Тайные операции военной разведки - Михаил Болтунов

Однако мечты его никак не могли осуществиться. Комэска Шпончиков был непреклонен, он наотрез отказывался взять с собой в боевой полет техника старшего сержанта Глухова.

Откровенно говоря, Владимир, случалось, терял надежду на осуществление мечты. И вот неожиданно Шпончиков смилостивился и теперь кричал ему на ухо:

– Володя, давай, шустрее, занимай место стрелка.

Глухов почти не помнит, как они взлетели, прошли низко над землей. Его еще поразило: там, внизу, разбитые дома, горящие кварталы города. Такое впечатление, что горело все вокруг.

Самолеты поднялись выше, и он сразу увидел немецких стервятников. Тройка «мессеров» заходила со стороны солнца. Судя по всему, фашисты уже разглядели советские «Илы» и теперь готовились к атаке.

Глухов приготовился к стрельбе, выцелил крайний левый «мессер», и тут их самолет словно стал падать в яму. Глубокую, отвесную. Это потом, позже, Владимир понял, что комэска Шпончиков тоже увидел вражеские истребители и бросил самолет в пике. Но это было потом. А в первую секунду Глухова резко приподняло и швырнуло вниз, он опустился на парашютную лямку, на которой сидел, но та не выдержала веса и лопнула. Владимир, падая, ухватился за гашетку пулемета и дал длинную очередь.

Немецкий истребитель пролетел над ними целым и невредимым, а когда они вышли из пике, Глухов увидел, что сам, из своего же пулемета «рубанул» по собственному хвосту. Пули попали в противовес, перебили передний лонжерон, трос поворота. Тут уж не до боя, вернуться бы домой.

Комэска Шпончиков запрашивает: «Володя, ты живой?» Живой-то он живой, но от такого позора готов сквозь землю провалиться. Хотя до земли было далеко и с такими повреждениями на нее еще надо сесть.

Три раза комэска Шпончиков заходил на посадку. Дважды неудачно, на третий раз с трудом приземлился.

Встревоженный командир полка примчался к ним на полуторке:

– Что случилось, ребята?

Шпончиков выпрыгнул из кабины, спустился на землю, осмотрел хвост:

– Вот сукин сын, фашист, засадил нам…

В это время техник Глухов, сгорая от стыда, говорит сверху, из кабины стрелка:

– Леонид, да это я сукин сын. По своему хвосту засадил.

А комполка, слушая диалог пилота и горе-стрелка, только головой покачивает, да ладонью подзывает к себе Глухова, чтобы сказать ему пару ласковых слов.

Но, как говорится, не бывает худа без добра. Техник Глухов потом трое суток не вылезал из-под самолета, а командир полка приказал усилить ту самую лямку, что оборвалась под Владимиром. И стрелки больше не падали в кабине и по собственным хвостам не били.

Таков был его первый и… последний вылет. Он помог понять молодому технику свое истинное место в боевом строю. Каждый должен делать свое дело: пилот – летать, а механик держать в исправности боевую машину. Однако легко сказать, да как непросто сделать, если, например, на дворе минус двадцать пять и смазка густеет, двигатель клинит. Не чувствуя пальцев рук, приходится вскрывать броню, промывать, смазывать кожух тяги газа, чтобы двигатель давал нужные обороты.

При этом надо не забывать поглядывать в небо, ибо в любой момент могли появиться вражеские «Юнкерсы» или «Мессершмитты». И тогда главное успеть юркнуть в отрытую на стоянке самолета щель, переждать налет, и опять за дело. Это если, конечно, налет прошел удачно. Но такое случалось не часто. Обычно приходилось менять пробитые осколками бомб колеса самолета, латать поврежденные рули, другие детали.

Как-то, помнится, у одного из самолетов в ходе боя оказалось сильно поврежденным хвостовое колесо. Восстановить деталь было невозможно, а замену найти еще труднее. И тогда Глухову пришла в голову неожиданная мысль: что, если вместо колеса выстругать лыжу. Деревянную лыжу.

Механики поддержали «рационализаторскую» идею, вырубили в лесу березу и изготовили лыжу. К общей радости, самолет взлетел и, что главное, вернувшись из боя, успешно сел. Так и летал с лыжей до самой весны.

Много чего было за эти боевые месяцы: расскажи теперь – и не поверят. Прилетел комэска после одного из вылетов, он, как авиационный механик, оглядел самолет и обнаружил пробоину в крышке верхнего люка двигателя. Люк открыл, а дальше обнаружил повреждение карбюратора. С повреждениями все было ясно, оставалось только ответить на вопрос: чем так разворотило крышку и карбюратор?

