Засечная черта - Иван Алексеев

И тут на плацу появляется всадник, едва держащийся в седле, в кое-как застегнутом сикось-накось мундире, в шляпе, нахлобученной задом наперед. Он приближается к строю полка, и все узнают в нем того самого корнета, молодого сэра Генри. От него за милю разит вином, и — прошу меня извинить, леди Джоана! — женскими духами. Он тем не менее как ни в чем не бывало — еще бы! сын лорда Кемпфорда! — подъезжает к генералу, отдает честь и заплетающимся языком просит разрешения встать в строй.

Генерал, побагровев от гнева, взревел, как иерихонская труба: «Как ты... — Алиса, я все помню! — посмел напиться перед королевским смотром?!» А сэр Генри отвечает ему с видом оскорбленной невинности: «Ваше превосходительство! Я вовсе не пил вина! Мне его насильно влили в рот! Я мужественно отбивался! Глядите, все лицо исцарапано!»

Полковник оглушительно захохотал и как бы ненароком протянул руку к графину. Однако его попытка была пресечена на корню.

— Дорогой! Леди Джоана еще не пробовала нашей спаржи! — заявила леди Алиса. — Будь любезен, подай ей блюдо. К тому же Джоана и Ричард совсем не пьют. По-видимому, твое хваленое бургундское недостаточно выстоялось и пришлось им не по вкусу.

— Вовсе нет, Алиса, вино великолепно! — протестующе воскликнула Джоана. — Но ты же знаешь...

— Ах, да, конечно, — леди Алиса как будто только что вспомнила нечто связанное с Джоаной и спиртными напитками и обратилась к Разику: — Представляете, Ричард, когда Джоана с Майком, отбив флагманский фрегат у испанцев, неделю разыскивали в океане свою эскадру, у них на борту совсем не было воды и им приходилось пить только ром!

Полковник тяжело вздохнул, пробормотал что-то невнятное и потянулся было к графинчику, но леди Алиса решительным жестом пресекла его попытку.

— Дорогой, ты же не хочешь пробудить в леди Джоане кошмарные воспоминания? Раз никто не пьет... Доббинс, уберите графин.

Полковник проводил вожделенный сосуд печальным взглядом, и совсем было собрался загрустить, как леди Алиса с милой кокетливой улыбкой положила свою ладонь на его руку.

— Мой полковник! Ваше мужество и самоотверженность будут вознаграждены. Сегодня же. — Она слегка зарделась, потупила глазки.

Полковник расцвел и, собрав всю свою волю в кулак, опорожнил единым духом целый стакан чистой воды. Слава Богу, здоровье ветерана было все еще крепким, и его организм довольно легко пережил столь непривычную встряску.

Между тем добрая леди Алиса не оставила своих попыток развлечь гостей.

— Представляешь, Джоана, мне иногда в голову приходят странные смешные мысли. Например, я жалею, что с вами там, на флагманском фрегате, не было моего первого мужа, ныне покойного, — она набожно перекрестилась. — Бравого морского офицера. Уж он-то точно не испытывал бы никаких мучений, утоляя жажду исключительно ромом. Кажется, последний раз в жизни он пил воду за день до своего шестнадцатилетия и поступления в морской кадетский корпус.

Повисла неловкая пауза. Полковнику такого рода воспоминания, очевидно, не доставили ни малейшего удовольствия. Джоана также не пришла в восторг от шутки подруги.

— А отчего умер ваш первый муж? — желая выучить леди Алису и как-то поддержать беседу, невпопад спросил Разик.

— Увы! На одном из банкетов он отравился печеньем.

— Какая ужасная смерть!

Леди Алиса, желая во что бы то ни стало загладить свою неудачу и достичь желаемой цели, пошла а крайние меры и прибегла к последнему средству.

— А еще должна вам сказать, Ричард, что на том самом флагмане во время совершения своего героического подвига Джоана, вынужденная лазить по всяким там трюмам, была одета в очень легкий наряд... Ну да тут все свои. В общем, была наша красавица практически в неглиже. Джоана, нечего смущаться, ты, как древнегреческая богиня, совершила настоящий подвиг! Так вот, во время боя с испанским караулом, оставленным для охраны фрегата, Джоана в неглиже появлялась перед испанцами, чтобы отвлечь их и предоставить троим храбрым морским пехотинцам, среди которых был и наш горячо любимый Майк Русс, возможность внезапно атаковать врага с тыла. Насколько я понимаю, именно это и решило исход дела. В общем, Джоана — настоящая героиня, непорочная дева-воительница из рыцарских легенд... Но сейчас я хочу сказать не об этом.

Леди Алиса перевела дух после весьма рискованной части своего монолога и, убедившись, что подруга вовсе не обиделась, а оба офицера, и ранее осведомленные обо всей этой истории, нисколько не смутились, продолжила:

— Так вот, когда после возвращения эскадры об ее подвиге узнали у нас в Англии, это был фурор! Все светские дамы ринулись к адмиралу Дрейку с требованием немедленно включить их в абордажные команды с целью отвлечения внимания неприятеля. Некоторые даже попытались раздеться прямо на палубе флагманского фрегата, чтобы адмирал мог лично убедиться в смертоносности такого зрелища. Бедный адмирал! Адъютанты закрыли его своей грудью. Эти отважные юноши приняли удар на себя.

