Сплошное свинство - Алексей Онищенко

Ответить я не успел. Дверь открылась, и в комнату вошел Борис Сергеевич Рокот, сопровождаемый личной телохранительницей Аллой и двумя младшими телохранителями.

Сказать, что он удивился, — значит ничего не сказать. Рокот был изумлен, как был бы изумлен любой на его месте, застав у себя в квартире голого телохранителя с бутылкой коньяку в руках и темнеющим засосом на предплечье.

— Вот те раз, — ошарашенно произнес Борис Сергеевич и опустился в кресло.

Алла, высокая мускулистая девица в брючном костюме и с гладко зачесанными назад волосами, иронично окинула меня взглядом, сделав равнодушное лицо. Мол, видали мы и получше… Губы двух других телохранителей дрогнули в едва заметной усмешке.

Дверь ванной хлопнула. В комнату вошла Вика, вытирая на ходу голову большим махровым полотенцем. Упомянутое полотенце являлось единственной деталью ее туалета. К несчастью, оно закрывало глаза девушки, поэтому оценить происходящее сразу Вика не смогла. Зато увидела свой бюстгальтер, висящий на ключе от бара, и недовольно крикнула:

— Гаврила! Сколько раз я просила тебя убирать мои вещи! У тебя не так много других обязанностей…

— Вот те два, — произнес Рокот и потянулся к оставленному мной коньяку.

Вика отняла полотенце от головы и испуганно ойкнула. Теперь в комнате находились два абсолютно голых человека против четырех хорошо одетых.

— Тот еще пасьянс, — согласился с моими мыслями Свин.

Немая сцена длилась секунд двадцать. Затем Вика решила взять слово:

— Борис! Это какое-то недоразумение! Я не понимаю, почему Гавриил голый…

— И не понимаешь, почему голая ты, а он не убрал твой бюстгальтер? — с едва заметным сарказмом ухмыльнулся Рокот.

— Это какая-то подстава, — смущенно произнесла Вика.

Не то чтобы она очень боялась. Но соображала что к чему. Отец девушки, ради связей которого Рокот и женился на ней, давно не играл значительной роли ни в политике, ни в бизнесе. А Рокот, наоборот, взлетел к самому поднебесью. Разводиться он, естественно, не стал бы. Все политики у нас такие однолюбы, что слезы от умиления текут. Но иметь его врагом не хотела даже Вика, при всем своем показном нигилизме.

— Подстава? — поднял правую бровь Борис Сергеевич. — Вполне возможно… Только кто кого подставил? Я тебя или ты меня? А, дорогая?

Вика посмотрела на меня с нескрываемой ненавистью. Согласен, на самом деле подставил ее я. Но объяснять что-то Рокоту в таком положении было бессмысленным предприятием.

А Борис Сергеевич между тем все больше и больше наполнялся гневом, словно чайник паром. Его прямоугольное, с будто высеченными из камня чертами лицо налилось вполне ощутимой тяжестью. Уши приобрели нездоровый багровый оттенок. Толстые пальцы сжались в кулаки.

Что и говорить, я почувствовал себя неуютно. Крайне неуютно. И хуже всего был даже не гнев Большого Папочки, а сквозняк. Телохранители не захлопнули дверь, и теперь по квартире гулял весьма ощутимый поток холодного воздуха. Мое тело озябло. На коже выступили противные маленькие пупырышки.

— Ну а ты что скажешь? — вонзил в меня тяжелый взгляд Рокот.

— Ничего не отрицай, — засуетился Свин. — Не перечь. Признавай свершившийся факт. Только так мы сможем достать его.

Я повел плечами и закрыл кистями рук причинное место, демонстрируя крайнюю степень смущения и беззащитности.

— Босс, я приношу свои извинения. Сам не знаю, как это получилось. Клянусь, это больше не повторится.

— Борис, он врет! — взвизгнула Вика. — Между нами ничего не было! Поверь мне, он врет!

Рокот пружинисто поднялся с кресла и зашел ко мне за спину. Я почувствовал, как затылок окатывает нехорошая волна предчувствия.

— Значит, говоришь, что этого не повторится, — словно размышляя, произнес Рокот.

— Честное слово, — глуповато заверил я.

