Подари себе рай (Действо 3) - Олесь Бенюх

В институте приняли меня с интересом. С одной стороны, и ты это знаешь, моя уважительность (не показная, всамделишная) к любому труду уборщицы и академика, с другой - создание в коллективе атмосферы нетерпимости ко всякого рода подсиживаниям и оговорам из элементарной зависти, стремления сделать карьеру любыми средствами. Ты не представляешь, каким ядовитым цветом разросся этот мерзкий чертополох! Мутный поток анонимок и доносов калечит и топит честных, прекрасных людей, а их авторы благоденствуют в безнаказанности. Я подобрал несколько вопиющих примеров и предложил секретарю парткома провести общее открытое партсобрание. Повестка дня: "Честь и порядочность коммуниста". Я сам выступил докладчиком и прямо зачитал несколько облыжных заявлений и назвал имена авторов. Если скажу, что поднялась буря, значит ничего не скажу. Мне тут же один из обозначенных пакостников приклеил ярлык "американский шпион". Собрание продолжалось более пяти часов. А на следующее утро позвонил первый секретарь МК Щербаков (ты знаешь - он сменил Никиту) и сказал "Молодцы! По партийному поступили, по-сталински. Так держать!" Кстати, после этого собрания многие видные ученые из МГУ и других вузов обратились ко мне с просьбой предоставить им работу в нашем институте. А я исподволь присматриваюсь, прикидываю насколько он сможет быть полигоном будущей академии. Похоже, очень даже сможет...

Да, звонил я дважды в Киев Никите. Говорил оба раза с его помощниками. Был он то на совещании по коневодству в наркомате по сельскому хозяйству, то в Черкассах на пленуме обкома. Обещали доложить. Но пока он не перезвонил.

А семейные дела мои неважнецкие, дружище. То есть, внешне все как будто бы в ажуре - мы с Машей ходим по гостям, принимаем кое-кого у себя (все по ее работе). Бываем в театрах, вот на прошлой неделе в Большом "Кармен" слушали, заказаны билеты на "Хованщину" и "Лебединое". А в "Ударнике" не пропускаем ни одного нового фильма. Алешка вытянулся, почти жених. Мы с ним обязательно раз в неделю здоровье поправляем - ездим в "Сандуны" или "Центральные", паримся, плаваем наперегонки в бассейне. Образцово-показательная семья. Но я же все время думаю о Сильвии. Ночью бываю с Машей, а представляю её, обнимаю её, ласкаю её. И запахи, такие тонкие, такие дурманящие, её запахи меня не отпускают! И ты знаешь, Маша или делает вид (но тогда она очень талантливая актриса, чего я ранее за ней не замечал), или действительно не видит, что со мной творится. Само собой, вездесущие, услужливые доброхоты, скорее всего консул или кто-нибудь с его подачи сообщили ей о моем нью-йоркском адюльтере. Ты знаешь, что она мне сказала в первую ночь, когда я вернулся? "Мне рассказали о твоем французском приключении. Так вот - я не желаю ничего слушать. Ничего не было. Мое отношение к тебе прежнее. Ты мой муж и отец моего ребенка". И по-моему она уже беременна. Невзначай спросила, хочу ли я дочь. А я хочу одного - быть с Сильвией...

Еще одно: ты, конечно, помнишь Соню. Маша мне об этом не писала, но Соня познакомилась с младшим лейтенантом из НКВД и полтора года назад вышла за него замуж. И как в воду канула - в Москве по адресу, который она дала, ее нет и не было. О ее муже сведений никаких в приемной наркомата не дали. А на Украину, сам понимаешь, письмо как пошло, так и пришло назад нераспечатанное - некому его было получать. Ни Сони, ни ее родных.

Теперь у нас новая домработница Матрена Ивановна. Она из-под Ряжска, уехала в Москву во время голода уже как лет семь. Всё это время живет в людях. Вдова. Две дочки, погодки, их ей удалось пристроить в детдом в Александрове, сейчас они заканчивают девятый и десятый классы. Характер у М.И. покладистый, с Машей и Алешкой ладит. Она перенесла в гражданскую войну тиф и теперь глуховата. На этой почве случаются забавные казусы. И если у Сони был мягкий малороссийский говор, то у М.И. сельский рязанский.

Февраль. Письмо не успело к прошлой диппочте, дописываю сейчас. Вчера скончалась Надежда Константиновна Крупская. Это большая утрата для всей страны. Для меня это огромная трагедия. Я потерял доброго старшего друга. И не стало наставника и вдохновителя великой идеи - создания Академии Педнаук. На душе темно, одиноко, жутко. Жизнь удерживает мысль, что где-то далеко-далеко, на другой планете, есть светлое, чистое, бесконечно дорогое существо, для которого я тоже что-то значу. Надеюсь.

О ЧЕМ ПЕЛА СКРИПКА

И к завучу, и к преподавателю русского языка и литературы агенты ФБР сделали несколько подходов. Валентина и в магазины, и в кино, и в Центральный парк ходила одна. Это было вопреки всем инструкциям, но консул и его помощники смотрели на это сквозь пальцы. Однажды в Мэдисон Сквеар Гарден к ней подсел молодой красавчик. В моднейшей тройке, лакированных туфлях, дорогой шляпе он заговорил с ней запросто, без вычурных заходов, как если бы они были знакомы много лет.

- Вы на кого ставите? - он кивнул в сторону шести рингов, на которых одновременно состязались пары борцов. - На Смертельного Удава или на Грозного Вампира?

