Удачная охота - Павел Кузнецов

Сам участок границы Веронской империи с альтами расположился не с севера, где мне довелось провести пять лет своей жизни, а с восточной стороны. В этих местах граница носила при ближайшем рассмотрении крайне условное протяжение, чётко видимое лишь на бумажных картах. На самом деле здесь властвовали не веронцы и даже не альты, а безраздельно правил бескрайний лес. Наши форты терялись в его громаде одинокими сиротливыми зубами, окружая себя небольшими по меркам леса проплешинами, да и располагались они гораздо реже, чем на севере. Что бы ни говорили про альт, но угрозы с их стороны Император почему-то не ждал. Об этом наглядно свидетельствовал и характер службы местных гарнизонов: ни о какой постоянной готовности пойти на смерть не могло быть и речи в виду отсутствия реального осязаемого врага. Местные пограничники просто патрулировали территорию, контролировали пару торговых трактов, связывающих города альт с веронскими обжитыми территориями, да тихо бесились от безделья. Поэтому на восточный рубеж отправляли либо совсем уж негодных бойцов, либо бойцов, нуждающихся в отдыхе после серьёзных ранений. Бывали, конечно, и исключения, которые, впрочем, лишь подтверждали общее правило.

И вот теперь, после недели пути, я, наконец, увидел свою цель.

Всю дорогу я старался держаться подальше от людей, не желая общаться по мелочам, нацелившись провести свой отпуск в уединении. Даже когда спал практически под самыми стенами фортов, предпочитал скрываться от настойчивого внимания патрулей. Конечно, подобное поведение требовало «дозорного» образа жизни, который гвардейцы вели в дальних дозорах, питаясь подножным кормом или дичью и засыпая на голой земле, но особого дискомфорта я при этом не испытывал. Еды вокруг хватало, да и сам по себе сон на земле был для меня привычен, причём настолько, что я мог обходиться вообще без подстилки, хотя этого по понятным причинам и не любил. Хорошая подстилка дарит поистине королевский комфорт, выигрывая не только у сна на голой земле, но и у сна на казарменной кровати.

Всю дорогу я не спешил расслабляться: отпуск отпуском, однако орки и прочие неприятности не будут разбираться, на службе я или нет. Уверен, что даже найденная в кармане остывающего трупа подорожная не вызовет у этих существ и тени сожаления о совершённом убийстве находящегося не при исполнении гвардейца. Теперь же у меня появился уникальный шанс немного расслабиться.

Окинув своё состояние внутренним взором, я вынужден был признать, что оно ничем не отличается от привычного. Никаким чувством покоя или даже намёком на расслабленность и не пахло. Возможно, это чувство придёт позже, когда я убью первого лесного обитателя и буду сидеть у костра, поедая свежее мясо и умиротворённо запивая его хорошим вином из фляги. На грани же сознания сновала предательская мысль, что я просто не способен расслабиться в силу многолетней дрессировки сначала опытными наставниками, а последние годы — реальной опасностью. Не то, чтобы мне надоело это чувство натянутой жилы, просто в глубине души мне всегда хотелось попробовать пожить, как нормальные люди. Нет, я вовсе не собирался делать это новое для меня состояние образом жизни, но просто хотел почувствовать, ради чего живут другие. Те, у кого нет гипертрофированного чувства долга, кто не привык постоянно быть на стороже и убивать, как дышать. Так жило большинство, ради которого я, собственно, и жил, ради которого терпел лишения, рисковал, убивал. Моя задача была — уберечь моих соотечественников от любого проявления врага, но в чём была задача этих самых соотечественников, я просто не знал. Вернее, не так. Теоретически, по рассказам обывателей и сослуживцев, я имел некоторую картину жизни в империи, знал мотивы различных категорий людей, слышал о семейном счастье, радости отцовства и материнства, радости заниматься любимым делом, создавать шедевры; строить дома и целые города. При этом я не был и наивным юнцом, зная о подлости и коварстве людей, о том, что они стараются улучшить своё положение за счёт соотечественников. Знал о грызне за власть влиятельнейших родов империи, о преступности в больших городах. Но обо всём об этом я только знал. Жизненный опыт ясно говорил, что только знать мало, нужно ещё и прочувствовать, познать на своей собственной шкуре, чтобы понимать. Так, рядовому обывателю сложно оценить образ жизни пограничника и воина вообще, даже если он смутно знает кое-что о нём.

Я был от природы человеком чрезвычайно любознательным и сообразительным, поэтому меня буквально тянуло к новому, хотелось что-то сделать в жизни кроме профессионального убийства врагов империи. Я также не брезговал брать на себя ответственность в критических ситуациях, находя в решении нестандартных вопросов подлинное душевное удовлетворение. Но единственное, в чём я реально мог постоянно совершенствоваться и полностью проявлять себя, был мечный бой. И я с подлинным упоением погружался в него с головой, отдавал ему всё свободное время, буквально выматывал инструкторов, не говоря уже о боевых товарищах. Я мог работать с любым количеством противников, с любыми мечами, причём как в паре, так и единичными; имел я и навыки работы другими видами оружия, но изучал их исключительно с точки зрения противостояния мечом бойцу с таким оружием. Поэтому слыл среди своих подлинным мастером боя, даже инструкторы часто расписывались в полной беспомощности противостоять мне. Но мечный бой — не единственное, к чему я испытывал тягу в жизни; мне ещё предстояло многое понять, прочувствовать и усвоить. И этот дарованный Императором месяц я намеревался провести в глубоких медитациях, обдумывая прожитую жизнь и строя реальный план своего будущего. Именно это было реальной целью моего отпуска и моего уединения, охота и одиночество были лишь одними из условий эффективного самопознания. Одновременно требовалось подумать над некоторыми приёмами мечного боя, возможно, разработать новые связки, опробовать особенно заковыристые из моих собственных наработок. Меня ждали целые дни спокойных вдумчивых тренировок, без постоянной готовности сорваться с места и пойти убивать или умирать.

Чувство умиротворённого спокойствия пришло ко мне лишь по истечении недели глубоких медитаций, вдумчивых тренировок и охоты. Оно пришло не возле костра, как я думал изначально, а наступило вместе с пониманием того, что именно я здесь, в этом участке леса, являюсь самым сильным хищником. Откровение это возникло после того, как я мечами зарубил попытавшегося напасть на меня медведя. Вроде бы ничего в этом не было особенного, даже следовало бы не успокаиваться, а, напротив, насторожиться. Ведь вокруг полно диких хищников. Да, не спорю, просветление было вызвано крайне противоречивым событием, но оно, тем не менее, произошло. Первые нестандартные мысли посетили меня во время снятия медвежьей шкуры, вместе с ними пришло и чувство лёгкости. Теперь я знал, что не буду диким зверем вскакивать от малейшего шороха, что-то в голове перевернулось и встало на место. Теперь я подорвусь, только если опасность будет достаточно сильной.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});