В следующее мгновение я стал видеть мир несколько по-иному. Когда вы получаете мощнейший удар в голову, восприятие окружающего изменяется, причем более радикальным и заметным образом, нежели в результате трехчасовой медитации или после приема ЛСД. Звуки ушли куда-то далеко, зрительные образы заискрились яркими фиолетово-желтыми оттенками. Тело стало ватным и неподвижным. Пропутешествовав некоторое время по параллельным мирам, я вернулся к действительности и осознал, что лежу на полу в осколках одного из журнальных столиков. Правая щека отнялась совершенно. Из носа текла вязкая бордовая кровь. Причин уйти в отключку или взвыть от бессильной ярости было хоть отбавляй. Но Свин не зря муштровал меня все наши совместные десять лет. Благодаря ему я научился держать удар довольно сносно. Когда тебя сбили с ног, главное — не дать волю эмоциям. Не думать, что ты проиграл, что противник ужасная сволочь и он сильнее, а ты — маленькая жертва на крючке. Тот, кто думает подобным образом, всегда проигрывает, даже когда имеет десятикратный перевес в силе. Психология победителя заключается в том, чтобы принять удар, смириться с ним и даже полюбить его. Тогда удар перестает быть ударом — ведь нас преследует только то, чему мы сопротивляемся. А когда ты не считаешь, что тебя сбили и унизили — ты уже на плаву, наверху и в сантиметре от победы. Поэтому я всего лишь вытер кровь тыльной стороной ладони и отметил про себя, что удар у Бориса Сергеевича по-настоящему хорош. Насколько я знал, он не был хлюпиком и в молодости лет семь достаточно успешно занимался боксом. Если и стоило о чем-то сожалеть, так это о падении института юношеских спортивных школ в России. Дай нашим парням хороших тренеров — и во всем мире не останется чернокожих боксеров на профессиональном ринге…

Рокот между тем не собирался останавливаться на достигнутом. Подойдя к моему распростертому телу, он пнул меня ногой, вполне очевидно метя в область паха. Если бы я пережевывал свою обиду, то, несомненно, пропустил бы удар. И учитывая, что на ногах Босса были модные итальянские туфли с острыми, точно у средневекового шута, носками, перспективы моей половой жизни в будущем равнялись бы нулю. Но я контролировал ситуацию, а потому достаточно успешно сохранил свое мужское достоинство, подставив под удар ляжку. Конечно, ощущение тоже было не из приятных. Но что делать: иногда свобода выбора означает не выбор между добром и злом, а выбор между большим и меньшим злом. Таковы правила, которые устанавливаем не мы…

— Скотина, — прошипел сквозь зубы Рокот. — Чего тебе не хватало? Мало денег? Работенка пыльная? Не мог найти девку по душе?

Я молчал, внимательно следя за его ногами.

— У тебя же такие положительные характеристики, — продолжал отчитывать меня Рокот, попутно примериваясь к новому удару. — Скажи, чего тебе не хватало?

— Борис, это какая-то подстава, — всхлипнула Вика. — Не бей его! Просто выясни, зачем он это сделал.

Не знаю, жалела ли она меня или просто ей трудно было выносить вид и запах крови. В любом случае, Вика — единственная, кто заступился за меня: Алла и двое парней наблюдали за происходящим с профессионально бесстрастными лицами. Я не винил их: в последнее время фраза «Ничего личного. Это только бизнес» стала всеобщим заменителем «Отче наш». Ребята просто выполняли свою службу. Кто-то облажался и должен быть наказан, а может, и убит. Что здесь такого? Это только бизнес. Ничего личного…

Но Рокот не желал заступничества. Повернувшись к жене, он вытянул к ней руку, словно на думской трибуне, и заговорил, яростно сплевывая слова сквозь побелевшие от гнева губы:

— А ты молчи. Просто молчи. Если ты думаешь, что это сойдет тебе с рук, то крупно ошибаешься. Я долго терпел твои выходки. Я позволял тебе все. Я закрывал глаза на все твои проделки с кокаином и литровые дозы мартини. Все, что я требовал от тебя, — это верность. Просто верность, и ничего более. А ты не смогла продержаться и дня, чтобы не прыгнуть в койку к этому уроду!

— Что он чувствует? — спросил я Свина. — Обиду, ненависть, горечь?

Свин несколько секунд сканировал ауру Рокота.

— Нет, ничего, — прозвучал неутешительный ответ. — Он не обижен. Раздражен немного, но только внешне. В глубине души даже радуется, что представилась возможность поставить жену на место. Он слишком долго чувствовал себя обязанным по отношению к ней. Считал, что сделал карьеру благодаря ее отцу. Гнал от себя эту мысль и теперь получил хороший повод уничтожить ее осуждением.

Что ж, и тут у нас не выгорело. Все домашние заготовки и экспромт моего старшего офицера пошли насмарку. Оставалось последнее действенное средство — импровизация оперативника. Я прибегал к нему крайне редко. В конце концов, старшим в нашей связке был Свин. И на нем лежала большая часть ответственности за исход операций. Но все же иногда даже Свин оказывался не на высоте. Тогда в дело вступал я, хотя опять-таки не без его помощи. Свин постоянно талдычил о необходимости обращаться к подсознанию. Оно, дескать, знает все, оно уже выбрало наиболее выгодный вариант развития событий из тысячи возможных. Надо только услышать его. И где же здесь справедливость? Те, кому удавалось слышать свое подсознание, становились святыми, миллиардерами или, на худой конец, выигрывали в лотерею джек-пот. Остальным же приходилось прорываться к подсказкам через множество препятствий. Я слабо верил во все это, но, в любом случае, мне был известен алгоритм обращения к своему подсознанию, и я не видел причин, почему бы не применить его в данной ситуации.