- На Бенгальского Тигра, - улыбнулась она.

- Потерянные деньги, - убежденно заверил он.

- Если фаворит и победит, это будут небольшие деньги. А тут вдруг, в силу каких-нибудь невероятных обстоятельств, явный слабак выйдет в дамки. И в кармане окажется джэк-пот.

- Ваша логика построена на риске, но мне она по душе. Между прочим, меня зовут Винсент.

- Вэл.

В тот же вечер они славно поужинали в богемном клубе "Пять тузов".

- Надо же - русская! Советская! Комиссар Кремля! - Винсент восхищенно цокал языком, с обожанием пожирал глазами "славянский симпомпончик". Официант - еще "Смирновской" дабл, мне и даме! Еще! Еще!

Валентина умиленно чокалась, по-гусарски лихо "махала" рюмку за рюмкой. Если бы Винсент знал, что во всем ГРУ не было и трех мужиков, которые могли бы перепить "Екатерину Медичи"! На следующее утро она отправила в центр информацию о новом знакомце с его детальным словесным и психологическим портретом. Через три недели она получила из Москвы сообщение: "Винсент Олбейн, "Секундант", он же "Рип Ван Винкль", штатный сотрудник ФБР, специализация - нужные особы прекрасного пола; и указание: контакт продолжать, по-прежнему держать на расстоянии".

Женю прихватили на крючок довольно примитивным, но безотказно работающим способом. Когда он, случайно потеряв своих коллег в толчее большого универмага, вышел с покупками на улицу, чтобы отправиться домой, его остановили двое из службы охраны магазина и предложили предъявить чеки на покупки. Сличив их с содержимым его сумок, охранники "обнаружили" два неоплаченных предмета: изящный, очень дорогой маникюрный набор и золотые запонки, украшенные жемчужинами. Из полицейского участка доведенного до отчаяния жестким допросом Женю вызволил пожилой, седовласый господин. Он сказал, что имеет отношение к прокурорскому надзору и что когда он узнал, что преподаватель советской школы обвиняется в банальном магазинном воровстве, он решил прийти на помощь. Им руководят симпатии к Стране Советов и он попытается замять это дело. Жене лучше никому не рассказывать о случившемся. Андерс Андерсон (так назвался добросердечный прокурор) сам свяжется с Женей и сообщит ему об исходе инцидента. И дней через десять он связался. Женя и преподавательница математики с двумя старшими классами выехали в музей Метрополитан. Там, ближе к концу экскурсии, с ним и столкнулся нос к носу Андерсон. Разговор был короткий, любезный: дело улажено, надо бы встретиться и отметить благополучный финал. Из дальнейшего развития знакомства постепенно вырисовывался контур взаимоотношений в будущем, в известной мере схожий с предложенным и Валентине: загранкомандировка скоро завершается и есть желание, надеемся - обоюдное, продолжить добрые связи в России; мы были вам полезны здесь, будем полезны и там. Женя, поколебавшись один день после случая в магазине, рассказал обо всем и директору, и консулу. Раздувать кадило, по зрелому размышлению, не стали. Ограничились очередным совещанием во всех посольских учреждениях, на котором, не называя фамилий, рассказали о возможных провокациях и о том, что попытки таковых уже имели место.

Ни внешняя разведка Берии, ни ГРУ Генштаба Ворошилова не сочли целесообразным затевать игру в двойников с американцами. Не хватало сил на стратегических направлениях: Германия и Япония. Именно в силу этого (и еще в какой-то степени потому, что у нее не очень заладились дела в США) Валентину с другой легендой Голиков решить вернуть в Италию. О варианте с Женей не стали и докладывать Берии - при решении всех вопросов нарком ставил во главу угла профессионализм исполнителей, а какой же профессионал-контрразведчик из школьного учителя. ФБР тоже не особо горевало в обоих этих случаях. К тому времени у Гувера была небольшая, но надежная и опытная агентура в Советской России: законсервированные в начале двадцатых дореволюционные кадры, вовремя перекрасившиеся оппозиционеры, заново завербованные инженеры и ученые - актив тех его агентов, которые среди сотен американцев работали в СССР в годы бурливших энтузиазмом первых пятилеток. От них пока не требовалось никаких результативных акций. Главное: сбор и передача информации военно-экономического характера, сведений о настроениях всех слоев населения, данных о потенциально возможных выдвиженцах на руководящие посты, елико возможно достоверных слухов и сплетен о положении в сталинской правящей верхушке - формировании кланов и группировок, появлении фаворитов, здоровье и семейных склоках и дрязгах членов ПБ. В советской колонии в Америке пристальное внимание могущественного Эдгара привлекала среди некоторых прочих фигура Сергея, вездесущего корреспондента газеты "Известия". Однажды в юности Гуверу случилось быть на ловле угрей. Удочкой их было не взять - они ползли по мокрой траве, десятки, сотни. Надо было брать их руками, но из рук они выскальзывали - их не за что было ухватить. Так и этот Сергей - он никому не предлагал подкуп (ну, скажем, за особо секретные документы), никого не пытался вульгарно вербовать. Но круг его знакомств поражал и широтой, и размерами. И подвижен был этот русский феноменально - сегодня в Портлэнде, завтра в Фениксе, послезавтра в Сан-Антонио. И везде-то у него знакомые, друзья, приятели. И эта Элис, репортерша из богатеньких с розовыми мозгами, всегда рядом с ним. Ничего, голубушка, я до тебя еще доберусь, до всех пособников заморских комми доберусь, не будь я Эдгар Несгибаемый!