Наконец-то за столом раздался взрыв дружного веселого смеха. Оглушительно хохотал полковник, по-видимому, наглядно представивший страдания несчастных адъютантов. Смеялась Джоана, сбросившая груз напряжения последних дней и часов. От души смеялся Разик, оценивший веселый юмор весьма понравившейся ему доброй и остроумной маленькой леди. И, конечно же, смеялась заливисто и радостно сама леди Алиса, все-таки добившаяся того, чтобы из глаз ее любимой подруги Джоаны исчезла хоть ненадолго черная тоска и печаль.

Ужин закончился в непринужденной обстановке, и на следующее утро полковник и леди Алиса проводили своих гостей, хорошо отдохнувших, зарядившихся надеждой и бодростью, в тяжелое и опасное путешествие, конец которого был непредсказуем. Полковник, глядя вслед всадникам, уносившимся по дороге на Портсмут, долго вздыхал и теребил усы, а леди Алиса, помахав им на прощание рукой, направилась в часовню, где долго и истово молилась Господу, прося Его спасти и сохранить путешественников.

А на причале их провожал самый что ни на есть почетный караул, которым может похвастаться далеко не всякий адмирал: три сержанта флагманской морской пехоты и Олежа. Он был уже в соответствующем мундире, но даже самый большой размер, который с трудом разыскали на складах, оказался все же слегка маловат этому русскому богатырю. Молодой леший по-прежнему улыбался своей искренней и теплой, немного детской улыбкой и восторженно смотрел на леди Джоану, которой заочно восхищался весь Лесной Стан.

— Знаешь, Ричард, — сержант Паркс, на прощанье пожимая руку Разика, слегка задержал его ладонь в своей. — Мне почему-то кажется, что этот ваш Ольежа превзойдет и Фроула, и — страшно сказать — самого лейтенанта Майка. Такого славного парня я еще не встречал!

— Ну что ж, дорогие друзья! Надеюсь, мы с вами со всеми еще встретимся, а в особенности — с Олежей. А сейчас — прощайте... Вернее — до свидания!

Челн скользил по серой холодной воде стремительно и бесшумно. Лес, подступавший к самым берегам, поражал своей дикой первозданной суровостью. Темно-зеленые ели и лиственницы высились плотной непроходимой стеной на участках с хорошей почвой, а на болотах чахлые деревья с редкими кронами торчали, кренясь в разные стороны, навевая уныние и тоску. Эти неприятные чувства никак не могла побороть в себе Джоана, уже третий день путешествующая по запутанной сети рек и озер Русского Севера.

Флотилия из пяти челнов встретила их в устье довольно большой реки. Перегрузка людей и кое-каких товаров с борта судна, вернувшегося из Англии, не заняла много времени, и вскоре Джоана, сопровождавший ее Разик и другие дружинники двинулись под парусами и на веслах вверх по реке. Джоана ожидала, что вскоре лес, тянувшийся вдоль реки, закончится, покажется деревня или город, в котором они смогут переночевать, но на протяжении целого дня пути она не заметила ни малейших признаков пребывания в этом лесу человека, не говоря уж о каких-либо поселениях. «Дичь и глушь» — как скажет почти три века спустя русский поэт, причем даже не о северной, а о вполне центральной России. Впрочем, и сейчас, в наше время, на большей части территории бесконечной русской северной тайги и тундры мало что изменилось, если не считать изредка появляющихся в небе самолетов и вертолетов.

Джоана содрогнулась от мысли о том, что ей придется заночевать в этом жутком лесу. И когда челны пристали к берегу на ночевку, она долго не хотела выходить на берег. Однако Разик с доброй понятливой улыбкой все же уговорил ее покинуть челн, выйти на сушу размять ноги. На небольшой галечной косе, к которой пристала флотилия, уже раскинулись шатры. Грунт под ними был устелен густым еловым лапником, так и манившим прилечь на мягкую и теплую зеленую хвою. Весело пылал костер в очаге, наскоро сооруженном из небольших валунов. В котелках, подвешенных на рогульках, булькала, закипая, аппетитная уха из только что пойманной рыбы. Дружинники хозяйничали в этом лесу, как у себя дома. В общем, Джоана с аппетитом поужинала, а затем даже и выспалась. Ее укрыли легким и чрезвычайно теплым одеялом из шкурок каких-то неведомых ей пушных зверьков, и девушке было совсем не холодно, только кончик носа, выставленный наружу, замерз, поскольку ночью, удивительно светлой и больше похожей на поздний вечер, слегка приморозило. Разик потом сказал, что ей повезло, они путешествуют именно ранней осенью, и хорошо, что уже холодно, поскольку нет гнуса. Джоана не поняла, что такое гнус. Разику она, естественно, поверила, но все-таки лес по-прежнему подавлял и даже пугал ее.