальное поедание покойника. Иногда и не только пепла. У форе, племени, которое живет на Восточном Нагорье Новой Гвинеи, до начала XX века сохранялась ритуальная трапеза, при которой поедались кусочки мозга умершего. А у другого новогвинейского племени, якай, развит особый культ почитания предков. Они высушивают труп усопшего в хижине у огня или подвешивают между деревьями, завернув в циновки, пока мягкие ткани не разложатся. Мумию усопшего, или его мумифицированную голову помещают в особую хижину поблизости от дома и регулярно наведываются туда с подношениями – приносят пищу, цветы или украшения. Иногда голову умершего украшают цветной глиной, ракушками и камешками.