Что ж, пришлось сбросить комбинезон, гимнастерку и залезть поглубже в развал блоков двигателя. Каково же было удивление, когда он нащупал и вытащил на свет 45-миллиметровый неразорвавшийся немецкий зенитный снаряд. К самолету сбежались механики, потом летчики, и, разглядывая снаряд, все пришли к единому выводу: комэска родился в рубашке. Взорвись эта штука внутри двигателя, и последствия были бы самые печальные.

Вот так и жили, воевали, гнали врага на запад. Старший сержант, а потом и старшина авиационно-технической службы Владимир Глухов участвовал во взятии Варшавы, а позже Берлина. День Победы встретил в 30 километрах от столицы Германии, в местечке Бухгольц. Оттуда их 567-й штурмовой Берлинский авиационный полк наносил удары по врагу.

…Его фронтовые воспоминания испуганно отлетели вместе с отвратительным лязгом тюремных запоров. Он открыл глаза. Вошел тюремщик с подносом в руках и поставил перед ним на стол завтрак.

Но Владимир Алексеевич к еде не собирался притрагиваться.

Он поднялся, умылся, присел к столу. «Что сегодня в меню у голландской контрразведки? Допрос? Ну что ж, к допросу мы готовы…»

Следователи не заставили себя долго ждать. Позвали. Усадили напротив. Опять посыпались дежурные вопросы о том, как он склонял к измене Лоджина.

Казалось, ничего нового – те же лица, те же вопросы. Но что-то изменилось. Что? Владимир Алексеевич заметил: следователи нервничали. Нервозность чувствовалась во всем – в поведении, в тональности речи. Куда-то исчезла учтивость и интеллигентность, вальяжный тон хозяев сменился раздражением, резкими, требовательными выкриками.

Потом, после освобождения, уже на родине, он узнает причины нервозности следователей – прокурор торопил контрразведчиков.

Арест генерального представителя Аэрофлота стал достоянием общественности, сообщения появились на первых полосах голландских газет. День проходил за днем, а власти не могли представить доказательств шпионской деятельности Владимира Глухова. Подозрения имелись, а вот фактов не было. Надеялись, что факты выбьют в тюрьме. Не получилось. И потому прокуратура настаивала – либо подтверждение, расследование и суд, либо свобода Глухову.

Но свободу давать не хотелось. Это же удар по имиджу спецслужбы. Во что бы то ни стало надо выбить признание у арестанта.

И тогда следователи пустились во все тяжкие. Они заявили Владимиру Алексеевичу, что сопротивление бесполезно, он изобличен как советский шпион.

– Это откуда такие данные?

– Ваша жена изобличила вас, – заметил сухощавый и торжествующе объявил: – Она и ваш ребенок находятся в наших руках.

Он пристально смотрел в лицо Глухова. Ждал реакции, испуга. Однако ни один мускул не дрогнул на лице Владимира Алексеевича.

– В то, что вы взяли в заложники мою жену и ребенка, верю. Вы меня избили и затолкнули в машину, не предъявив никаких документов, а уж с бедной женщиной и маленьким ребенком точно справились. Но вот то, что она сказала якобы, что я шпион, – ложь. Грязная ложь.

Это были его последние слова. Глухова вновь препроводили в камеру. А в камере?.. Полная свобода в четырех стенах. Делать нечего. Бить степ уже нет сил. Зато вспоминать никто не мешает.

…После победного мая 1945 года их полк перевели на север Германии – в Витшток. А вскоре в штаб полка пришла телеграмма: направить на учебу в Харьковское авиационное техническое училище одного человека.

Жребий пал на него. Владимир согласился. Хотелось учиться, ведь что у него за плечами – десятилетка да курсы усовершенствования. А тут военное училище. В июле 1945-го он уже был в Харькове, надел курсантскую форму. Занимался старательно, исполнял обязанность замкомвзвода.

Хорошо бегал на лыжах, стал чемпионом училища, потом и на городских соревнованиях занял первое место.

После окончания обучения ему присвоили звание лейтенанта и оставили в родном училище. Через два года училище преобразовали в высшее инженерное авиационное, и он вновь стал слушателем. Спорт не забросил: завоевал титул чемпиона округа, потом Украины по лыжным гонкам, успешно участвовал в первенстве Вооруженных Сил.

В 1954 году – выпуск. На мандатной комиссии ему объявляют: «Товарищ капитан, вы назначаетесь начальником ТЭЧ в истребительный полк на Сахалин».

Он пытался было сказать, что у него как у отличника право выбора, но его тут же осадили: приказ главкома ВВС не обсуждается.

Ехать на Сахалин не особо хотелось, но что поделаешь. Погрустили с женой, да и стали собирать чемоданы. Однако через день его вновь вызвали в училище к начальнику курса.